Ковентри Патмора (1823-1896).
- прославившийся своими подвигами испанский рыцарь, воспетый в "Песне о моем
Сиде" (XII в.); герой трагедии П. Корнеля "Сид" (прим. ред.).
4
рождались с надеждой на нечто лучшее.
собираюсь с силами; ведь я стал преждевременно стар, стар, стар. Я, можно
сказать, слишком быстро жил, и как марафонский бегун, который рухнул, не
дождавшись второго дыхания, как астронавт, который слишком весело танцевал
на Луне, я использовал весь отпущенный мне воздух. О расточительный Мавр! К
тридцати шести годам надышать на полные семьдесят два! (Хотя скажу
справедливости ради, что особого выбора у меня не было.)
всякие звуки, вой и рык фантастических зверей, затаившихся в джунглях моих
легких. Я просыпаюсь, полузадохшийся, и в дремотном дурмане хватаю воздух
горстями, тщетно пытаюсь затолкать его себе в рот. Все же вдохнуть легче,
чем выдохнуть. Как вообще легче поглощать, что предлагает жизнь, чем
отдавать результаты этого поглощения. Как легче принимать удары, чем бить в
ответ. Так или иначе, с хрипом и присвистом я в конце концов выдыхаю -
победа. Кроме шуток, тут есть чем гордиться; можно похлопать себя по ноющему
плечу.
меня еще есть, фокусируется на функциях моих сдающих легких, на кашле, на
отчаянных рыбьих зевках. Я - существо, которое дышит. Его путь, начавшийся
давным-давно с плача, с выдоха, завершится, когда поднесенное к губам
зеркальце останется незамутненным. Не мышление, а воздух делает нас тем, что
мы есть. Suspiro ergo sum. Вдыхаю, следовательно, существую. Латынь, как
всегда, не врет: suspirare=sub (под) + spirare (дышать).
младенческий первый крик, возделанный воздух речи, порывистое стаккато
смеха, сверкающая слитность песни, стон счастливой любви, плач несчастной
любви, скулеж обиженного, кряхтенье старца, смрадное дыханье болезни,
предсмертный шепот; и превыше, превыше всего -безмолвная, бездыханная
пустота.
силах. Пока мы в силах.
каменных гробниц листва вдруг обрела слова. Мы дышим светом! - и вправду
так; доходчиво, ничего не скажешь. "Эль Греко", - вот как называется этот
речистый сорт, довольно-таки удачно - в честь световдохновенного,
богоодержимого грека.
древесной метафизикой и хлорофиллософией. Мое родословное древо говорит все,
что мне нужно.
x x x
Миранды в городке Бененхели, глядящая с бурого холма на сонную равнину,
которой пригрезилось среди блистающих миражей, что она - средиземное море. И
я грезил вместе с ней, и в высоком окне-бойнице мне мерещился не испанский,
а индийский юг; бросая вызов времени и пространству, я пытался проникнуть в
темную эпоху между смертью Беллы и появлением на сцене моего отца. Сквозь
эти узкие врата, сквозь трещину во времени я видел Эпифанию Менезиш да Гаму,
коленопреклоненную, молящуюся, и ее домашняя церковка золотисто сияла во
мраке просторного лестничного колодца. Но стоило мне моргнуть, как являлась
Белла. Однажды вскоре после освобождения из тюрьмы Камоинш вышел к завтраку,
одетый в простонародный кхаддар*; Айриш, вновь сделавшийся денди, прыснул в
свою тарелку с кеджери**. После завтрака Белла отвела Камоинша в сторонку.
вести свой бизнес и смотреть за рабочими, а не рядиться мальчиками на
посылках.
за Ганди - то есть за бизнес, технологию, прогресс, современность, за город
- в противовес всей сентиментальной демагогии о том, чтобы ткать собственное
полотно и ездить в поездах третьим классом. Но ему нравилось ходить в
домотканой одежде. Хочешь сменить власть -смени сначала платье.
