от хлопот. Вы слишком хорошенькая и беззаботная, - тут моя мать покраснела и
засмеялась, как будто ей пришлось по вкусу такое мнение,чтобы исполнять
обязанности, которые я могу взять на себя. Если вы, моя дорогая, дадите мне
ключи, я позабочусь обо всем сама.
под подушкой ночью, а мать имела к ним не большее касательство, чем я.
мисс Мэрдстон развивала планы ведения домашнего хозяйства в беседе с братом,
одобрившим их, моя мать вдруг расплакалась и сказала, что, по ее мнению, с
ней могли бы посоветоваться.
мать. - И хорошо вам говорить о твердости, но будь вы на моем месте, это не
понравилось бы и вам.
мистер и мисс Мэрдстон козыряли. Не знаю, как бы я объяснил это слово в то
время, если бы меня спросили, но, на свой лад, я понимал ясно, что оно
означает тиранический, мрачный, высокомерный, дьявольский нрав, отличавший
их обоих. Их символ веры, как сказал бы я теперь, был таков: мистер Мэрдстон
- тверд; никто из окружающих его не смеет быть столь твердым, как мистер
Мэрдстон; вокруг него вообще нет твердых людей, так как перед его твердостью
должны преклоняться все. Исключение - мисс Мэрдстон. Она может быть твердой,
но только по праву родства, она зависит от него и менее тверда, чем он. Моя
мать - также исключение. Она может и должна быть твердой, но только
покоряясь их твердости и твердо веря, что на белом свете другой твердости
нет.
испугавшись. - Мне кажется, вы должны знать, что я хотела сказать, Эдуард.
Очень, я говорю, тяжело, что в вашем доме я не могу сказать ни слова о
домашнем хозяйстве. Право же, я хозяйничала очень хорошо до нашей свадьбы!
Есть свидетели... - всхлипывала моя мать. - Спросите Пегготи... Разве я не
справлялась с домашним хозяйством, когда в мои дела не вмешивались?
уезжаю.
характер, - сказал ее брат.
мать, теряя почву под ногами и заливаясь горючими слезами. - Я буду
чувствовать себя очень несчастной, если кто-нибудь уедет... Я не прошу
многого. Я не безрассудна. Я только хочу, чтобы со мной иногда советовались.
Я очень благодарна тем, кто мне помогает, я только хочу, чтобы со мной
иногда советовались, хотя бы для виду. Прежде я думала, что моя молодость и
неопытность нравятся вам, Эдуард. Я помню, вы это говорили... А теперь, мне
кажется, вы меня за это ненавидите. Вы так суровы...
вы осмелились?
глазам.
мать. - Вы меня поражаете! Да, меня радовала мысль о женитьбе на неопытной и
простодушной особе, мысль о том, что я могу сформировать ее характер,
придать ей немного твердости и решительности, чего ей так не хватало. Но
когда Джейн Мэрдстон по доброте своей согласилась помочь мне в этом и, ради
меня, принять на себя обязанности... скажу прямо... экономки, и когда ей
хотят отплатить черной неблагодарностью...
вскричала моя мать. - Я не повинна в неблагодарности. И раньше никто меня
этим не попрекал. У меня много недостатков, но этого нет! О, не говорите
так, мой дорогой!
мать умолкла, - хотят отплатить черной неблагодарностью, мои чувства
охладевают и изменяются.
надо, Эдуард! Я не могу это слышать. Какова бы я ни была, но сердце у меня
любящее, я знаю. Я не говорила бы так, если бы не была уверена, что сердце у
меня любящее. Спросите Пегготи! Я знаю, она вам скажет, что у меня любящее
сердце.
волнуетесь, - сказал в ответ мистер Мэрдстон.
вынести холодного и сурового обращения. Мне так горько! Я знаю, у меня много
недостатков, и с вашей стороны очень хорошо, Эдуард, что вы, такой сильный,
помогаете мне избавиться от них. Джейн, я ни в чем вам не перечу. Если вы
решили уехать, это разобьет мне сердце...
несвойственно обмениваться резкими словами. Не моя вина, что сегодня
произошел столь необычайный случай. Меня на это вызвали. И не ваша вина. Вас
также вызвали на это. Постараемся о нем забыть.
