навести справки о донье Менсии, и зашел на постоялый двор, хозяйка
которого оказалась женщиной весьма сухопарой, подвижной и суровой. Моя
дерюга, как я сразу заметил по неприветливой встрече, не снискала
благоволения в ее глазах, что, впрочем, я ей охотно прощаю. Присев к
столу, я поел хлеба и сыру и выпил несколько глотков отвратительного вина,
которое она мне принесла. Во время этой трапезы, отлично гармонировавшей с
моим облачением, я попытался вступить в разговор с хозяйкой, но она ясно
дала мне понять презрительной гримасой, что гнушается беседовать со мной.
Я просил ее сказать, не знает ли она маркиза де ла Гуардиа, далеко ли до
его замка от этого местечка и, главным образом, что сталось с маркизой,
его супругой.
Амбросио отстоит в какой-нибудь миле от Понте де Мула. Наступала ночь, а
потому, покончив с едой и питьем, я выразил желание отдохнуть и попросил
хозяйку отвести мне горницу.
презрения. - У меня нет горниц для людей, ужинающих куском сыра. Все мои
постели заняты. Я ожидаю сегодня вечером знатных кавалеров, которые хотели
здесь переночевать. Все, что я могу сделать для вашей милости, это
поместить вас в сарай: вам, чай, не впервые приходится спать на соломе.
возражать на эту речь и благоразумно направился к своей копне, на которой
вскоре заснул, как человек, издавна закаленный.
хозяйкой, которая уже была на ногах; она показалась мне несколько менее
заносчивой и в лучшем расположении духа, чем накануне вечером, что я
приписал присутствию трех достойных стражников Священной Эрмандады,
беседовавших с ней запанибрата. Они переночевали на постоялом дворе, и,
по-видимому, для этих-то важных сеньоров и были заказаны все имевшиеся
постели.
и случайно обратился к человеку одного пошиба с моим пеньяфлорским
трактирщиком. Он не ограничился ответом на заданный мною вопрос и
рассказал, что маркиз скончался три недели тому назад и что его супруга
удалилась в один из бургосских монастырей, название коего он мне сообщил.
Вместо того чтобы держать путь в замок, как мною было раньше намечено, я
тотчас же направился в Бургос и поспешил в монастырь, где жила донья
Менсия. Придя туда, я попросил привратницу передать этой даме, что молодой
человек, недавно выпущенный из асторгской тюрьмы, желал бы с ней
переговорить. Привратница тотчас же отправилась исполнять мою просьбу.
Минуту спустя она вернулась и провела меня в приемную, где мне не долго
пришлось дожидаться, так как вскоре появилась у решетки донья Менсия в
глубоком трауре.
назад я написала одному лицу в Асторгу, поручив ему зайти к вам от моего
имени и передать, что я настоятельно прошу вас посетить меня, как только
вы выйдете из тюрьмы. Я не сомневалась в том, что вас скоро выпустят: для
этого было достаточно тех показаний, которые я дала коррехидору в ваше
оправдание. Действительно, мне написали, что вы уже на свободе, но что
никто не знает, куда вы девались. Я боялась, что больше вас не увижу и
буду лишена удовольствия выразить вам свою признательность, а это было бы
для меня большим огорчением. Утешьтесь, - добавила она, заметив, что я
стыжусь жалких лохмотьев, в которых мне пришлось предстать пред нею, - не
огорчайтесь тем, что я вижу вас в таком наряде. Я была бы неблагодарнейшей
из женщин, если б ничего для вас не сделала после той важной услуги,
которую вы мне оказали. Я намерена избавить вас от того незавидного
положения, в котором вы находитесь; я должна и могу это сделать. Мне
досталось довольно значительное состояние, которое позволяет мне
вознаградить вас, не обременяя себя.
обоих посадили в тюрьму. Теперь я расскажу вам, что случилось со мной с
тех пор. "После того как асторгский коррехидор, выслушав правдивый рассказ
о моих злоключениях приказал проводить меня в Бургос, я отправилась оттуда
в замок дона Амбросио. Мой приезд вызвал там величайшее изумление; однако
мне сообщили, что я вернулась слишком поздно, так как маркиз, пораженный
моим побегом, как ударом молнии, заболел, и врачи отчаиваются в его
спасении. Это подало мне новый повод сетовать на свою лютую судьбу. Тем не
менее я приказала уведомить маркиза о своем приезде. Затем я вошла к нему
в опочивальню и упала на колени у изголовья его постели, обливаясь слезами
и преисполненная глубокой печали, сжимавшей мне сердце".
