АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Ну, это как угодно, подумал я. Мой долг был исполнен. Я попрощался и вышел.
Нужно было чем-то себя занять до возвращения мадемуазель, чтобы время не тянулось так медленно. Я прошелся по комнатам и в гостиной обратил внимание на ковер, сплошь увешанный кавказским и турецким оружием. Встал на стул, снял кинжал с серебряной насечкой, провел пальцем. Ножны оказались чисты, ни пылинки. Мне стало интересно, хватает ли у Сомова дотошности, чтобы следить не только за ножнами, но и за клинком.
Я медленно вытянул лезвие, подышал на него, посмотрел на свет. Так и есть - разводы. А если кто-нибудь из гостей так же вот возьмет полюбопытствовать? Выйдет неловко. Все-таки Сомову до настоящего дворецкого еще далеко, определил я и, признаться, ощутил некоторое внутреннее удовлетворение.
Раздались странные, шлепающие шаги. Я обернулся, все еще стоя на стуле, и увидел господина Масу. Он был в том же японском исподнем и вовсе без обуви. О, господи, что он себе позволяет! Разгуливать по дому в этаком виде!
Надо полагать, у меня сделался весьма сердитый вид, да и обнаженный кинжал в руке, вероятно, смотрелся презловеще. Во всяком случае, японец явно испугался.
Он подбежал ко мне, схватил за руку и затараторил так быстро, что я не разобрал половины:
- Чеперь я видзю, сьто вы дзействичерьно содзяреете. Вы настоясий самурай, и я принимаю ваши идзвинения. Не нузьно харакири.
Я понял лишь, что он отчего-то решил сменить гнев на милость и больше на меня не сердится. Что ж, тем лучше.
* * *
Обход комнат я так и не завершил. Лакей Липпс разыскал меня в буфетной, где я проверял, хорошо ли отутюжены салфетки, и передал, чтобы я немедленно отправлялся в бельэтаж к Павлу Георгиевичу.
В комнате у великого князя сидел и лейтенант Эндлунг, поглядывавший на меня с загадочным видом и куривший длинный турецкий чубук.
- Садись, Афанасий, садись, - пригласил его высочество, что уже само по себе было необычно.
Я осторожно опустился на краешек стула, не ожидая от этого разговора ничего хорошего.
Вид у Павла Георгиевича был возбужденный и решительный, однако беседу он завел вовсе не о том, чего я опасался.
- Филя давно мне втолковывал, что ты, Афанасий, вовсе не так прост, как кажешься, - начал великий князь, кивнув на Эндлунга, - а я ему не верил. Теперь вижу, что так оно и есть.
Я уже приготовился оправдываться, но его высочество махнул рукой - мол, помолчи - и продолжил:
- А потому мы посоветовались и решили привлечь тебя к делу. Ты не думай, что я какой-нибудь бессердечный шалопай и все эти дни сидел, сложа руки или, там, по ресторанам ездил. Нет, Афанасий, это одна видимость, а на самом деле мы с Филькой все время думали только об одном - как помочь бедному Мике. Полиция полицией, но ведь и мы чего-то стоим. Надобно действовать, иначе эти государственные умники добьются того, что преступники уморят брата, а то и просто убьют. Для них стекляшка дороже!
Это была сущая правда, я и сам так думал, но, честно говоря, не ожидал от лихих моряков чего-то дельного и потому ограничился почтительным наклоном головы.
- У Эндлунга собственная теория, - взволнованно проговорил Павел Георгиевич. - Филя, расскажи ему.
- Охотно, - отозвался лейтенант, выпуская облачко дыма. - Рассудите сами, Афанасий Степанович. Тут всё куда как просто. Что известно про этого доктора Линда?
Я подождал, пока он сам ответит на свой вопрос, и Эндлунг продолжил, подняв палец:
- Только одно. Что он женоненавистник. Еще бы он был не женоненавистник! Нормальный человек, охочий до бабеток, как мы с вами [при этой ремарке я поневоле сморщился], на этакие гнусности не пойдет. Ведь верно?
- Предположим, - осторожно сказал я. - И что с того?
В аналитические способности бравого лейтенанта мне как-то не верилось. Однако Эндлунг меня удивил.
- А кто терпеть не может женщин? - с победительным видом поинтересовался он.
- Да, в самом деле, кто? - подхватил Павел Георгиевич.
Я подумал и повторил:
- Кто?
Его высочество переглянулся с приятелем.
