Чтение 12–й страницы книги ~Школа Робинзонов~

Годфри еще раз обвел взглядом местность к северу и к югу. Никого. По
крайней мере, этот участок земли был необитаем-ни хижины, ни
поднимающегося к небу дымка.

- Вперед! Вперед! - подбадривал себя Годфри.

И он зашагал по отмели в северном направлении, решив сначала подняться
на песчаный холм, откуда открывалось более широкое пространство.

Полное безмолвие. На песке никаких следов. Только морские птицы - чайки
и поморники - резвились среди скал, - единственные живые существа в этой
пустыне.

Годфри шел около четверти часа, и уже начал подниматься на самый
высокий склон, поросший тростником и низким кустарником, как вдруг
неожиданно остановился.

В пятидесяти шагах от него, среди прибрежных рифов, лежала бесформенная
вздувшаяся масса, точно труп какого-нибудь морского животного,
выброшенного последней бурей.

Годфри бросился туда.

С каждым шагом сердце у него билось все сильнее. В бесформенной массе,
принятой им за останки какого-то зверя, он стал различать человеческие
черты.

В десяти шагах от цели Годфри остановился, как вкопанный, и закричал:

- Тартелетт!

Да, действительно, это был учитель танцев и изящных манер.

Годфри бросился к своему спутнику.

Через минуту он увидел, что надутый до предела спасательный пояс и
делал Тартелетта похожим на морское чудовище. Учитель танцев лежал
неподвижно. Но может быть он еще жив? Спасательный пояс должен был
удержать его на волнах, а прилив - прибить к берегу...

Годфри принялся за дело. Став на колени перед Тартелеттом, он
расстегнул спасательное снаряжение и с силой стал растирать бесчувственное
тело. Наконец, приоткрытые губы слегка зашевелились... Юноша приложил руку
к его сердцу... Оно еще билось!

Годфри окликнул его.

Тартелетт покачал головой, потом издал хриплый звук, за которым
последовало несколько бессвязных слов.

Годфри схватил его за плечи и сильно потряс.

Тартелетт открыл глаза и провел левой рукой по лбу. Потом приподнял
правую, чтобы убедиться, на месте ли его карманная скрипка и смычок.

- Тартелетт! Милый мой Тартелетт! - закричал Годфри, поддерживая голову
учителя.

Голова с остатками всклокоченных волос едва заметно кивнула в знак
одобрения.

- Это я... Я... Годфри!

- Годфри? - переспросил Тартелетт.

Потом он оглянулся, поднялся на колени, поглядел вокруг, улыбнулся и
встал во весь рост... Наконец-то он почувствовал под собой надежную точку
опоры! Теперь он понял, что уже нечего бояться качки: под ногами не
уходящая палуба, а верная, твердая земля...

И тут учитель танцев вмиг обрел свой былой апломб, утраченный им со дня
отъезда. Ноги его сами приняли правильную позицию, левая рука схватила
карманную скрипку, правая взялась за смычок. Протяжный, меланхолический
звук сорвался со струн, и Тартелетт произнес, улыбаясь:

- В позицию, сударыня.

Добряк думал о Фине.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой доказывается, что не все прекрасно в профессии Робинзона

Тут учитель и ученик бросились друг другу в объятия.

- Дорогой Годфри! - вскричал Тартелетт.

- Милый Тартелетт! - ответил Годфри.

- Наконец-то мы прибились к порту, - воскликнул учитель танцев тоном
человека, пресыщенного плаванием и приключениями.

- Снимите же, наконец, ваш спасательный пояс, - посоветовал юноша. -
Эта махина душит вас и мешает двигаться.

- А вы думаете, что теперь я действительно могу его снять? - спросил
Тартелетт.

- Вне всякого сомнения. Затем положите вашу скрипку в футляр и
отправимся на разведку.

- Не возражаю, - ответил учитель танцев. - Но, прежде всего, прошу вас,
зайдемте в первый попавшийся ресторан. Я умираю от голода. Десяток
бутербродов и два-три стаканчика вина сразу поставят меня на ноги.

- Согласен... Зайдем в первый попавшийся... А если нам там не
понравится, пойдем в другой...

- Затем, - невозмутимо продолжал Тартелетт, - спросим у кого-нибудь из
прохожих, где здесь поблизости находится телеграф. Необходимо послать
депешу вашему дяде Кольдерупу Надеюсь, что этот превосходный человек не
откажется выслать нам денег на обратный путь. Ведь у меня нет ни цента...

- Договорились! Зайдем в первую же телеграфную контору, а если ее
поблизости не окажется, то на ближайшую почту. Итак, в дорогу, Тартелетт!

