что, при всем желании, я не смогу их не сдержать, как я обычно и делаю.
Дуди вот обещает исправиться, хотя я ни разу еще не встречала поросенка с
крыльями. Я так думаю, старушка Бисби решится-таки вытащить кочергу,
которую она проглотила.
называют, из пациентов.
собирается. Лучше я отвезу вас в палату. Нельзя допустить, чтоб пациент
промок. - Развернув кресло, она покатила его к корпусам.
гораздо оживленнее. Сегодня персонал и пациенты ужинали вместе, и на
ривеновском конце стола, где расположились Дуди с сестрой Коухен - Энн, -
царило самое настоящее веселье. На столе перед ними стояли бутылки, вполне
невинные с виду, но с достаточно горячительным содержимым. Результатом
этого были шум, и гам... и недоуменные взгляды сестрицы Бисби в их
сторону.
Бена на настенные громкоговорители. Когда праздничный ужин закончился и
волшебное мгновение приблизилось, все собравшиеся притихли. Ривен откатил
свое кресло от стола и занял позицию у окна, что выходило в сад, теперь
скрытый тьмой.
Сириус. Ему так хотелось на улицу - снова побыть одному в тишине, как
частенько бывало прежде. Свет в комнате притушили, громкоговорители начали
тихонько потрескивать. Раздался голос, вещающий о громадных толпах,
наводнивших Трафальгарскую площадь, и о представлении у фонтанов. Дуди
отплясывал джигу с какой-то старушкой, которая светилась от радости. Судя
по ее виду, старушенция не танцевала уже, наверное, лет тридцать. Сестра
Коухен присоединилась к ним на пару с восьмидесятилетним старцем, который
в другое время лежал бы себе в теплой постельке и изводил всех своим
нытьем.
бокал.
и поднял его к потолку.
новогодней традиции, по-старчески чмокали друг друга. Трясущиеся руки
сплелись, и зазвучало "Доброе старое время". Мелодия летела за ним по
пятам, пока он выбирался на улицу, к безмолвной ночи и холодным звездам, к
лужайке и тихо струящейся реке.
он остановился и попытался определить созвездия. Орион со сверкающим своим
поясом. Ковш Большой Медведицы и Полярная звезда. Яркая Венера низко над
горизонтом и сияющий Юпитер. В прежние времена они ему были проводниками.
И теперь они тоже вели его, как будто время могло повернуть вспять, и он
опять оказался на Скае, и его сердце еще не разбилось, и рядом был кто-то,
кто любит его.
ветвями ив. Ривен уселся на землю и стащил ботинки слегка дрожащими от
усталости руками. Потом - носки. Студеная роса приятно холодила босые
ноги.
жарким покалыванием. Он стоял, позволяя ему - этому восхитительному
ощущению - подниматься от ног по телу, и смотрел на звездный купол неба.
Купол как будто вращался в бархатной темной безмерности. А он, Ривен, стал
его центром, осью вращения. Он понял: время его в Бичфилде истекло.
Наступило время уйти. Время вернуться в горы.
4
просто пытался рассеять призраков, исцелить себя. Он Думал так: если он и
возьмется писать, то это будет одним из средств его исцеления, но он не
был уверен, что это средство понадобится. Как бы то ни было, он все же
едет туда, на поезде, - все его вещи собраны в рюкзаке, который валялся
теперь у его скрюченных ног, - Бичфилд остался за полдюжины графств
отсюда, и новый год раскрывался перед Ривеном как загадочный цветок.
спальный вагон; это было уже своего рода традицией - добираться до Ская с
максимумом неудобств. Казалось, от этого, по контрасту, Квиллины при
взгляде на них через Саунд-оф-Слит становились еще более прекрасными и
притягательными. Он глядел в серое марево за окном. Если так будет и
дальше, то я вообще ничего не увижу, - только эту бесконечную изморось.
