Чтение 12–й страницы книги ~Флаги на башнях~

руках, чаще стали вырываться. Возвратилься Спирька с папиросой в зубах,
увидел группу ожидающих, закричал весело:

- Вот пришел мастер первой категории! Пожалуйте!

Еще с полчаса все пятеро разгружали очередь. У Вани вспотел лоб и стало
болеть в груди. Когда последний клиент бролсил ему гривенник, Ваня даже не
поднял монету, она так и осталась лежать на асфальте. Потом Спирька
сказал:

- Давай выручку!

Не считая, Ваня передал ему серебро.

- Ого! Рубль шестьдесят! Здорово! А больше нет?

- Нет.

- А ну, выверни карманы.

Ваня вывернул.

- Значит, тебе шестнадцать копеек. На. Видишь, и заработал.

Юрка, положив руки на колени, обратил глаза к Спирьке. Глаза выражали
негодование. Негодование выражали и другие пацаны, но только последний в
ряду, неповоротливый и скучный, сказал:

- Паскуда ты, Спирька.

Спирька воинственно обернулся:

- Что ты сказал? Что ты сказал?

Последний ничего не ответил, но Юрка подтвердил с улыбкой:

- Не слыхал? Правильно сказал! Это называется, знаешь как?

- А как? А как?

- Это называется исплотация! Исплотация! Что ж ты ему по копейке! Так
же только буржуи делают, исплотаторы.

Спирька гневно завертелся на асфальте, покалывал взглядами Ваню, но с
наибольшим возмущением обращался к последнему в ряду:

- А по сколько ему давать? Он и чистить не умеет. А гуталину сколько
изводит? А если тебе, Гармидер, жалко, так и плати ему сам. Пожалуйста,
плати хоть по десять копеек.

Гармидер по-прежнему скучно смотрел в сторону и ничего не сказал. Спор
поддерживал Юрка.

- Гармидер не исплотатор, у него и ящика лишнего нету.

- Ага! У него нету! И у тебя нету! Так вам хорошо говорить! А я гуталин
должен покупать? А щетки стоят? А бархат стоит? А за ящик ты не платил
четыре рубля, не платил? Так тебе легко!

Юрка далеко плюнул прямым, как стрела, броском.

- Мне легко, у меня свой ящик. И ты себе чисть. А второй ящик - это
исплотация значит.

- Заладил, как сорока: исплотация, исплотация! Какой пионер, подумаешь!
Его никто не держит, пускай себе идет куда хочет. И документа у него нет.
Он поймается, а мой ящик и весь припас пропали!

Юрка еще раз далеко плюнул, поднялся, потянулся, зевнул.

- Как себе хочешь. А только мы не позволим. Плати ему по пять копеек с
гривенника.

Спирька заверещал на всю улицу:

- По пять копеек?

- По пять копеек!

- По пять копеек без документа?

- Ну... если ящиком рискуешь, плати по три копейки. Гармидеру платил по
три и ему по три.

Спирька вдруг неожиданно сдался, перестал кричать, захохотал, хлопнул
Юрку по плечу.

- Да я и плачу ж по три. Чего тты взьерепенился?

- И плати по три.

- А по сколько ж? Это я пошутил, что по копейке. Думал, посмотрю, как
он работает, а может, он убежит. Очень мне нужно: исплотация! Пускай себе
чистит. Это я на смех, а вы тут целый митинг завели!

Спирька долго посмеивался, поглядывал острыми глазами на всех. Гармидер
не обращал на него Та-ак...и скучно глядел в сторону. Юрка снова уселся
за свой ящик, улыбался понимающе, наконец сказал:

- Да чего ты представляешься? Что, мы не знаем? У тебя этот ящик целый
месяц даром стоит. А тут нашелся пацан, другой бы обрадовался, а ты
жадничаешь: по копейке.

- Вот чудаки! Жадничаю! Пошутил я, это верно. Пожалуйста: по всей
справедливости расчет. Начистил ты на три гривенника, потом еще на
пятнадцать гривенников.

