чаще всего и который я больше всего проклинал и ненавидел, несмотря на то,
что анекдот этот, по несчастью, был ему известен. Анекдот этот приписывают
каждому остряку, когда-либо стоявшему на американской земле - от Колумба
до Артемуса Уорда [Артемус Уорд - псевдоним американского
писателя-юмориста Чарльза Феррера Брауна (1834-1867), с которым Твен был
лично знаком]. В нем говорится о лекторе-юмористе, который целый час
угощал невежественных слушателей остроумнейшими шутками и не добился ни
одного смешка, а когда он уже уходил, несколько седовласых простаков с
благодарностью пожали ему руку, сказав, что никогда ничего смешнее они не
слыхали и что "в течение всего богослужения они с трудом удерживались от
смеха". Никогда еще этот анекдот не был рассказан кстати, и тем не менее
мне приходилось в моей жизни выслушивать его сотни, и тысячи, и миллионы и
миллиарды раз, и плакать, слушая, и проклинать все на свете. Теперь вам
нетрудно понять, что почувствовал я, когда этот бронированный осел
принялся рассказывать его мне в мрачных сумерках седой старины, на заре
истории, когда даже Лактанция [Лактанций - Люций Цецилий Фирмиан, римский
писатель христианин IV века, родом из Африки; автор многих богословских
сочинений] могли называть "недавно почившим Лактанцием", а до рождения
крестоносцев оставалось целых пять столетий. Едва он кончил, вошел
мальчишка звать его на турнир. С дьявольским смехом, грохоча и звякая, как
корзина с железным ломом, он вышел из ложи, и я потерял сознание. Я
очнулся через несколько минут и открыл глаза как раз в то мгновение, когда
сэр Гарет нанес ему ужасающий удар; и я невольно произнес: "Господи, хоть
бы его убили!" Но, к несчастью, прежде чем я успел договорить эти слова,
сэр Гарет обрушился на сэра Саграмора Желанного и нанес ему такой удар,
что тот рухнул с лошади; падая, сэр Саграмор услышал мое восклицание и
принял его на свой счет.
Я это знал и поэтому не тратил усилий на объясненья. Поправившись, сэр
Саграмор заявил мне, что нам с ним нужно свести кое-какие счеты, и
назначил день - через три или четыре года, и место для поединка - то самое
ристалище, где ему была нанесена обида. Я сказал, что буду ждать его
возвращения. Дело в том, что он отправлялся на поиски святого Грааля [в
романы Круглого Стола вплетается мистическая христианская легенда о
"святом Граале", то есть о чаше с кровью Христа, якобы собранной при
распятии одним из его учеников; в рыцарских романах XII века на поиски
этой чаши, как символа нравственного совершенства, отправляются рыцари
Персиваль, Ланселот, Говэн и другие]. Все наши ребята время от времени
отправлялись к святому Граалю. Это путешествие занимало несколько лет.
Уехав, они долго блуждали, плутая самым добросовестным образом, так как
никто толком не знал, где находится этот святой Грааль. Мне думается, они
в глубине души и не надеялись найти его и, если бы наткнулись случайно, не
знали бы, что с ним делать. Видите ли, это было нечто вроде наших поисков
Северо-Западного прохода [имеются в виду многочисленные попытки
итальянских и английских мореплавателей (начиная с конца XV века и в
течение трехсот лет) открыть морокой путь в Китай и Индию мимо северных
берегов Америки], только и всего. Каждый год отправлялись экспедиции
святограальщиков, а в следующий год отправлялись новые экспедиции на
поиски прошлогодних. В этих походах можно было заработать славу, но не
деньги. А они еще и меня тащили с собой! Я только посмеивался.
10. ПЕРВЫЕ РОСТКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
всякие толки и пересуды, так как наши ребята чрезвычайно интересовались
такими вещами. Король считал, что мне теперь следует отправиться на поиски
приключений, чтобы стяжать-себе славу и через несколько лет стать
достойным встречи с сэром Саграмором. Я извинился и заявил, что мне
потребуется еще три-четыре года, чтобы все наладить и пустить в ход, и
тогда я готов отправиться куда угодно; вероятнее всего, сэр Саграмор к
тому сроку все еще будет граалить, и я вполне успею стяжать себе славу, не
теряя драгоценного времени; с начала моего вступления в должность пройдет
уже шесть-семь лет, и государственная машина, я убежден, будет уже
настолько налажена, что мне удастся взять отпуск без всякого вреда для
дела.
разных тихих уголках страны я исподволь успел насадить ростки различных
отраслей промышленности - зародыши будущих огромных заводов, железных и
стальных миссионеров моей грядущей цивилизации. Там я собирал способнейших
молодых людей, и агенты мои рыскали по всей стране, подыскивая все новых и
новых. Я превратил множество невежд в специалистов, в знатоков разных
ремесел и наук. В этих моих питомниках, спрятанных в глухих уголках
страны, обучение шло спокойно и гладко, и никто нам не мешал, так как
никто не мог проникнуть туда без разрешения, - больше всего я опасался
церкви.
