многое пыталась оспорить, над многим намеревалась поразмыслить,
потому что была человеком основательным, любившим докапываться
до корней. И шла домой, раскладывая по полочкам услышанное, а
Зиночка щебетала рядом:
же, говорила! Господи, восемь лет из-за тебя потеряли. Какая
посуда! Нет, ты видела, какая посуда? Как в музее! Наверное, из
такой посуды Потемкин пил.
произнесла Искра.-- Зачем же с ней спорить, если она -- истина?
лишнего человека..." -- Зина очень похоже передразнила
Валентину Андроновну и рассмеялась.-- Попробуй, поспорь с этой
истиной, а Валендра тебе "оч. плохо" вкатит.
Кто объявляет, что истина -- это и есть истина? Ну, кто? Кто?
начальники... А мне налево, и дай я тебя поцелую.
светло-русую прядку, и они расстались. Зина бежала, нарочно
цокая каблучками, а Искра шла хоть и быстро, но степенно и
тихо, старательно продолжала думать.
страшной ночи, когда за нею случайно подсмотрела Искра, мама
стала курить. Много курить, разбрасывая по всей комнате пустые
и начатые пачки "Дели".
свой угол, за шкаф, где стояли маленький столик и этажерка с ее
книгами. Пыталась заниматься, что-то решала, переписывала, но
разговор не выходил из головы.
выписками и закладками, сунула папиросу в пепельницу, подумала,
достала ее оттуда и прикурила снова.
пожалуйста.
которые не требуют доказательства.
бы зверем. А ему нужно знать, во имя чего он живет.
истину, которой учит нас партия. За нее пролито столько крови и
принято столько мук, что спорить с нею, а тем более сомневаться
-- значит предавать тех, кто погиб и... и еще погибнет. Эта
истина -- наша сила и наша гордость. Искра. Я правильно поняла
твой вопрос?
Понимаешь, мне кажется, что у нас в школе не учат спорить.
доказательства. Это казуистика. Человек, преданный нашей
истине, будет, если понадобится, защищать ее с оружием в руках.
Вот чему надо учить. А болтовня не наше занятие. Мы строим
новое общество, нам не до болтовни.-- Мать бросила в пепельницу
окурок, вопросительно поглядела на Искру.-- Почему ты спросила
об этом?
растревожил, о восклицательных и вопросительных знаках, по
которым Леонид Сергеевич оценивал искусство, но посмотрела в
привычно суровые материнские глаза и сказал:
твой библиотечный формуляр, да все никак не соберусь, а мне
завтра предстоит серьезное выступление.
помимо формуляра. Обмен книгами в школе существовал, вероятно,
еще с гимназических времен, и Искра уже знала Гамсуна и
Келлермана, придя от "Виктории" и "Ингеборг" в странное
состояние тревоги и ожидания. Тревога и ожидание не отпускали
даже по ночам, и сны ей снились совсем не формулярного
свойства. Но об этом она не говорила никому, даже Зиночке, хотя
Зиночка о подобных снах частенько говорила ей. Тогда Искра
очень сердилась, и Зина не понимала, что сердится она за
угаданные сны.
непреложных истин, но кроме них существовали и истины спорные,
так сказать, истины второго порядка. Такой истиной, в
частности, было отношение к Есенину, которого Искра все эти дни
читала, учила наизусть и кое-что из которого переписывала в
тетрадь, поскольку книга подлежала скорому возврату. Она
переписывала тайком от матери, потому что запрет, хоть и не
гласный, все же действовал, и Искра впервые спорила с
официальным положением, а значит, и с истиной.
ему о своих сомнениях.-- Есенину просто завидуют, вот и все. И
хотят, чтобы мы его забыли.
посоветоваться было не с кем, и она, основательно подумав,
решила расспросить при случае Леонида Сергеевича.
разговора среди парт первоклашек, не было чтения крамольных
стихов, да и самого вечера у Артема тоже вроде бы не было.
Валентина Андроновна никого больше не вызывала, при встречах
милостиво улыбалась, и Искра решила, что Леонид Сергеевич прав:
случилось под горячую руку. Никто не путал порядок вещей,
истины оставались истинами--такими же чистыми, недоступными и
манящими, как восьмитысячники Гималаев. Искра по-прежнему
усердно занималась, читала стихи и неформулярные романы, играла
в баскетбол, ходила с Сашей в кино или просто так и регулярно
выпускала стенгазету, поскольку была ее главным редактором.
легкой влюбленности. Влюбленность являлась насущной
необходимостью, без нее просто невозможно было бы существовать,
и каждое первое сентября, заново возвращаясь в класс, Зиночка
срочно определяла, в кого она будет влюблена в данном учебном
году. Выбранный ею объект и не подозревал, что стал таковым:
понравиться -- ей вполне хватало того, что сама она считала
себя влюбленной, мечтала о взаимности и страдала от ревности.
Это была прекрасная жизнь в мечтах, но в этом году старый
способ себя почему-то не оправдал, и Зиночка пребывала в
состоянии страшного желания куда-то все время бежать и в то же
время оставаться на месте и ждать, ждать нетерпеливо и
отчаянно, а чего ждать, она не знала.
любви (он был предметом в третьем, но не знал этого). Зиночка
тогда спасла его от возмездия по страсти к сильным ощущениям: у
нее была такая тяга к страшному -- ляпнуть что-то, а потом
посмотреть, что из этого выйдет. Из того опыта ничего доброго
не вышло, но зато Зина всласть наревелась и долгое время ходила
в героинях, даже за косы ее дергали сильнее и чаще, чем
остальных девочек. И этого было достаточно, и она не обращала
на Артема ровно никакого внимания еще целых три года, успев
заменить косички короткой стрижкой. А на дне рождения вдруг
открыла, что сама, оказывается, стала объектом, что нравится
Артему, что он совершенно особенно смотрит на нее и совершенно
особенно с ней говорит.
возгордилась, стала пуще прежнего вертеться перед встречными
зеркалами и испытывать острую потребность в разговорах о том
вечере, о любви, тоске и страданиях. Вот тут-то на нее и
наткнулась Валентина Андроновна и легко выпытала все, правда,
все настолько запутанное, что запуталась сама и оставила это
бесперспективное дело.
десятиклассника, проявившие энергичный интерес. Один был просто
самый красивый парень в школе, которого за красоту девичье
большинство регулярно выбирало старостой класса и который с
завидным постоянством ничего не делал на этом высоком посту.
Второй тоже был ничего, и Зиночка вдруг с ужасом поняла, что на
нее свалилось слишком много счастья. Надо было что-то решать, а
решать Зиночка не любила, страдала, убивалась и никогда ничего
не решала.
Орловский Гай Юлий
Якубенко Николай
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Никитин Юрий