посмотреть на деяние рук своих? Разве вам мало того, что вы лишили меня
жизни? Неужели для вашего удовлетворения нужно, чтобы глаза ваши стали
свидетелями моей смерти?
бежала со своим первым супругом. Не стрясись печального события, отнявшего
его у меня, вы бы никогда больше меня не увидели. При этом я рассказала
ему, как дон Альвар был убит разбойниками и как затем меня увезли в
подземелье. Я сообщила ему также и остальное, и, когда я кончила, дон
Амбросио протянул мне руку.
действительно, в праве ли я вас попрекать? Вы нашли любимого вами супруга
и покинули меня, чтобы последовать за ним. Смею ли я хулить ваше
поведение? Нет, сударыня, я не стану роптать на вас, ибо это было бы
несправедливо. По этой же причине я не захотел послать за вами в погоню,
хотя несчастье потерять вас убьет меня. Я уважал священные права вашего
похитителя и даже ту привязанность, которую вы к нему питали. Словом, я
воздаю вам справедливость; своим возвращением сюда вы вновь обрели всю мою
прежнюю любовь. Да, любезная Менсия, ваше присутствие преисполнило меня
радости; но - увы! - мне не суждено долго наслаждаться ею. Я чувствую уже,
что близится мои последний час. Едва вы мне возвращены судьбой, как
приходится сказать вам вечное прости. - При этих трогательных словах я
пуще прежнего залилась слезами. Меня охватила безмерная скорбь, и я не
стала ее скрывать. Кажется, я меньше оплакивала дона Альвара, которого так
безумно обожала.
день, и я осталась обладательницей значительного состояния, которое он
определил мне при вступления в брак. Я не намерена воспользоваться им для
каких-либо худых дел. Хоть я еще и молода, однако никто не увидит меня в
объятиях третьего супруга. Помимо того, что так, по моему мнению, может
поступить разве только женщина, лишенная стыда и совести, скажу вам, что
не испытываю больше склонности к светской жизни; хочу окончить дни свои в
монастыре и стать благодетельницей этой обители".
кошелек и передала мне его со словами:
Зайдите потом опять ко мне; я не намерена ограничить свою признательность
такой мелочью.
покину Бургоса, не попрощавшись с нею. После этой клятвы, нарушить которую
у меня не было ни малейшего желания, я отправился разыскивать постоялый
двор и зашел в первый попавшийся. Там я спросил себе горницу и, чтобы
предотвратить скверное впечатление, которое могло вызвать мое рубище,
сказал хозяину, что, несмотря на мой неказистый вид, я в состоянии хорошо
заплатить за ночлег. Услышав эти слова, корчмарь, по имени Махуэло,
который был от природы превеликий насмешник, оглядел меня с головы до пят
и ответил с хладнокровным и лукавым видом, что заверения мои совершенно
излишни, так как он и без того видит, какую кучу денег я у него истрачу,
что сквозь мою одежду он учуял во мне что-то благородное и что я,
безусловно, весьма состоятельный дворянин, в чем он нисколько не
сомневается. Я прекрасно видел, что этот прохвост надо мной смеется и,
чтоб сразу положить конец его издевкам, показал ему кошелек. Я даже
пересчитал при нем на столе свои дукаты и заметил, что мои капиталы
внушили ему обо мне более благоприятное мнение. Затем я попросил его
раздобыть мне портного.
всякие наряды и вы сразу будете одеты.
к концу, то я отложил покупку до следующего утра и направил все свои
помыслы на ужин, чтоб вознаградить себя за скверные трапезы, которыми мне
пришлось довольствоваться с той поры, как я вышел из подземелья.
почти без остатка. Выпив в меру съеденного, я отправился на покой. Мне
дали довольно пристойную кровать, и я надеялся, что сон не замедлит
сковать мои чувства. Однако мне не удалось сомкнуть глаз: всю ночь я
промечтал о наряде, который мне предстояло выбрать.
первоначальное намерение: купить сутанеллу и ехать в Саламанку, чтоб