школ. В результате в этих потайных местах выросла превосходная единая
система народного образования, а также целая сеть протестантских
конгрегации, процветавших и разраставшихся. Каждому предоставлялось
выбрать себе любую христианскую секту: в религиозных вопросах я
поддерживал полнейшую свободу. Однако я ограничил преподавание закона
божия церквами и воскресными школами, в другие же мои учебные заведения
религии не допускал. Я, конечно, мог бы предоставить привилегии моей
собственной секте и всех без труда обратить в пресвитерианство, но это
значило бы совершить насилие над человеческой природой; духовные запросы и
влечения людей не менее разнообразны, чем их телесные потребности, цвет их
кожи, черты их лица, и человек нравственно чувствует себя только тогда
хорошо, когда он облачен в одежду той религии, которая по цвету, фасону и
разуму лучше всего соответствует его духовному складу; кроме того, я
боялся создания единой церкви: такая церковь - власть могущественная,
могущественнее всякой другой; обычно церковную власть прибирают к рукам
корыстные люди, и она постепенно убивает человеческую свободу и парализует
человеческую мысль.
Разрабатывались они до меня по-дикарски: в земле рыли ямы и выносили
оттуда руду в мешках из шкур, по тонне вдень; но я постарался как можно
скорее поставить разработку рудников на научную основу.
вызов сэра Саграмора.
можете. Неограниченная власть - превосходная штука, когда она находится в
надежных руках. Небесное самодержавие - самый лучший образ правления.
Земное самодержавие тоже было бы самым лучшим образом правления, если бы
самодержец был лучшим человеком на земле и если бы его жизнь продолжалась
вечно. Но так как даже самый совершеннейший человек на земле должен
умереть и оставить свою власть далеко не столь совершенному преемнику,
земное самодержавие - не только плохой образ правления, а самый худший из
всех возможных.
всеми богатствами королевства. Темная страна и не подозревала, что я
насадил цивилизацию девятнадцатого века под самым ее носом! Цивилизация
эта была скрыта от взоров толпы, но она существовала, - факт огромный и
неопровержимый, - и о нем еще услышат, если только я не умру и счастье не
отвернется от меня. Она существовала столь же несомненно и столь же
скрыто, как существует рвущееся наружу адское пламя в недрах потухшего
вулкана, невинно возносящего свою бездымную вершину в голубое небо. Мои
школы и церкви четыре года назад находились еще в младенчестве; теперь они
стали взрослыми; мои мастерские превратились в обширные фабрики; на месте
каждой дюжины обученных рабочих теперь работала тысяча; на месте одного
отличного специалиста теперь я имел пятьдесят. Я, так сказать, держал руку
на выключателе, готовый в любое мгновение залить ночной мир потоками
света. Впрочем, я не собирался включать свет внезапно. Внезапность - не
моя политика. Народ не вынес бы внезапности; к тому же на меня тотчас же
насела бы господствующая римско-католическая церковь.
агентов, которым поручено было незаметно подкапываться под рыцарство и
расшатывать понемногу то одно, то другое суеверие, тем самым подготовляя
постепенно страну к лучшему строю. Я, так сказать, включал свет сначала
только яркостью в одну свечу и намеревался постепенно усиливать его.
они превосходно работали. Я собирался развивать это дело все шире и шире,
если никто меня не спугнет. Наибольшей тайной окружил я свой Уэст-Пойнт -
свою Военную академию. Я ревниво оберегал ее от посторонних взоров; не
менее ревниво оберегал я свою Морскую академию, основанную мною в
отдаленном морском порту. Обе академии процветали, к полному моему
удовлетворению.
исполнителем моих предначертаний, моей правой рукой. Он был чудесный
малый: все ему удавалось, он был мастер на все руки. За последнее время я
обучил его журналистике, так как мне казалось, что пора уже приниматься за
газетное дело. Я собирался начать не с большой газеты, а с маленького
еженедельного листка, который хотел пустить в обращение в виде пробы в
моих питомниках цивилизации. Кларенс чувствовал себя в этом деле, как рыба
в воде; в нем безусловно сидел настоящий газетчик. Он как бы раздвоился -
говорил на языке шестого века, а писал на языке девятнадцатого. Его
журналистский слог упорно мужал и развивался. Он уже достиг уровня газет,
выходящих в захолустных городишках Алабамы, и его передовицы не уступали
тамошним ни по содержанию, ни по стилю.
Эриксон Стивен
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Фазиль Искандер
Шилова Юлия
Ибсен Генрик