Ривена. Он задремал. Несколько часов спустя он пробудился от своего
судорожного сна, ощутил боль в ногах и увидел, как над нагорьем
разливается свечение рассвета. Кое-где холмы уже были покрыты снегом.
Интересно, спросил себя Ривен, а есть ли снег на островах. В первый раз за
все время пути ему пришло в голову, что добраться до домика будет,
наверное, не так-то просто. Придется топать через перевал, выбора нет.
Вряд ли он там отыщет кого-то, кто потащит его на себе.
гавани, - благо от станции было рукой подать. У причала качались рыбачьи
лодки и какие-то транспортные катера. Над головой кричали чайки; Ривену
казалось, что с тех пор, как он слышал крик чаек последний раз, прошли
годы. Он поднял глаза и увидел большой особняк, абсолютно неуместный на
покрытом пожухлым папоротником каменистом склоне горы, что возвышалась над
гаванью. Ривен повернулся в сторону моря - за проливом в туманной дымке
угадывался Скай. Он снова вернулся сюда, в край моря и камня.
суденышка, испытал странное чувство, больше всего похожее на суеверный
страх. Вновь оказаться так близко. Это ли нужно ему сейчас? Но он уже
принял решение.
Уже приближался Армадейл, заросшее лесом местечко в низине. Отсюда еще
долго-долго пилить на автобусе, а потом - на своих двоих через перевал.
Зачем он вернулся сюда? Его мутило при одной только мысли о Кемасанари,
мертвом, - как мертва она, - о вещах ее там, внутри, как они были
оставлены тем летним утром. Мрачное настроение черным вороном кружилось
над его головой, опускалось ему на плечо.
причуд островной системы автобусного сообщения. Впрочем, ему все-таки
удалось добраться до Бродфорда без особой головной боли. Здесь можно будет
подсесть на почтовый автобус, который проходит через Торрин; но сначала
Ривен заглянул в отель и подкрепил дух свой и тело глоточком-другим виски
Маклеода. Умение потреблять крепкие напитки относится к жизненно важным
навыкам современной общественной жизни, и за то время, что Ривен провел в
Шотландии, он изрядно поднаторел в этом искусстве.
опоздал. Водитель его не узнал, за что Ривен был ему искренне благодарен.
Он промолчал всю дорогу, пока автобусик кружил средь холмов, пробираясь на
юго-запад к Торрину. Для Ривена это было путешествие в прошлое. Месяцы,
проведенные им в Центре, казались теперь серым туманным сном, от которого
он, наконец, пробудился.
пожухлых зарослей папоротника, вершины кряжа засыпаны снегом. Ривен
смотрел на них, вдыхая свежий горный воздух всей грудью и теребя в руках
палку. Поблизости от остановки очень кстати оказалась чахлая рощица
орешника, Ривен вырезал себе настоящий посох, пригодный для горной тропы,
и начал свое долгое восхождение. Ветер нес с собой промозглую изморось, и
уже через пару минут все тепло виски выветрилось. Ривен мерно шагал,
наклонившись вперед и пытаясь восстановить сбившееся дыхание.
Спина и подмышки уже вспотели, хотя лицо и уши мерзли под холодным ветром.
На мгновение остановившись, он выпрямил спину и вгляделся в подъем
впереди, стараясь не обращать внимания на боль в ногах.
холма паслись коровы. Не переставая жевать свою жвачку, они оглядели
Ривена с выражением спокойного любопытства. Он прошкандыбал мимо и бросил
взгляд на хмурое небо.
Ривен знал этот кряж, эту тропу. Все повороты ее и изгибы, подъемы и
спуски, заболоченные низины, по которым нехотя стекали в долину черные
торфяные воды. Вот только тело, которое брело по тропе, изнывая от боли,
было ему незнакомо. Новая, неизвестная прежде слабость сопровождала его
восхождение, как будто он шел по этой тропе в первый раз, ничего не зная
об усилиях, необходимых для идущего по ней.