глазами, со скромной улыбкой на губах, с шелковистыми волосами,
зачесанными кверху надо лбом, я должен был привлекать к себе сердца моих
простодушных земляков - если бы взгляд их не затуманивало неприятное
сознание ложности моего положения, - как впоследствии привлекал сердца
жителей всех частей света. Моя фигура, удовлетворявшая даже взыскательный
глаз крестного Шиммельпристера, была отнюдь не плотной, но равномерно и
пропорционально развитой, как у любителей спорта и гимнастических игр,
хотя я, истый мечтатель, в жизни не занимался физическими упражнениями и
ничего не делал для своего физического развития. К тому же кожа моя была
столь нежна, что, несмотря на свою стесненность в деньгах, я всегда
покупал самое мягкое и дорогое мыло, так как дешевые сорта заставляли ее
кровоточить.
обладателю живой и благоговейный интерес к своему происхождению, потому-то
я так любил рыться в изображениях предков, в фотографиях, дагерротипах,
медальонах и силуэтах, служивших мне подспорьем в моих исследованиях; горя
желанием узнать, кому я обязан наибольшей благодарностью, я старался
отыскать в лицах предков черты, подготовившие возникновение моей особы. Но
сколько-нибудь значительным успехом эти поиски не увенчались. Правда, в
облике некоторых родичей со стороны отца можно было заметить
подготовительные упражнения природы (я ведь уже говорил, что и сам мой
бедный отец, несмотря на свою тучность, был на короткой ноге с грациями).
Но в общем я убедился, что особенно благодарить мне некого; и если
отказаться от мысли, что в какой-то неизвестный момент история моего рода
претерпела загадочные коллизии, вследствие которых одним из моих предков
стал аристократ или вельможа, то для обоснования преимуществ, дарованных
мне природой, я должен был углубиться в размышления над самим собой.
такое огромное впечатление? На этот вопрос я и сейчас могу ответить с не
меньшей уверенностью, чем в те далекие годы. Он меня похвалил, за что? За
приятный голос. Но ведь это свойство или дар, явно ничего общего с
понятием "заслуги" не имеющий, и считать его похвальным так же не принято,
как порицать кого-нибудь за косоглазие, хромоту или зоб. Ведь, по мнению
нашего буржуазного общества, хвалы или хулы достойно только нравственное,
а не природное начало; восхвалять начало природное считается нелепым и
несправедливым. То, что Шато, видимо, держался обратного мнения, поразило
меня своей новизной и смелостью, показалось мне выражением сознательной и
упрямой независимости, к которой примешивалось даже нечто от языческой
простоты, и натолкнуло меня на приятные размышления. "Очень трудно, -
думал я, - провести границу между врожденным и нравственным
преимуществами. Все эти портреты дядьев, теток и дедов ясно доказали,
сколь немногие из моих преимуществ перешли ко мне по наследству, Но в
таком случае, "значит, я сам в какой-то, мере выработал их? Разве верное
чувство мне не подсказывает, что достоинства, которыми я обладаю, в
значительной мере моя заслуга, что голос мой мог быть вульгарным, взгляд
тупым и ноги кривыми, если б душа моя тому попустительствовала? Тот, кто
по-настоящему любит жизнь, создает себя ей в угоду. Иными словами, если
природные достоинства и не являются следствием нравственных усилий, то
похвалы, которые патер расточал благозвучию моего голоса, по здравому
размышлению, отнюдь не простая его причуда".
3
преданы земле, все мы во главе с крестным Шиммельпристером собрались на
семейный совет. Нам было официально предложено к новому году очистить дом,
а посему принятие решения относительно дальнейшего нашего местожительства
стало насущной необходимостью.
внимание, с каким он, имея в виду каждого из нас в отдельности, разработал
планы на будущее, впоследствии оказавшиеся (в частности, для меня)
поистине благодетельными. Семейный совет состоялся в нашей бывшей
гостиной, некогда уютно обставленной мягкой мебелью и полной веселья и
праздничного угара, а теперь голой, разгромленной, почти пустой. Мы сидели
в углу на бамбуковых стульях с ореховыми сиденьями, когда-то стоявших в
столовой, за зеленым столиком - остатком гарнитура, состоявшего из
вдвигающихся один в другой четырех или пяти хрупких закусочных столиков.