- Ну же, Афанасий, соображай. Я подумал еще.
- Ну, многие женщины терпеть не могут своих сестер по полу...
-Ах, Афанасий, как же ты тугодумен, право! Мы ведь говорим не про женщин, а про доктора Линда. Эндлунг веско произнес:
- Бугры.
В первое мгновение я не понял, какие бугры он имеет в виду, но потом сообразил, что речь идет не о возвышенностях рельефа, а французском слове bougre, которым в приличном обществе называют мужеложцев. Впрочем, лейтенант тут же пояснил свою мысль и иным термином, в обществе не принятым вовсе, поэтому повторять его я не стану.
- И все сразу становится ясным! - воскликнул Эндлунг. - Линд - бугр, и вся его шайка тоже сплошь бардаши - бугры и тапетки.
- Кто-кто? - переспросил я.
- Тапетки, они же девоньки, племяшки, слюнтяйки - ну, пассивные бардаши. Разумеется, в такой банде все друг за друга горой! И Москву для своего злодеяния Линд выбрал неслучайно. У бардашей благодаря дядюшке Сэму тут теперь просто Мекка. Недаром говорят: раньше Москва стояла на семи холмах, а теперь на одном бугре.
Этот злой каламбур, намекающий на особенные пристрастия Симеона Александровича, мне приходилось слышать и раньше. Я счел своим долгом заметить, обращаясь к Эндлунгу:
- Неужто же вы, господин камер-юнкер, предполагаете, что его высочество московский генерал-губернатор может быть причастен к похищению собственного племянника?
- Нет конечно! - воскликнул Павел Георгиевич. - Но вокруг дяди Сэма трется столько всякой швали. Да взять хоть бы наших дорогих гостей, Карра и Бэнвилла. Предположим, лорд нам еще худо-бедно известен, хотя тоже недавно - всего три месяца, как познакомились. А кто таков этот мистер Карр? И чего ради Бэнвилл напросился к папеньке в гости?
- Ну как же, ваше высочество, такое событие - коронация.
- А если дело совсем в другом? - азартно махнул трубкой Эндлунг. - Если он вообще никакой не лорд? И уж, конечно, особенно подозрителен этот прилизанный Карр. Вы вспомните, они появились в Эрмитаже в самый день похищения. Всё ходят тут, вынюхивают. Я совершенно уверен, что тот или другой, а то и оба связаны с Линдом!
- Карр, вне всякого сомнения это Карр, - убежденно произнес великий князь. - Бэнвилл все-таки человек из высшего общества. Такие манеры и такой выговор не подделаешь.
- А кто тебе сказал, Полли, что доктор Линд - не человек из общества? - возразил лейтенант.
Оба были правы, и вообще всё это, на мой взгляд, звучало очень даже неглупо. Вот уж не ожидал.
- Не сообщить ли об этих подозрениях полковнику Карновичу? - предложил я.
- Нет-нет, - покачал головой Павел Георгиевич. - Он или этот болван Ласовский только снова всё испортят. К тому же у обоих полно забот в связи с завтрашней коронацией.
- Тогда господину Фандорину? - сказал я скрепя сердце.
Эндлунг и его высочество переглянулись.
- Понимаешь, Афанасий, - протянул великий князь, - Фандорин, конечно, человек умный, но он ведь, кажется, готовит какую-то хитрую операцию. И пусть себе готовит.
- Обойдемся сами, - отрезал лейтенант. - И еще посмотрим, чья операция похитрее. Но нам нужен помощник. Скажите, Зюкин, вы с нами или нет?
Я согласился сразу и без малейших колебаний. Мысль о том, что я снова буду занят в настоящем деле, да еще без участия господина Фандорина, несказанно меня воодушевила.
- Что нужно делать? - спросил я.
- Для начала установить слежку, - деловито объявил Эндлунг. - За обоими. Полли этим заняться не может - он слишком на виду и к тому же у него полно обязанностей. Сегодня у августейшей семьи всенощное бдение, а завтра на коронации он вообще будет, как мопс на привязи. Потому мы вас и привлекли. Итак, я буду следить за Карром, а вы, Зюкин, за Бэнвиллом.
Я отметил, что самого многообещающего из подозреваемых он оставил за собой, но возражать не стал - в конце концов, до этой идеи додумался Эндлунг, а не я.
- Ах, как же я вам завидую! - жалобно воскликнул его высочество.