не надейся - разве что ради какого-нибудь сногсшибательного платья.
которая казалась мне в свое время чем-то совершенно обычным, - а именно за
то, что мои родители были напрочь избавлены от религии. (Где оно, это
лекарство, это противоядие, этот универсальный антипопин? Разлить бы его по
бутылочкам и распространить по всему земному шару!) Я смотрел на Камоинша в
домотканой рубахе и думал о том, как однажды, без Беллы, он отправился через
горы в городок Мальгуди на реке Сарайю только затем, чтобы услышать
выступление Махатмы Ганди, - при том, что Камоинш был сторонником Неру. Он
писал в дневнике:
лишь крупинкой. Волонтеры в белых кхаддарах во множестве сновали вокруг
трибуны. Хромированная подставка микрофона сверкала на солнце. Там и сям
виднелись полицейские. Среди людей ходили активисты и просили сохранять
тишину и спокойствие. Люди слушались... река несла свои водм, на берегу
гигантские баньяны и фикусы шелестели листвой; толпа в ожидании ровно
гудела, время от времени раздавались хлопки бутылок с содовой; продолговатые
искривленные ломти огурца, натертые подсоленной корой лайма, быстро исчезали
с деревянного подноса торговца, который, понизив голос перед выступлением
великого человека, повторял: "Огурца от жажды, кому огурца?" Защищаясь от
солнца, он обмотал голову зеленым махровым полотенцем.****
головами и распевать его любимый дхун*****:
Говинд, прозвучало: Самб Садашив Самб Садашив Самб Садашив Самб Шива Хар Хар
Хар Хар.
слышал. Я увидел красоту Индии в этой толпе с ее огурцами и содовой водой,
но религиозный фанатизм меня напугал. Мы в городе за светскую Индию, но
деревня вся за Раму. Они поют: "Бог Аллах имя твое", но на уме у них другое,
на уме у них один только Рама, властитель из рода Рагху, муж Ситы, гроза
грешников. Я боюсь, что в конце концов деревня пойдет на город войной, и
таким, как мы, придется запираться в домах от Карающего Рамы.
Махатмы".
5
сне стали появляться таинственные царапины. Первая - сзади на шее, ему на
нее указала дочь; затем - три длинные линии, словно след грабель, на правой
ягодице; наконец, еще одна - на щеке, вдоль края эспаньолки. Одновременно
Белла начала посещать его в сновидениях, обнаженная и требовательная, и он
просыпался в слезах, потому что, даже занимаясь любовью с этой призрачной
женщиной, знал, что она не существует. Но царапины существовали и были
вполне реальны, и хотя он не сказал этого Ауроре, ощущение, что Белла
вернулась, родилось у него не в меньшей степени из-за этих любовных отметин,
чем из-за отворенных окон и исчезнувших слоновьих безделушек.
проще. В центральном дворе под фикусовым деревом с выбеленным внизу стволом
он собрал всех слуг и в послеполуденную жару стал прохаживаться перед ними
взад-вперед в соломенной панаме, рубашке без воротника и белых парусиновых
брюках с красными подтяжками; с металлом в голосе он заявил, что один из
них, вне всяких сомнений, оказался вором. Домашние слуги, садовники,
лодочники, подметальщики, чистильщики уборных стояли потной, колеблемой
ужасом шеренгой, растянув лица в одинаковых заискивающих улыбках; бульдог
Джавахарлал угрожающе ворчал, а его хозяин Айриш награждал прислугу жуткими
евро-индийскими кличками.
Наллаппабумбия Карампалштильцхен? Сознавайтесь, пронто*!
садовников, получивших по тычку в грудь, он окрестил именами орехов и специй
- Кешью, Фисташка, Кардамон Крупный и Кардамон Мелкий, - а двоим
чистильщикам уборных, до которых он, конечно, не дотрагивался, достались
прозвища Какашка и Писюшка.
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Якубенко Николай
Распопов Дмитрий