них услышу, останется между нами, они сказали мне, что у всех у них есть,
как и у меня, плантации, и что ни в чем они так не нуждаются, как в рабочих
руках. Поэтому они хотят снарядить корабль в Гвинею за неграми. Но так как
торговля невольниками обставлена затруднениями и им невозможно будет открыто
продавать негров по возвращении в Бразилию, то они думают ограничиться одним
рейсом, привезти негров тайно, а затем поделить их между собой для своих
плантаций. Вопрос был в том, соглашусь ли я поступить к ним на судно в
качестве судового приказчика, т. е. взять на себя закупку негров в Гвинее.
Они предложили мне одинаковое с другими количество негров, при чем мне не
нужно было вкладывать в это предприятие ни гроша.
сделано человеку, не имеющему собственной плантации, за которой нужен был
присмотр, в которую вложен значительный капитал и которая со временем
обещала приносить большой доход. Но для меня, владельца такой плантации,
которому следовало только еще года три-четыре продолжать начатое, вытребовав
из Англии остальную часть своих денег - вместе с этим маленьким добавочным
капиталом мое состояние достигло бы трех, четырех тысяч фунтов стерлингов и
продолжало бы возрастать - для меня помышлять о подобном путешествия было
величайшим безрассудством.
прежде я был не в силах побороть своих бродяжнических наклонностей, и добрые
советы отца пропали втуне, так и теперь я не мог устоять против сделанного
мне предложения. Словом, я отвечал плантаторам, что с радостью поеду в
Гвинею, если в мое отсутствие они возьмут на себя присмотр за моим
имуществом и распорядятся им по моим указаниям в случае, если я не вернусь.
Они торжественно обещали мне это, скрепив наш договор письменным
обязательством; я же, с своей стороны, сделал формальное завещание на случай
моей смерти: свою плантацию и движимое имущество я отказывал португальскому
капитану, который спас мне жизнь, но с оговоркой, чтобы он взял себе только
половину моей движимости, а остальное отослал в Англию.
порядка на моей плантации. Прояви я хоть малую часть столь мудрой
предусмотрительности в вопросе о собственной выгоде, составь я столь же
ясное суждение о том, что я должен и чего не должен делать, я, наверное,
никогда бы не бросил столь удачно начатого и многообещающего предприятия, не
пренебрег бы столь благоприятными видами на успех и не пустился бы в море, с
которым неразлучны опасности и риск, не говоря уже о том, что у меня были
особые причины ожидать от предстоящего путешествия всяких бед.
чем голосу рассудка. Итак, корабль был снаряжен, нагружен подходящим
товаром, и все устроено по взаимному соглашению участников экспедиции. В
недобрый час, 1-го сентября 1659 года, я взошел на корабль. Это был тот
самый день, в который восемь лет тому назад я убежал от отца и матери в
Гулль, - тот день, когда я восстал против родительской власти и так глупо
распорядился своею судьбой.
пушек и четырнадцать человек экипажа, не считая капитана, юнги и меня.
Тяжелого груза у нас не было, и весь он состоял из разных мелких вещиц,
какие обыкновенно употребляются для меновой торговли с неграми: из ножниц,
ножей, топоров, зеркалец, стекляшек, раковин, бус и тому подобной дешевки.
снялись с якоря. Сначала мы направились к северу вдоль берегов Бразилии,
рассчитывая свернуть к африканскому материку, когда дойдем до десятого или
двенадцатого градуса северной широты, таков в те времена был обыкновенный
курс судов. Все время, покуда мы держались наших берегов, до самого мыса Св.
Августина, стояла прекрасная погода, было только чересчур жарко. От мыса Св.
Августина мы повернули в открытое море и вскоре потеряли из виду землю. Мы
держали курс приблизительно на остров Фернандо де Норонха, т. е. на
северо-восток. Остров Фернандо остался у нас по правой руке. После
двенадцатидневного плавания мы пересекли экватор и находились, по последним
наблюдениям, под 7ь 22' северной широты, когда на нас неожиданно налетел
жестокий шквал. Это был настоящий ураган. Он начался с юго-востока, потом
пошел в обратную сторону и, наконец, задул с севеpo-востока с такою
ужасающей силой, что в течение двенадцати дней мы могли только носиться по
ветру и, отдавшись на волю судьбы" плыть, куда нас гнала ярость стихий.
Нечего и говорить, что все эти двенадцать дней я ежечасно ожидал смерти, да
и никто на корабле не чая остаться в живых.
от тропической лихорадки, а двоих - матроса и юнгу - омыло с палубы. На
двенадцатый день шторм стал стихать, и капитан произвел по возможности
точное вычисление. Оказалось, что мы находимся приблизительно под
одиннадцатым градусом северной широты, но что нас отнесло на двадцать два
градуса к западу от мыса Св. Августина Мы были теперь недалеко от берегов
Гвианы или северной части Бразилии, за рекой Амазонкой, и ближе к реке
Ориноко, более известной в тех краях под именем Великой Реки. Капитан
спросил моего совета, куда нам взять курс. В виду того, что судно дало течь
и едва ли годилось для дальнего плавания, он полагал, что лучше всего
повернуть к берегам Бразилии.