* * *
Согласно договоренности, я устроился с "Московскими ведомостями" на банкетке возле лестницы, откуда просматривалась дверь милорда. Эндлунг же уселся раскладывать пасьянс в малой гостиной, потому что оттуда была видна комната мистера Карра.
В предвидении слежки я сменил ливрею на хороший костюм темно-серой английской шерсти, прошлогодний подарок великой княгини. Эндлунг тоже переоделся в статское - песочную клетчатую двойку и щегольские штиблеты с белыми гетрами.
Коротая время, я читал текст всенародного торжественного объявления о завтрашней коронации:
Всепресветлейший, Державнейший, Великий государь император Николай Александрович, восшед на прародительский наследственный престол Российской империи и нераздельных с нею Царства Польского и Великого княжества Финляндского, по окразу Благочестивых государей, предков своих, указать соизволил:
Священнейшему коронованию его императорского величества и от святого мира помазанию быть, при помощи Всевышнего сего мая в 14-м день. К священному сию действию его императорское величество указал приобщить и супругу свою великую государыню императрицу Александру Феодоровну. О сем торжестве всем верноподданным чрез сне возвещается, дабы вожделенный оный день усугубили мольбы свои к Царю Царствующих, да всепомощною своею благодатию приосенить Царство его величества н да утвердить в нем мир н тишину, во славу свою святую н к непоколебимому Благоденствию государства.
Величавые, исполненные высокого достоинства слова наполнили мою душу уверенностью и спокойствием. Чтение официальных документов всегда воздействовало на меня самым благотворным образом, в особенности же теперь, когда незыблемость крепкого здания русской монархии вдруг оказалась под угрозой.
С удовлетворением изучил я и состав герольд-команды, ежедневно зачитывающей это послание на Сенатской площади Кремля: "Генерал-адъютант в чине полного генерала, два генерал-адъютанта генерал-адъютантского чина, два коронационных обер-церемониймейстера, два герольда, четыре церемониймейстера, два сенатских секретаря, два в конном строю дивизиона - один от кавалергардского ее величества государыни императрицы Марии Феодоровны полка, а другой - от лейб-гвардии конного полка, с литаврщиками и полными хорами трубачей; при каждом дивизионе по два трубача с трубами, украшенными золотой парчой с изображением государственного герба и двенадцать заводных верховых лошадей в богатых попонах". Какая красота! Какая музыка в каждом слове, в звуке каждого чина и звания!
В прошлом году по почину новой императрицы, пожелавшей сделаться более русской нежели сами русские, в придворном чиноименовании чуть было не свершилась целая революция - возник проект поменять немецкие звания на старомосковские. Обер-камергеров задумали переименовать в постельничих, камергеров в спальников, обер-шталмейстеров в ясельничих, мундшенков в чарочников, камер-юнкеров в комнатных дворян и тому подобное. Среди придворных служителей произошло волнение, по замечанию Эндлунга, напоминающее картину живописца Брюллова "Гибель Помпеи", однако, слава богу, обошлось. Когда обер-гофмаршал светлейший князь Альтен-Кобург-Святополк-Бобруйский узнал, что по новому (а вернее, древнему) порядку он станет называться "дворецким", вышел громкий скандал, и проект был предан забвению.
Через дырочку, проверченную в газетном листе, я увидел приближающегося по коридору мистера Фрейби и прикинулся, будто увлечен чтением, однако англичанин остановился и поздоровался.
Компания батлера обыкновенно действовала на меня успокаивающе, но сейчас его появление было очень некстати, ибо дверь комнаты лорда Бэнвилла могла в любую минуту распахнуться.
- Good news? - спросил Фрейби, кивнув на газету, и выудил из кармана словарь. - Хороший... новость?
У меня словаря при себе не было - остался в ливрее, поэтому я ограничился простым кивком.
Внимательно оглядев меня, англичанин произнес какую-то фразу из четырех коротких слов. Снова зашелестел лексиконом.
- Ты... смотреть.. .лучше... сегодня.
Я встрепенулся и испуганно уставился снизу вверх на его румяную физиономию. Откуда он знает о нашем плане? Что он вообще знает?
Батлер благожелательно улыбнулся и с поклоном прошествовал дальше.
А еще через пять минуте коридор вышел мистер Карр. Выглядел он довольно странно: невзирая на ясную, теплую погоду укутан в длинный, до пят плащ; широкая, с обвислыми полями шляпа надвинута чуть не до носа, и еще мне бросились в глаза туфли на высоком и весьма тонком каблуке. Припав к самой дырке, я разглядел, что английский джентльмен накрашен и нарумянен больше обычного.