- На шестнадцать, - поправил Юрка.

- Ну да, на шестнадцать. Значит, на девятнадцать разом. Вот тебе еще по
две копейки с гривенника - тридцать восемь копеек. Целую кучу денег
заработал.

Ваня в течение всей этой истории сидел неподвижно на скамейке и слушал.
Его захватила неожиданная глубина проблемы, поднятой чистильщиками. Еще
так недавно Ваня учился в школе, в четвертой группе. В школе говорили об
Октябрьской революции, о поражении буржуев, о гражданской войне. Все это,
казалось Ване, давно прошло, и вдруг он сам сделался предметом
эксплуатации. Спирька в его глазах вдруг перестал быть чистильщиком,
соседство с ним стало неприятным. Но когда Спирька высыпал на его руку
тридцать восемь копеек. Ваня с радостью увидел и другую сторону проблемы:
теперь у него было пятьдесят семь копеек, да еще до вечера оставалось
много времени... Сегодня он поужинает не иначе, как замечательно влажной,
вкусной колбасой с мягкой булкой. Ваня с большим удовльствием набросился
на новый ботинок, очутившийся на подставке, и легко принял дополнительное
требование Спирьки:

- Только ты и ящик домой отнесешь. Я тебе носить не буду.

14. НЕПОНЯТНОЕ

Три недели работал Ваня у Спирьки, зарабатывал по рублю в день, а то и
больше. На пищу ему хватало. Но работать приходилось много, к вечеру Ваня
очень уставал, а еще нужно было и ящик относить и утром приходить к
Спирьке за ящиком. К счастью, Спирька жил недалеко от товарной станции,
следовательно, и от той соломы, где Впня ночевал.

За это время Ваня ближе, чем с другими, сдружился с Юркой. Юрка был
человек опытный и много понимал в жизни. Несмотря на то что он был круглый
сирота, он спал не на улице, как другие, а нанимал угол у какой-то
"тетки". Он очень одобрительно отнесся к намерению Вани идти в колонию им.
Первого мая, но тут же и разочаровал его:

- Там хорошая колония, только тебя не примут.

- Почему не примут?

- Думаешь, так легко принимают? Тут в городе пацанов ой-ой-ой сколько
хотят, а попробуй. Я тоже ходил.

- В колонию ходил?

- Ходил. Еще в прошлом году. Меня как пришпилит декохт, а ящика у меня
не было. Я и пошел. А теперь мне наплевать на них. Еще и лучше, потому - у
них все-таки строго: чуть что - "есть", "есть". И пацаны там есть
знакомые, а только наплевать!

Юрка и действительно плюнул аристократическим своим способом:

- Проживу и без них.

- Значит, они не берут?

- Они не имеют права, а нужно в комиссию идти.

- В какую комиссию?

- Комонес называется.

- А где она?

- Комонес? А вот ту за углом сейчас. Только туда не пустят.

- В колонию?

- Нет, в комонес. Я ходил, так туда не пустили.

Все-таки Ваня улучил минутку и побежал в комонес. Это было,
действительно, за углом. Окончился его изит очень быстро. Ваня успел
проникнуть только в коридор, и уже через минуту он снова стоял на крыльце,
а на него глядела из полуоткрытой двери лысая голова сторожа. Разговор
между ними начался еще в коридоре и за самоле короткое время успел дойти
до большого накала. Быстро обернувшись к двери, Ваня дернул плечом и
крикнул со слезами:

- Не имеете права!

Сторож никакого мнек...по вопросу о праве не высказал, он выражался
директивно:

- Иди, иди!

- Я хочу в колонию Первого мая!

- Мало ты чего хочешь! Здесь таких не берут.

- А каких?

- Правонарушителей берут, понимаешь?

- Каких нарушителей?

- Повыше тебя сортом. А не то, что всякий сброд: захочется ему в
колонию, скажите, пожалуйста.

- А если мне жить негде?

- Это что: жить негде? Это пустяки. Это спон принимает.

- Спон? Какон спон?