Чтение 12–й страницы книги ~Барсуки~

няясь над работой.

- А, вот вы про что! Нет, я за другое сидел... - сказал он тихо, ко-
сясь на растворенную в коридорчик дверь. Дверь Настиной комнаты по нас-
тоянию Петра Филиппыча была всегда раскрыта.

А Настин взгляд был выспрашивающий и требовательный. Повинуясь ему,
Петр тихо пояснял, за какие провинности вычеркивают людей из жизни,
иногда на время, иногда навсегда. Вскоре он разошелся, загудел, а окурки
совал прямо в горшок с пахучей геранью. Настя спешила, доканчивая почин-
ку.

- На-те, надевайте, - сказала она, обкусывая нитку. Потом встала и
отошла к окну. Там падал осенний дождик. Вдруг плечики у Насти запрыга-
ли.

- Что вы, Настя?.. - испугался Петр, вдевая руку в невозможно тесный
рукав.

- Знаете что?.. знаете что? - задыхаясь от слез, объявила девочка,
закидывая голову назад. - Так вы и знайте... Замуж я за вас не пойду! Вы
лучше и не сватайтесь!

- Да почему же? - глупо удивился Петр.

- У вас нос длинный, - раздувая ноздри, сказала Настя. - И потом у
вас с головы белая труха сыпется... Весь воротник в трухе! Покуда заши-
вала, чуть с души не вырвало...

Настя ждала возражений, но Петр только топтался, собирая дрожащими
руками книги со стола, весь в багровых пятнах небывалого смущенья.

- Вы... вы... у вас из ушей борода растет!! Как у дьячка... - прокри-
чала Настя и, обливаясь слезами, выбежала вон.

Весь тот день она просидела в кресле, сжавшись в комок. А вечером ре-
шительно вошла в отцовскую спальню. В ожиданьи ужина Петр Филиппыч се-
ребряным ключиком заводил часы.

- Я за Петра Зосимыча твоего не пойду. Так и знай! - твердо объявила
она и встала боком к отцу.

- Да ну-у?.. - захохотал Секретов, уставляясь руками в бока. - Ну и
баба... На чью-то неповинную головушку сядешь ты, такая!

Настя подошла ближе и вдруг, уткнувшись в отцову жилетку, заплакала.
От жилетки пахло обычным трактирным запахом. Отец гладил Настю по спине
широкой, почти круглой ладонью. Так она и заснула в тот вечер, на коле-
нях у отца. А в столовой стыл ужин и коптила лампа.

... А через два дня Петр снова уселся в тюрьму, и на этот раз надол-
го. В мирной сутолоке Зарядья то было немалым событием. Секретову расс-
казали, будто приезжала за Петром черная карета. Она-то и увезла душегу-
ба Петра в четыре царских стены.

Петр Филиппыч, человек мнительный, тогда же порешил покончить все это
дело. В субботу, перед полднем, отправился к Быхалову в лавку и сделал
вид, что ненароком зашел.

- Здравствуй, сват, - прищурился Быхалов, зорко присматриваясь ко
всем внутренним движеньям гостя. - Семен! - закричал он вглубь лавки,
скрывая непонятное волненье, - дай-кось стул хозяину... Да стул-то вытри
наперед!

- А не трудись, Зосим Васильич. Я мимо тут шел, дай, думаю, зайду -
взгляну, чем сосед бога славит...

- Ну, спасибо на добром слове, - упавшим голосом отвечал Быхалов, по-
чуяв неискренность в Секретовских словах. - Садись, садись... стоять нам
с тобой не пристало.

- А и сяду, - закряхтел Секретов, садясь. - Эх, вот увидел тебя, об-
радовался и забыл, зачем зашел-то. Годы, годы, соседушко! Время-то не
молодит. Эвон, как постарел ты, Зосим Васильич. Краше в гроб кладут!
Огорчений, должно, много?..

Быхалов морщился недоброй улыбкой.

- Да ведь и ты, сватушка... тоже пухнешь все. Пьешь-то по-прежнему? Я
б на улице и не признал тебя. Плесневеть скоро будешь!

- Фу-фу-фу! Скажет тоже, смехотворщик! Я-то еще попрыгаю по земле!
Вот у Серпуховских трактиришко еще открываю, сестриного зятя посажу. Да
вот домишко еще один к покупке наметил. Владелица-т из дворянского сос-
ловья... ну, ей шляпки, тряпки там... Сам видишь, дела идут, контора пи-
шет. Эвон я какой, хоть под венец! Моложе тебя на два года, а я тебя го-
дов на тридцать перепрыгаю!..

Последний покупатель ушел. Наступало послеобеденное затишье.

- Ванька, - глухо приказывает Быхалов новому мальчику: - налей чаю
господину. Да сапогами-то не грохай, не в трактире!

- Насчет чаю не беспокойся, соседушко, - степенится Секретов, лукаво
разглаживая рыжую круглую бороду. - В чаю-то купаемся!

- Да и нам не покупать. Выпей вот с конфетками. Да смотри, не обож-
гись, горяч у меня чай-то!

На прилавок, у которого сидит Секретов, ставит Зосим Васильич фанер-
ный ящик с конфетами.