Грациозно постукивая, мистер Карр прошел к выходу. Затем мимо меня, беззаботно насвистывая, прошагал Эндлунг. Оглянулся, подмигнул, а я остался на своем посту.
Но ждать мне пришлось недолго. Буквально через полминуты скрипнула дверь милорда, и Бэнвилл, ступая на цыпочках, двинулся следом. Он тоже был в плаще, хоть и не в таком длинном, как у мистера Карра.
Происходило нечто загадочное. Я выждал самую малость, надел котелок и пристроился к этому странному шествию замыкающим.
С нынешнего дня венценосная чета переместилась из Александрийского дворца в Кремль, поэтому агенты из парка разом исчезли - и очень кстати, стороннему наблюдателю наши маневры непременно показались бы подозрительными.
Я не мог подать Эндлунгу сигнала, боясь вспугнуть лорда Бэнвилла, а сам лейтенант назад не оглядывался. Однако шел он небрежным, прогулочным шагом, и я скоро понял, что милорда интересует вовсе не Энддунг, а мистер Карр.
За воротами сей последний сел на извозчика и покатил в сторону Калужской площади. Когда Карр садился в коляску, пола плаща откинулась, и в луче заходящего солнца блеснуло что-то яркое, переливчатое, похожее на подол парчового или атласного платья.
Эндлунг, постукивая тросточкой, прошел немного по тротуару, остановил встречного ваньку и, перемолвившись с ним парой слов, покатил в том же направлении. А вот Бэнвиллу не повезло - больше пролеток на улице не было. Британец выбежал на мостовую, глядя вслед удаляющимся коляскам. Я же на всякий случай затаился в кустах.
Прошло минут пять, а то и десять, прежде чем милорду удалось сесть на извозчика. Очевидно, Бэнвилл знал или догадывался, куда отправляется мистер Карр, потому что крикнул вознице что-то очень короткое, и пролетка загромыхала по булыжнику.
Теперь настал мой черед нервничать. Но я ждать свободного ваньку не стал - остановил мужичка-водовоза, посулил ему два целковых, и уселся на передок рядом с бочкой. Мужичок хлестнул своего битюга кнутом, тот тряхнул косматой гривой, фыркнул и побежал вдоль широкой улицы ничуть не плоше извозчичьей кобылы.
Должно быть, в своем солидном наряде я смотрелся этой дощатой телеге престранно, однако это сейчас имело ровным счетом никакого значения - главное, что лорд Бэнвилл оставался в поле моего зрения.
Мы переехали уже знакомый мне Крымский мост повернули в переулки, и, оставив по правой руке Храм Христа Спасителя, оказались на богатой, красивой улице, сплошь застроенной дворцами и особняками. У одного из домов, с ярко освещенным подъездом, одна за другой останавливались кареты и коляски. Там же, расплатившись с извозчиком, вышел и Бэнвилл. Он миновал важного, раззолоченного швейцара и исчез в высоких, украшенных лепниной дверях, а я остался стоять на тротуаре - водовоз со своей бочкой и моими двумя рублями загрохотал дальше.
Судя по всему, в особняке намечался маскарад, потому что все приезжающие были в масках. Присмотревшись к гостям, я обнаружил, что они делятся на два типа: мужчины в обычных фраках и костюмах или же особы неопределенного пола, подобно мистеру Карру, закутанные в длинные-предлинные плащи. Многие прибывали парами, под руку, и я догадался, какого рода сборище здесь происходит.
Кто-то взял меня сзади за локоть. Я обернулся - Эндлунг.
- Это "Элизиум", - шепнул он, блеснув глазами. - Привилегированный клуб для московских бардашей. Мой тоже там.
- Мистер Карр? - спросил я. Лейтенант кивнул, озабоченно двигая подкрученными пшеничными усиками.
- Так запросто туда не влезешь. Нужно загримироваться. Эврика! - Он хлопнул меня по плечу. - За мной, Зюкин! Тут в пяти минутах Театр Варьете, у меня там полно приятельниц.
Он взял меня под руку и быстро повел по быстро темнеющей улице.
- Видели, некоторые в плащах до земли? Это и есть тапетки, у них под плащами женские платья. Из вас, Зюкин, тапетка не получится, будете теткой. Так и быть, совершу подвиг ради августейшей семьи, наряжусь тапеткой.
