подглядывал за отцом через стеклянные глаза Нинера - за отцом, который
всегда в том мире был странного зеленовато-желтого цвета. После этого у него
всегда болела голова, должно быть, оттого, что он наблюдал все глазами
дракона, в которых все отражалось высохшим и готовым вспыхнуть. Это принесло
и другие новые ощущения. Если раньше он любил отца, горевал, что тот
недостаточно его любит, иногда боялся, то теперь он впервые начал жалеть
его.
смотрел долго, только когда отец был один. Раньше Роланд редко оставался
один, даже в своей "берлоге" - всегда находилось какое-нибудь срочное дело и
проситель, которого нужно было выслушать.
вспоминал, как жаловался Саше или Флеггу: "Когда же они оставят меня в
покое?" Теперь, когда это случилось, он жалел о них.
В обществе они всегда носят маски. А что под ними? Какой-нибудь жуткий
монстр, от которого все убежали бы с воплями? Бывает и так, но обычно там не
скрывается ничего плохого. Обычно то, что мы прячем под маской, может
вызвать у людей смех, или отвращение, или и то и другое вместе.
ему величайшим человеком в мире, в одиночестве становится другим. Он мог
ковырять в носу, вытаскивать оттуда засохшие зеленые сопли и рассматривать
их на свет с мрачной сосредоточенностью, как ювелир - редкий камень. Он
вытирал их о свое кресло, а некоторые, как это ни жаль, даже съедал с тем же
сосредоточенным выражением на лице.
огромное количество пива (много позже Томас понял, что отец не хотел, чтобы
Питер это видел) и после этого мочился в камин.
разговаривая то ли с собой, то ли с головами зверей.
(зачем-то он наградил каждый из своих трофеев именами). - Со мной тогда были
Билл Сквоттингс и тот парень с бородавкой на роже. Помню, ты побежал через
лес, и Билл промазал, и парень с бородавкой промазал, и я тоже..."
размахивал руками, и смеялся стариковским, кашляющим смехом.
усмешкой мальчика, который ест незрелые яблоки, хотя знает, что его от них
будет тошнить.
Рогач или Волосатая Рожа.
и пробираясь потом в свою комнату. - Ты просто глупый старик, и мне плевать
на тебя. Плевать, слышишь?" Но Томасу было до него дело. Часть его все еще
любила отца и хотела пойти к нему, чтобы Роланд говорил с ним, а не со
звериными головами.
Глава 28
впервые за долгое время осмелился подглядеть за отцом. Тому была причина.
пока часовой на башне не прокричал одиннадцать. Тогда он встал, оделся и,
крадучись, вышел из комнаты. Через десять минут он уже заглядывал в берлогу
отца. Роланд не спал и был сильно пьян.
и даже испуган.
мудрость, тихая ворчливость или даже старческий маразм. Они верят, что к
семидесяти жар души превращается в угли. Но в ту ночь Томас убедился, что
эти угли могут иногда вспыхивать ярким пламенем.
колпак слетел и остатки волос торчали непричесанными космами. Он не
спотыкался, как обычно, хоть и покачивался при ходьбе по-матросски. Когда он
наткнулся на стул с высокой спинкой, стоявший прямо под оскаленной головой
рыси, он просто отшвырнул его прочь с рычанием, заставившим Томаса
вздрогнуть. Стул ударился о стену, оставив вмятину на железном дереве - в
этом состоянии к королю вернулась былая сила.
укрытии. - Укуси, или ты боишься?
обнажив волосатую грудь, и оскалился своими немногочисленными зубами в ответ
на великолепный оскал рыси. - Давай, прыгай! Я удавлю тебя этими вот руками!
Я вырву твои вонючие потроха!" Он стоял так какое-то время, с голой грудью и
поднятой головой, сам похожий на зверя - на старого оленя, затравленного
охотниками. Потом он пошел дальше, остановился под головой медведя и осыпал
ее такими ужасными проклятиями, что оцепеневшему Томасу показалось, что
сейчас разгневанный дух зверя оживит мертвую голову, и та зубами перервет
горло отцу.
внимания на стекающую с подбородка пену, и швырнул ее о каминную полку с
такой силой, что металл погнулся.
его горящие глаза встретили взгляд Томаса. Мальчик почувствовал, как его
наполняет серый, липкий ужас.
смешанное со слюной.
ты хочешь увидеть?"
богами, меня найдут и упрячут в темницу!" Томас был уверен, что отец говорит
с ним, но это было не так - Роланд говорил с Нинером, как и с прочими
головами. Если Томас мог видеть его через стеклянные глаза, то и отец мог
видеть его, если бы не был так пьян. К тому же, Томас был настолько
парализован страхом, что глаза его почти не двигались. А если и двигались, и
отец заметил это, то что он мог подумать? Что дракон оживает? В таком
состоянии он вполне мог в это поверить. Если бы Томас в это время моргнул,
Флеггу, возможно, не пришлось бы прибегать к яду. Старое сердце короля,
могло бы не выдержать такого испытания.
последним драконом Делейна, хотя Томас этого не знал. - Что ты на меня
уставился? Я делал все, что мог, всегда делал все, что мог! Разве я просил
об этом? Ну, отвечай! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь!
Посмотри на меня!"
рыданиях.
вслепую кинулся прочь по темному ходу, ударившись о закрытую дверь. Не
обращая внимания на льющуюся со лба кровь, он вскочил, дрожащими руками
нашарил пружину и пустился бежать по коридору, даже не убедившись, что его
никто не видит. Перед ним стояли налитые кровью глаза отца, и он слышал
только его вопль: "Что ты на меня уставился?" Он не знал, что отец уже впал
в пьяное забытье. Когда Роланд проснулся утром с ужасной головной болью и
ноющими суставами (все же он был уже слишком стар для таких нагрузок), он
первым делом взглянул на драконью голову. Когда он был пьян, ему редко
что-нибудь снилось, но этой ночью ему приснился страшный сон: стеклянные
глаза дракона задвигались, и Нинер возвратился к жизни. Он дохнул на него
своим мертвящим дыханием, и король почувствовал, как невыносимый жар
охватывает его тело.
огляделся вокруг. Но все было, как всегда. Нинер смотрел со стены, выставив
раздвоенный язык за частокол зубов, похожих на копья. Его зеленовато-желтые
глаза застыли навеки. Над ним висели лук Роланда и великая стрела, до сих
пор черная от драконьей крови. Он пересказал сон Флеггу, который только
молча кивнул, а потом и вовсе забыл о нем.
на него и кричал: "Смотри, что ты сделал со мной?" - обнажая отвисший живот,
вялые мускулы, старые уродливые рубцы на теле. Он словно говорил, что это
вина Томаса, что если бы он не шпионил...
ты сердишься на него". "Что я сержусь на него?" - Томас был удивлен. "Так он
сказал за чаем, - Питер внимательно поглядел на брата, на его бледное лицо и
синяки под глазами. - Том, что случилось?"
где его ждали отец и брат. Это потребовало от него немалой храбрости -
иногда и Томас обнаруживал храбрость, обычно когда его припирали к стенке.
Отец поцеловал его и спросил, что с ним такое. Томас пробормотал, что
неважно себя чувствует, хотя на самом деле теперь он чувствовал себя хорошо.
Отец неуклюже обнял его и потом вел себя, как обычно - то есть все внимание
уделял Питеру. На этот раз Томас был благодарен ему за это. Ему не хотелось,