обычно называл по фамилии). - Круль, - сказал он и обратил к ней свой
крючковатый нос и пронзительные глаза без бровей и ресниц, своеобразно
обрамленные целлулоидными кругами очков, - вот вы нос повесили и руки
опустили, а ведь совсем напрасно. На самом деле радостные и разнообразные
возможности по-настоящему открываются человеку как раз после жестокой
катастрофы, которую так метко называют гражданской смертью, и самое
обнадеживающее положение - это то, когда нам до того плохо, что, кажется,
хуже и быть не может. Уж поверьте, друг мой, человеку, который сам
переживал подобные удары судьбы если не материального, то нравственного
порядка. Впрочем, вам до такого состояния еще далеко, и это-то, вероятно,
и подрезает вам крылья. Не падайте духом, дорогая, побольше
предприимчивости. Да, в этом городе у вас со всем покончено, но что с
того? Перед вами широкая дорога. Ваш личный, правда скромный, счет в
Коммерческом банке еще не окончательно исчерпан. С этими деньгами вы
подадитесь куда-нибудь в большой город - в Висбаден, Майнц, Кельн, пусть
даже в Берлин. В кухне вы как дома, простите мне неуклюжий оборот. Вы
умеете стряпать пудинг из хлебных крошек и отличное кисло-сладкое жаркое
из остатков вчерашнего мяса. Кроме того, вы привыкли видеть у себя
множество людей, потчевать их, занимать разговором. Итак, вы снимете
несколько комнат, дадите объявление, что по сходной цене принимаете
нахлебников или просто жильцов без стола, и будете жить так же, как жили
до сих пор, с той только разницей, что ваши гости будут вам платить. А
снисходительное отношение к людям и бодрое состояние духа позволят вам
устроить приятную, уютную жизнь своим пансионерам, и я, право, буду
удивлен, если ваше предприятие вскоре не начнет процветать и расширяться.
признательность и радость; та, к которой он обращался, тоже в конце концов
к нам присоединилась.
крестный всегда величал мою сестру), - то самым простым для нее, конечно,
было бы сделаться помощницей матери и скрашивать жизнь ее постояльцев,
причем я не сомневаюсь, что она проявила бы себя как достойная и
энергичная filia hospitalis [юная хозяйка (лат.)]. Но эта возможность
никогда от нее не уйдет. А пока что я имею для нее в виду нечто лучшее. В
дни вашего процветания она училась петь; настоящей певицы из нее не вышло
- голос у Олимпии слабый, хотя он не лишен благозвучия и в сочетании с ее
внешними данными производит весьма приятное впечатление. Салли Меершаум из
Кельна - мой давнишний друг, а главное из его предприятий - это
театральное агентство. Он с легкостью устроит Олимпию в опереточную
труппу, пусть по началу даже не первого ранга, или в какую-нибудь
певческую капеллу; свой гардероб на первых порах она пополнит из моей
костюмерной. Начало ее карьеры будет, по всей вероятности, нелегким,
возможно, что ей придется вступить в борьбу с жизнью. Но если она проявит
характер (который важнее таланта) и сумеет извлечь профит из своего
дарования, состоящего из множества разнообразных дарований, то быстро
пойдет в гору и, кто знает, может быть, достигнет блистательных вершин. Я
могу, конечно, только указать вам направление, наметить возможности -
остальное уж ваше дело.
голову у него на груди.
он принимает еще ближе к сердцу, - теперь перейдем к нашему "оборотню"
(читателю понятно, на что он намекал, называя меня этим именем). - Я
немало поломал себе голову над проблемой его будущего и, несмотря на
значительные трудности, думается все же, нашел решение, конечно временное.
По этому поводу я даже затеял переписку с заграницей, точнее говоря с
Парижем, - сейчас я объясню вам, с кем именно и на какой предмет. По моему
разумению, надо прежде всего открыть ему дорогу в жизнь, которая, как в
силу прискорбного недоразумения полагают почтенные вершители судеб, для
него закрыта. Как только он очутится на просторе, течение подхватит его и,
я в этом уверен, принесет к прекрасному берегу. По моему мнению, наилучшие
виды на будущее сулит Феликсу работа в большой гостинице, хотя бы в
должности кельнера: я говорю не только о прямом пути (который тоже может
привести к весьма почтенному положению в обществе), но и о всевозможных
отклонениях и неожиданных кружных тропинках, которые не в меньшей мере,
чем проторенные дороги, порой благоприятствуют счастливцу. Я помянул о
переписке. Так вот, я списался с директором гостиницы "Сент-Джемс энд
Олбани", Париж, улица Сент-Оноре, неподалеку от Вандомской площади (самый
центр, следовательно; я покажу вам это место на плане Парижа), с Исааком
Штюрцли, - мы с ним на "ты" еще с моих парижских времен. Я не только
выгоднейшим образом отозвался о воспитании и характере Феликса, но
поручился за тонкость его обращения и расторопность. Он немного говорит
по-французски и по-английски и в ближайшее время должен еще подучиться
этим языкам. Штюрцли готов сделать мне одолжение и взять его на
испытательный срок, конечно без жалованья. Питание и помещение он получит
бесплатно, а ливрею, которая, несомненно, будет ему к лицу, сумеет
приобрести по достаточно льготной цене. Одним словом, это путь в жизнь,
благоприятное поприще для развития его дарований, и я надеюсь, что наш
Феликс сумеет угодить знатным постояльцам "Сент-Джемс энд Олбани".