Наконец-то Тартелетт освободился от спасательного пояса, повесил его
через плечо, как охотничий рог, и оба путешественника пустились в путь по
направлению к окаймлявшим берег дюнам.

Встреча с Тартелеттом придала Годфри некоторую бодрость. Теперь юношу
больше всего интересовало, не уцелел ли еще кто-нибудь с "Дрима".

Четверть часа спустя наши исследователи поднимались на дюну высотой от
шестидесяти до восьмидесяти футов и уже почти достигли ее вершины. Отсюда
открывалась панорама всего восточного берега, ранее скрытого от глаз
неровностями почвы.

В двух или трех милях от них возвышалась вторая гряда холмов,
замыкавшая линию горизонта.

К северу берег заканчивался выступом, но трудно было утверждать,
соединен ли он с каким-нибудь невидимым отсюда мысом. В южной части
побережье рассекала глубокая впадина, а дальше расстилался океан. Итак,
можно было сделать вывод, что если эта земля оказалась бы полуостровом на
побережье Тихого океана, то перешеек, соединяющий ее с другой частью суши,
мог находиться на севере или на юго-востоке.

Что бы там ни было, значит земля эта - не бесплодная пустыня, а
обширная зеленая долина со светлыми извилистыми ручьями, покрытая густым
высоким лесом. Деревья спускались вниз по холмам, как по ступеням.
Поистине великолепный пейзаж!

Однако нигде не видно было домов, образующих городок, деревню или
поселок. Никаких сельскохозяйственных построек, ни фермы, ни мызы. Из-за
деревьев не поднимался дым, по которому легко было бы найти скрытую в чаще
хижину. За деревьями не проглядывали ни купол колокольни, ни построенная
на возвышенности ветряная мельница. Не видно было не только хижины, но
даже шалаша или вигвама. Ничего! Нигде!

Если в этих неизвестных краях и жили человеческие существа, то только
пол землей, подобно троглодитам. Нигде глаз не различал ни проложенной
дороги, ни дорожки, ни тропинки. Казалось, человеческая нога никогда не
топтала ни камешков на этой отмели, ни травинки в этих прериях.

- Никак не пойму, где же находится город, - заметил Тартелетт,
вытягиваясь на носках.

- Похоже на то, что в этой местности его и нет, - невозмутимо ответил
Годфри.

- Ну, а деревня?

- Тоже нет.

- Где же мы находимся?

- Спросите что-нибудь полегче.

- Как! Вы не знаете? Но скажите, Годфри, ведь мы это скоро узнаем?

- Но от кого?

- Что же с нами будет? - вскричал Тартелетт, простирая руки к небу.

- Должно быть, мы станем Робинзонами.

При этих словах учитель танцев сделал такой прыжок, какому позавидовал
бы любой клоун.

Робинзонами! Они станут Робинзонами! Потомками того Селкирка, который
долгие годы провел на острове Хуан-Фернандес! Подражателями воображаемых
героев Даниэля Дефо и Висса, приключениями которых они так увлекались!
Жить вдали от родных и друзей, за тысячи миль от себе подобных! Влачить
жалкое существование в постоянной борьбе с хищниками, быть может, даже с
дикарями, если им вздумается сюда забрести! Не иметь никаких средств к
жизни, даже самых необходимых орудий, ни одежды, ни оружия! Страдать от
голода и жажды, быть предоставленными самим себе! Нет! Это невозможно!

- Не говорите мне, Годфри, таких ужасных вещей, - вскричал Тартелетт. -
Не шутите так жестоко! Одно представление о подобной жизни способно меня
убить! Ведь вы пошутили, не так ли?

- Да, милый Тартелетт, - ответил Годфри. - Успокойтесь, я пошутил! Но
пока что подумаем о ночлеге.

Действительно, прежде всего нужно было найти какое-нибудь убежище -
пещеру или грот, чтобы там провести ночь. Затем следовало позаботиться о
пище: поискать каких-нибудь съедобных раковин, чтобы утолить голод.

Итак, Годфри и Тартелетт стали спускаться по склону дюн, в сторону
рифов: Годфри - возбужденный этими поисками, Тартелетт - растерянный и
недоумевающий, вне себя от ужасов, начавшихся задолго до кораблекрушения.
Первый внимательно смотрел и вперед, и назад, и по сторонам, второй -
неспособен был ясно видеть и в десяти шагах.

Годфри занимала одна мысль: "Если здесь нет людей, то, может быть, есть
по крайней мере животные?"

Он, конечно, думал о лесной дичи, а не о диких или хищных зверях,