- Ах да, вот зачем я пришел... Вспомнил! - приступает Секретов, мешая
ложечкой чай, стоящий на самом краю прилавка. - Вот ты сватушкой меня
даве называл. Конешно, все это смехи да выдумки, а только ведь я Настюш-
ки своей за сынка твоего не отдам... Не посетуй, согласись!

- А что? почище моего сыскали? Что-то не верится... - скрипит сквозь
зубы Быхалов, все пододвигая ящик с конфетами на гостев стакан.

- Так ведь сам посуди, - поигрывая часовой цепкой, говорит Секретов,
голос его смеется. - Кому охота дочку за арестанта выдавать? Уж я лучше
приду вот да в печку ее заместо дров суну, и то пользы больше будет...

Оба молчат. Сеня очень громко щелкает на счетах: месячный подсчет по-
купательских книжек. Секретов сидит широко и тяжко, каждому куску своих
обширных мяс давая отдохновенье и покой. В стакане дымится чай. Быхалов,
уставясь в выручку, все двигает к гостю конфетный ящичек и вдруг вытал-
кивает его на стакан. Стакан колеблется скользит и сразу опрокидывается
к Секретову на колени.

В первое мгновенье Секретов неожиданно пищит, подобно мыши в мышелов-
ке, и Быхалов не сдерживает тонкой, как лезвие ножа, усмешки.

- Ой, да ты никак ошпарился?.. Вот какая беда...

Петр Филиппыч, наклонясь побагровевшей шеей, картузом смахивает с ко-
лен дымящийся кипяток.

- Да, захватило немножко... чуть-чуть, совсем краешком, - колко и
фальшиво хохочет Секретов, твердо снося жестокую боль ожога. - А сынища
своего, - вдруг прямится он, - на живодерню отошли, кошек драть!..

- И мы имеем сказать, да помолчим, - и Зосим Васильич поворачивается
к гостю спиной.

- И правильно сделаете! А то к сынку в острог влетите... Под ста-
рость-то и не гоже вашей роже!.. - выкрикивает Секретов. - А на лавку мы
вам еще накинем... вы мне тута весь дом сгноите! Счастливо оставаться!

Затем следовал неопределенный взмах всей Секретовской туши, и Секре-
това больше нет. Любил Петр Филипыч, чтоб за ним оставалось последнее
слово, - отсюда и легкое его порхание.

X. Павел навещает брата.

Сеня впоследствии не особенно огорчался безвестным отсутствием брата.
Павел служил Сене постоянным напоминанием о некой скорбной, посюсторон-
ней черте человеческого существования: одна земная юдоль безо всяких не-
бес. Крутая, всегда напряженная, неукротимая воля Павла перестала угне-
тать его, - жизнь без Павла стала ему легче. Сеня уже перешел первый,
второй и третий рубежи Зарядской жизни. Теперь только расти, ждать слу-
чая, верным глазом укрепиться на намеченных целях.

Тем же летом, когда Катушин вспоминал о дьячке, накануне осени, в
воскресенье, вышел Сеня из дому, собравшись на Толкучий, к Устинскому.
На подоконнике Быхаловского окна, как раз возле самой двери, сидел Па-
вел. Зловеще-больно сжалось сердце Сени, - такое бывает, когда видишь во
сне непереходимую пропасть. Павел был приодет. Черный картуз был налажен
на коротко-обстриженный Пашкин волос. Кроме того, приукрашали его непо-
мерно длинные брюки и пиджак, одетый поверх черной ластиковой рубашки.
Штиблеты, - огромные, точно с памятника, - сияли неотразимым радостным
блеском. Все это было очень дешевое, но без заплат. Сидя на подоконнике,
писал Пашка что-то в записную книжку и не видел вышедшего брата.

- Паша, ты?..

- А что, испугался? - спокойно обернулся Павел, пряча книжку в карман
брюк, и глаза его покровительственно улыбнулись. Потом Павел достал из
кармана платок и стал сморкаться.

Надоедливо накрапывало. В водосточных жолобах стоял глухой шум, капа-
ло с крыш.

- Чему ж пугаться? - возразил Сеня, поддаваясь непонятной тоске, и
пожал плечами.

С неловкостью они стояли друг перед другом, ища слов, чтоб начать
разговор. Вспыхнувшее-было в обоих стремление обняться после пяти лет
разлуки теперь показалось им неестественным и ненужным.

- Ну, что ж под дождем то стоять?.. пойдем куда-нибудь, - сказал Се-
ня, выпуская руку Павла, твердую и черную, как из чугуна.

- Да вот в трактир и зайдем. Деньги у меня есть, - сказал Павел.

Они стояли в воротах, продуваемых мокрым сквозняком осени. То-и-дело
въезжали извозчики с поднятыми верхами. Братьев обдавало ветром и брыз-
гами, если заскальзывало колесо пролетки в выщерблину асфальта, налитую
проточной лужей.

- Деньги-то и у нас найдутся, - с готовностью похлопал себя по тощему
карману Сеня, там звякнуло серебро.

Они поднялись с черного хода в трактир, второй этаж Секретовской ка-
менной громады. Кривая скользкая лестница, освещенная трепетным газовым
языком, вывела их в коридор, а коридор мрачно повел их в тусклую, длин-
ную и шумливую коробку, сплошь заставленную столиками. Под низким потол-
ком висели чад и гул. Все было занято. Серая Зарядская голь, обглоданная