- Кем я буду? - спросил я, думая, что ослышался.
- Теткой. Так назвают тапеткиных покровителей.
Мы повернули в служебный вход театра. Служитель низко поклонился Эндлунгу, да еще и снял фуражку, за что получил от лейтенанта монету.
- Быстрей, быстрей, - подгонял меня решительный камер-юнкер, взбегая по крутой и не очень чистой лестнице. - Куда бы лучше? А вот хотя бы в уборную Зизи. Сейчас без пяти девять, скоро антракт.
В пустой гримерной он по-хозяйски уселся перед зеркалом, критически осмотрел свою физиономию и со вздохом сказал:
- Усы придется к чертовой матери сбрить. Таких жертв русский флот не приносил со времен затопления Черноморской эскадры. Ну, бугры английские, вы мне за это ответите...
Недрогнувшей рукой он взял со столика ножницы и откромсал сначала один ус, потом другой. Подобная самоотверженность лишний раз продемонстрировала, что я недооценивал лейтенанта Эндлунга, а вот Георгий Александрович на его счет был совершенно прав.
Когда храбрый моряк намылил оставшуюся щетину и раскрыл бритву, в комнату вошли две смазливые, хоть и до невероятия размалеванные барышни в платьях с блестками и с чрезмерно низкими декольте.
- Филя! - вскричала одна, светловолосая, тоненькая, и бросилась на Эндлунга сзади, звонко чмокнув его в щеку. - Какой сюрприз!
- Филюша! - не менее радостно взвизгнула вторая, полненькая брюнетка, и поцеловала намыленного лейтенанта в другую щеку.
- Зизи, Лола, тише! - прикрикнул он на барышень. - Обрежусь.
Далее посыпался целый град вопросов и комментариев, так что я уже не мог разобрать, какая из девиц что именно сказала:
- Зачем ты сбриваешь свои усы? Ты без них будешь сущий урод! Ах, ты затупишь своей щетиной мой "золинген"! Мы куда-нибудь поедем после спектакля? А где Полли? Кто это с тобой? Фи, какой надутый и несимпатичный!
- Кто несимпатичный - Афанасий? - заступился за меня Эндлунг. - Знали бы вы... Он мне сто очков вперед даст. Усы? Это на пари. Мы с Афанасием едем в маскарад. Ну-ка, девочки, сделайте из меня пухляшку-симпапошку, а из него что-нибудь этакое, поавантажней. Что это?
Он снял с крючка н стене густую рыжую бороду и сам себе ответил:
- Ага, из "Нерона". Лолочка в этой роли просто прелесть. Повернитесь-ка, брат Зюкин...
Актрисы, ни на минуту не умолкая, весело взялись за работу. И пять минут спустя на меня таращился из зеркала пренеприятный господин с окладистой рыжей бородищей, такого же цвета косматыми бровями, густыми волосами в кружок, да еще и в монокле.
Преображение Эндлунга заняло больше времени, но зато его узнать стало уж совершенно невозможно. Поправив оборки пышного, в сплошных рюшах платья, лейтенант нацепил полумаску, растянул густо накрашенные губы, улыбнулся и вдруг превратился из бравого морского волка в сдобную, разбитную бабенку. Я впервые заметил, что на его розовых щеках имеются кокетливые ямочки.
- Шик!-одобрил Эндлунг. - Девочки, вы просто киски. Пари будет наше. Вперед, Афанасий, время дорого!
* * *
Подходя к залитому электрическим светом подъезду, я тоже надел полумаску. Очень боялся, что нас в клуб не впустят, но, очевидно, мы выглядели совершенно comme il faut - швейцар распахнул перед нами двери с почтительным поклоном.
Мы вошли в богатую прихожую, где Эндлунг сбросил плащ, накинутый поверх своего воздушного платья.
Наверх вела широкая белая лестница, в конце пролета упиравшаяся в огромное, обрамленное бронзой зеркало. Там стояли две пары, похожие на нашу, и прихорашивались.
Я хотел было пройти мимо, но Энддунг толкнул меня локтем, и я сообразил, что это выглядело бы подозрительно. Для виду мы задержались перед зеркалом, но я нарочно скосил глаза, чтобы не видеть карикатурного субъекта, сотворенного ловкими руками Лолы и Зизи. Зато лейтенант разглядывал свое отражение с видимым удовольствием: поправил букольки, повернулся и так, и этак, отставил ногу на носок. Слава Богу, платье ему выбрали без декольте и с закрытыми плечами.
