рогожами. На последнем возу примостились двое: давешний старичок -- Смуров
отец и горбоносая девка. Оба снаряжены будто в дальнюю дорогу: дед в
войлочном треухе, в длиннополом армяке, девка -- в армяке же, по черные
брови укрыта платом. У обоих на спинах горбатились котомки.
полверсты.
гомон. Он ширился, прирастая волнами, и вот на дороге показалась толпа людей
с косами, граблями, лопатами. Она двигалась скорым шагом. Видно было, как от
общей толпы отделялись малые толпы, поворачивая к порядкам изб. Напротив
Пнева ряда тоже отделилась толпа и замаршировала вдоль избушек. Возле возов
по команде остановилась, по другой -- четко поворотилась и замерла. От
головы колонны к Пню подошел парень, очень похожий на Пня, только повыше и
потоньше, пристукнул лаптем о лапоть и звонко доложил:
минуту-другую над рядом повисла такая тишина, что стало слышно, как поет
комар. Еропкин даже головой закрутил: многое на ратной службе пришлось
повидать, но таких слаженности да урядливости -- не приходилось.
выполнил урок -- ешь, не выполнил -- не ешь.
распушилась. Согнав улыбку с лица, обернулся к возам, ткнул в них пальцем:
-- Там -- тебе. Смур велел: старик -- ключник, девка -- стряпуха. Сам живи в
этом доме. Ключник со стряпухой -- в том. С ними и десятина хранится. Там и
пищу варить. Ключника и стряпуху тебе со своего жалованья содержать. Смур
сказал: сам захотел -- сам пусть кормит.
выходит, мои?
Таков порядок.
Еропкин.
Смурова дочь. Страшна уродилась. В жены никто не берет. Три года еще
подождем -- и убьем. Тоже -- порядок. По порядку бабе -- с мужем спать,
детей рожать, работать. Если чего не может -- непорядок. Непорядок --
ликвидируется.
возрастет. Это грозит свободе.
нет. И днем не видно, и сейчас тихо.
сторону Пень. -- Там растут, воспитываются, работать учатся. До брачного
возраста. После женитьбы переходят сюда. Порядок. Дети, скот, птица -- все в
подсобных городищах. Здесь только взрослый народ живет. Ничем не
обремененный и не стесненный -- согласно порядку. Свобода есть в свободе от
всего. Мы лет триста назад и религию отменили. Раньше все одинаково
молились. Теперь каждый по-своему. Свобода. Например, мы, Пни, верим в
заячий след. Смуры чтут муравейники. Кто-то жжет воронье перо и молится
восходящему дыму. Другие верят, что камень за пазухой силы придает. А ты,
господин, во что веришь?
Различие веры -- основа порядка, порядок -- основа свободы. Свобода же --
главное для народа. Зачем человек рождается? Чтобы свободным быть. Для чего
работает, ест, спит? Чтобы быть свободным, то есть работать, есть, спать ни
о чем не беспокоясь...
мысли, что подобное уже слышал. Натужив память, вспомнил: так говорил Смур.
Только тот медленно вещал, словно дарил собеседнику им лично выдуманное.
Пень же долдонил будто по-писаному, как вновь назначенный полусотенный,
толмачащий с воеводской подачи наказ, по неопытности не разумеющий смысла,
озадаченный лишь тем, чтобы буква в букву до десятников перенятое донести,
дабы те по букве же и выполнили.
сновал между возов, торопил, присматривал да приглядывал, что-то
подсчитывал, загибая пальцы. Девка же как слезла с воза, так и вперилась в
Еропкина вишневыми глазами да и остолбенела. Еропкин, зыркнув на нее, оценил
стать и подступил к Пню:
ненавязчивая, у многих бесерменских женок такая же. Лико от нее смышленое,
решительное. Случаются такие лица и у русских баб -- на них охотники тоже
находятся.
порядок.
лишь в том месте, где недавно торчала его красная макушка, осталось
малиновое пятно. Ночь, огрузнув, густой чернотой опустилась на спящее
городище. В сенях еропкинской избы зачиликал сверчок, суля покойное счастье.
Малиновое пятно померкло, а в противоположной стороне, над лесом, выставил
раскаленный рожок месяц, и ночь пуще почернела.
за ними в избу, приказал: -- Огонь вздуйте.
откусывать от заячьей лопатки.
шее опустил долу, носик вперед выставил и по-звериному издали принялся
обнюхивать стол: то левую ноздрю приподнимет, то правую, а вынюхав все,
вдруг стрелой метнулся к столу и ну есть, есть, есть, сопя, чавкая, вращая
глазами.
вздрогнула, присела на краешек лавки и, не сводя глаз с Еропкина, стала
шарить по столу. Ела нехотя, что попадет под руку, видно, не разбирая ни
вкуса, ни запаха, пока господин, насытившись, не повелел:
порядочны только внутри своего народа, то русские одинаковы и к себе, и к
другим. Инакий, живущий среди них, равен им, приобретает и истрачивается
равно с ними по их законам, в горе и счастье равен всем. И тех, кто
встречался на тысячелетнем Божьем пути, русские ни огнем, ни мечом не
неволили. Бывало, убредут от коренной Руси за тридевять земель, на высоком
взлобке огородятся тыном, пугнут инородных пищальным боем да и утихомирятся
и бок о бок с инородными жить станут. Случалось, мирно, неспесиво живали так
и по сто, и по двести лет, присматриваясь к иноплеменным и позволяя к себе
приглядываться. Не ратной силой примучивали инородцев, но силой души,
совестливостью и Светом Христовым. Вот ведь дело-то было как! От этого-то и
по сю пору под русской сенью обретается сорок сороков разных языков, все
живы-здоровы и деятельны. Каждый несет в себе свой, не похожий ни на чей
дух, а все вместе сплочены духом русским. Сомневающийся в сей истине пусть
глянет на географическую карту, и ему тут же подскажет здравый смысл:
Россию, ввиду ее величайшей пространственности, ни создать, ни сберечь
невозможно никакой иной силой.
романеи, прохаживался справным шагом вдоль строя младней, выделенных для
воинской науки, таращил на них хмельные глаза и научал уму-разуму:
Врагов убивай. Всех. Ежели и о пощаде молят. Хозяина, его жену, детей,
сродников. Иначе опомнится хозяин -- тебя убьет, жена опомнится -- за мужа
отомстит, детки подрастут -- в отместку зарежут, а сродники -- за то, что ты
ихнее родовое добро за себя взял, род обездолил да обесчестил. При живом
враге перенятый пожиток его -- награбленное, при мертвом -- достояние, и ты
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Браун Дэн
Журавлев Владимир