берегов Америки, мы пришли к заключению, что до самых Караибских островов не
встретим ни одной населенной страны, где можно было бы найти помощь. Поэтому
мы решили держать курс на Барбадос, до которого, по нашим рас' четам, можно
было добраться в две недели, так как нам пришлось бы немного уклониться от
прямого пути, чтоб не попасть в течение Мексиканского залива. О том же,
чтобы итти к берегам Африки, не могло быть и речи: наше судно нуждалось в
починке, а экипаж - в пополнении.
запад-северо-запад. Мы рассчитывали дойти до какого нибудь из островов,
принадлежащих Англии, и получить там помощь. Но судьба судила иначе. Когда
мы достигли 12ь 18' северной широты, нас захватил второй шторм. Так же
стремительно, как и в первый раз, мы понеслись на запад и очутились далеко
от торговых путей, так что, если бы даже мы не погибли от ярости волн, у нас
все равно почти не было надежды вернуться на родину, и мы, вероятнее всего,
были бы съедены дикарями.
еще не сдавал - один из матросов крикнул: "Земля!", но не успели мы
выскочить из каюты в надежде узнать, где мы находимся, как судно село на
мель. В тот же миг от внезапной остановки вода хлынула на палубу с такой
силой, что мы уже считали себя погибшими: стремглав бросились мы вниз в
закрытые помещения, где и укрылись от брызг и пены.
какого отчаяния мы дошли. Мы не знали, где мы находимся, к какой земле нас
прибило, остров это или материк, обитаемая земля или нет. А так как буря
продолжала бушевать, хоть и с меньшей силой, мы не надеялись даже, что наше
судно продержится несколько минут, не разбившись в щепки; разве только каким
нибудь чудом ветер вдруг переменится. Словом, мы сидели, глядя друг на друга
и ежеминутно ожидая смерти, и каждый готовился к переходу в иной мир, ибо в
здешнем мире нам уже нечего было делать. Единственным нашим утешением было
то, что, вопреки всем ожиданиям, судно было все еще цело, и капитан оказал,
что ветер начинает стихать.
основательно сел на мель, что нечего было и думать сдвинуть его с места, и в
этом отчаянном положении нам оставалось только позаботиться о спасении нашей
жизни какой угодно ценой. У нас было две шлюпки; одна висела за кормой, но
во время шторма ее разбило о руль, а потом сорвало и потопило или унесло в
море. На нее нам нечего было рассчитывать. Оставалась другая шлюпка, но как
спустить ее на воду? - это был большой вопрос. А между тем нельзя было
мешкать: корабль мог каждую минуту расколоться надвое; некоторые даже
говорили, что он уже дал трещину.
помощью остальных людей экипажа перебросил ее через борт; мы все,
одиннадцать человек, вошли в шлюпку, отчалили и, поручив себя милосердию
божию, отдались на волю бушующих волн; хотя шторм значительно поулегся, все
таки на берег набегали страшные валы, и море могло быть по справедливости
названо den vild Zee (дикое море), - как выражаются голландцы.
выдержит такого волнения и что мы неизбежно потонем. Итти на парусе мы не
могли: у нас его не было, да и все равно он был бы нам бесполезен. Мы гребли
к берегу с камнем на сердце, как люди, идущие на казнь: мы все отлично
знали, что как только шлюпка подойдет ближе к земле, ее разнесет прибоем на
тысячу кусков. И, подгоняемые ветром и течением, предавши душу свою
милосердию божию, мы налегли на весла, собственноручно приближая момент
нашей гибели.
отлогий, - мы не знали. Единственной для нас надеждой на спасение была
слабая возможность попасть в какую нибудь бухточку или залив, или в устье
реки, где волнение было слабее и где мы могли бы укрыться под берегом с
наветренной стороны. Но впереди не было видно ничего похожего на залив, и
чем ближе подходили мы к берегу, тем страшнее казалась земля, - страшнее
самого моря.
четыре от того места, где застрял наш корабль, вдруг огромный вал, величиной
с гору, набежал с кормы на нашу шлюпку, как бы собираясь похоронить нас в
морской пучине. В один миг опрокинул он нашу шлюпку. Мы не успели крикнуть:
"боже!", как очутились под водой, далеко и от шлюпки, и друг от друга.
воду. Я очень хорошо плаваю, но я не мог сразу вынырнуть на поверхность и
чуть не эадохся. Лишь когда подхватившая меня волна, пронеся меня изрядное
расстояние по направлению к берегу, разбилась и отхлынула назад, оставив
меня почти на суше полумертвым от воды, которой я нахлебался, я перевел
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Рыбаков Вячеслав
Ибсен Генрик