Просторный зал был обставлен с роскошью и вкусом, в новейшем венском стиле - с золотыми и серебряными разводами по стенам, с уютными альковами и небольшими гротами, составленными из тропических растений в кадках. В углу расположился буфет с винами и закусками, а на небольшом возвышении красовался ярко-синий рояль - таких я никогда прежде не видывал. Отовсюду доносились приглушенные голоса, смех, пахло духами и дорогим табаком.
На первый взгляд всё это выглядело как самый обычный светский суаре, однако, если приглядеться, обращала на себя внимание чрезмерная румяность и чернобро-вость некоторых кавалеров, дамы же и вовсе смотрелись странно: чересчур плечистые, с кадыкастыми шеями, а одна даже с тонкими усиками. Эндлунг тоже обратил на нее внимание, и по его оживленному лицу промелькнула тень - выходило, что усами он пожертвовал зря. Впрочем, попадались и такие особы, про которых нипочем не догадаешься, что это мужчина. Например одна в наряде Коломбины, показавшаяся мне смутно знакомой, пожалуй, поспорила бы тонкостью стана и гибкостью движения с самой госпожой Зизи.
Мы с Эндлунгом прошлись под руку между пальм, высматривая Бэнвилла и Карра. Почти тотчас же к нам подлетел некий господин с бантом распорядителя на груди и, прижимая руки к груди, укоризненно пропел:
- Нарушение, нарушение устава! Те, кто пришел вместе, развлекаются по отдельности. Успеете еще намиловаться, голубки.
Он пренагло подмигнул мне, а Эндлунга слегка ущипнул за щеку, за что немедленно получил от лейтенанта веером по лбу.
- Резвушка, - любовно сказал распорядитель камер-юнкеру, - позволь познакомить тебя с графом Монте-Кристо.
И подвел к Эндлунгу красногубого старика в черном, завитом парике.
- А ты, рыженький, обретешь блаженство в обществе очаровательной нимфы.
Я предположил, что в этом кругу заведено обращаться к незнакомым людям на "ты", и ответил в тон:
- Благодарю тебя, мой заботливый друг, но я бы предпочел...
Однако у меня на локте уже повисла развязная нимфа в греческой тунике и с зажатой подмышкой позолоченной арфой.
Она немедленно принялась нести какую-то чушь, причем чрезвычайно ненатуральным фальцетом и еще все время складывала губы бантиком.
Я протащил навязанную мне спутницу дальше по залу и вдруг увидел мистера Карра. Он был в бархатной маске, но я сразу узнал его по ослепительно желтым волосам. Англичанин - счастливец - сидел у стены в полном одиночестве и пил шампанское, поглядывая по сторонам. Оказалось, что и лейтенант со своим старичком пристроились за столиком неподалеку. Мы встретились с Эндлунгом глазами, и он многозначительно повел головой в сторону.
Я проследил за направлением его взгляда. Неподалеку за колонной стоял лорд Бэнвилл, хотя опознать его было трудней, чем мистера Карра, потому что маска закрывала его лицо до самого подбородка, но я узнал знакомые брюки с алым кантом.
Я опустился на кушетку, и нимфа охотно плюхнулась рядом, прижавшись ляжкой к моей ноге.
- Устал? - шепнула она. - А с виду такой крепыш. Какая у тебя сладкая бородавочка. Будто изюмчик.
И пальцем дотронулась до моей щеки. Я с трудом сдержался, чтобы не дать нахалке, то есть нахалу по руке.
- Шелкова бородушка, маслена головушка, - проворковала нимфа. - Ты всегда такой бука? Не спуская глаз с Бэнвилла, я буркнул:
- Всегда.
- Ты сейчас так на меня глянул, словно кнутом ожег.
- Будешь руки распускать - и ожгу, - огрызнулся я, решив с ней не церемониться.
Моя угроза произвела на нимфу неожиданное воздействие.
- По попке? - пропищала она, затрепетав, и привалилась ко мне всем телом.
- Так отделаю, что надолго запомнишь, - отпихнул ее я.
- Надолго-надолго? - пролепетала моя мучительница и глубоко вздохнула.
Не знаю, чем закончился бы наш диалог, но тут по залу прокатилось некое едва уловимое шевеление, словно легкий ветер прошелся по морской глади. Все вокруг повернули головы в одном направлении, но как-то неявно, будто бы украдкой.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [ 12 ] 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
|
|