глубоко страдал, видя горе матери. Вышел я ощупью, ощупью же пробрался в
темноте к себе в комнату, даже не решившись зайти к Пегготи, чтобы пожелать
ей доброй ночи или взять у нее свечу. Когда приблизительно через час Пегготи
заглянула ко мне и ее приход разбудил меня, она сообщила, что моя мать ушла
спать очень грустная, а мистер и мисс Мэрдстон остались одни.
в гостиную, заслышав голос матери. Она униженно вымаливала у мисс Мэрдстон
прощение и получила его, после чего воцарился полный мир.
какому-нибудь поводу свое мнение, не справившись предварительно о мнении
мисс Мэрдстон или не установив сперва по каким-нибудь явным признакам, что
думает та по сему поводу. И я видел, что моя мать приходила в ужас всякий
раз, когда мисс Мэрдстон, пребывая в дурном расположении духа (в этом смысле
она отнюдь не была твердой), протягивала руку к своей сумке, делая вид,
будто собирается достать оттуда ключи и вручить их матери.
набожность, которая была суровой и злобной. Теперь мне кажется, что эти
качества неизбежно вытекали из твердости мистера Мэрдстона, не допускавшего
мысли, будто кто-нибудь может ускользнуть от самого жестокого возмездия,
какое он почитал себя вправе измыслить. Как бы то ни было, но я хорошо помню
наши испуганные лица, когда мы идем в церковь, помню, как изменилась для
меня сама церковь. И снова и снова я вижу эти страшные воскресенья: я
прохожу к нашей старой скамье первым, будто арестант под конвоем, которого
привели на церковную службу для заключенных. Снова идет позади меня, почти
вплотную, мисс Мэрдстон в черном бархатном платье, словно скроенном из
нагробного покрова; вслед за ней моя мать; затем ее супруг. Пегготи нет с
нами, как это бывало в прошлые времена. Снова я прислушиваюсь к мисс
Мэрдстон, которая бормочет молитвы, с какой-то кровожадностью смакуя все
грозные слова. Снова я вижу ее черные глаза, озирающие церковь, когда она
произносит: "несчастные грешники", как будто осыпает бранью всех прихожан.
Снова я посматриваю изредка на мою мать, она робко шевелит губами, а справа
и слева от нее те двое гудят ей в уши, будто гром рокочет вдали. Снова меня
внезапно пронзает страх: что, если не прав наш добрый старый священник, а
правы мистер и мисс Мэрдстон, и все ангелы небесные - ангелы разрушения?
Снова, когда я пошевельну пальцем или ослаблю мускулы лица, мисс Мэрдстон
пребольно тычет меня молитвенником в бок...
меня, когда мы шествуем из церкви домой. Снова, когда те трое идут рука об
руку, а я плетусь один позади, я ловлю эти взгляды и думаю: неужели и впрямь
так сильно изменилась легкая походка матери и увяла радость на ее прекрасном
лице. И снова я стараюсь угадать, не вспоминают ли, подобно мне, соседи о
тех днях, когда мы возвращались с ней вдвоем домой, и я тупо размышляю об
этом в течение целого дня, дня угрюмого и пасмурного.
мистер и мисс Мэрдстон, а моя мать, конечно, с ними согласилась. Однако ни к
какому решению не пришли. И покуда я учился дома.
в действительности моими наставниками были мистер Мэрдстон с сестрой,
которые всегда присутствовали на этих занятиях и не упускали случая, чтобы
не преподать матери урок этой пресловутой твердости - проклятья нашей жизни.
Мне кажется, именно для этого меня и оставили дома. Я был понятлив и учился
с охотой, когда мы жили с матерью вдвоем. Теперь мне смутно вспоминается,
как я учился у нее на коленях азбуке. Когда я гляжу на жирные черные буквы
букваря, их очертания кажутся мне и теперь такими же загадочно-незнакомыми,
а округлые линии О, С, 3 такими же благодушными, как тогда. Они не вызывают
у меня ни вражды, ни отвращения. Наоборот, мне кажется, я иду по тропинке,
усеянной цветами, к моей книге о крокодилах, и всю дорогу меня подбадривают
ласки матери и ее мягкий голос. Но эти торжественные уроки, последовавшие за
теми, прежними, я вспоминаю как смертельный удар, нанесенный моему покою,
как горестную, тяжкую работу, как напасть. Они тянулись долго, их было
много, и были они трудны, - а некоторые и вовсе не понятны, - и наводили на
меня страх, такой же страх, какой, думается мне, наводили они и на мою мать.
утро.
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Лондон Джек
Посняков Андрей
Сертаков Виталий