в этом мире?
- Честно говоря, - отвечала Дельбена, - я не думаю, что желание утешить
кучку болванов и неудачников может оправдать поголовное отравление мозгов
миллионов уважаемых людей помимо того, разве можно искажать истину ради
чьего-то блага или желания? Так будь мужественна и смирись с судьбой,
которая предписывает, что ты, вместе со всеми остальными, будешь брошена
обратно в тигель Природы и вскоре возродишься снова в какой-то иной форме,
ибо ничто не исчезает бесследно во чреве этой матери человечества.
Составляющие нас элементы вначале разлагаются, затем соединяются заново уже
по-другому, в иных сочетаниях, как тот вечнозеленый лавр, что растет на
могиле Вергилия. И теперь я спрошу вас, тупых верующих, разве эта
разумнейшая трансмиграция хуже вашей альтернативы рая или ада. Нас всех
вдохновляет мысль о рае, но мало кто думает с восторгом об аде, между тем
идиоты-христиане твердят, что для спасения требуется милость, которую Бог
обещал немногим! Очень утешительная мысль! Кто из вас но предпочел бы
исчезнуть без следа, чем вечно гореть в огне? Кто тогда осмелится спорить,
что освобождение от этого страха Б тысячу раз гуманнее, чем томительное
ожидание милостей от Бога, раздающего их только небольшой кучке своих
закадычных приятелей и обрекающего всех прочих на вечные муки! Только
фанатизм или безумие могут заставить отвергнуть ясную и надежную перспективу
и броситься в объятия другой, где царит неуверенность, доходящая до
отчаяния.
- А что же будет со мной? - спросила я, - Я так боюсь, этой темноты,
меня страшит это вечное небытие.
- Скажи мне, пожалуйста, кем ты была до рождения? - усмехнулась моя
блестящая собеседница. - Кусочком неорганизованной материи без всякой
определенной формы или, в крайнем случае, лишенным той формы, которую ты
могла бы запомнить. Так вот, ты снова обратишься в те же самые или подобные
им кусочки материи, ты станешь сырьем, из которого выйдут новые существа, и
это произойдет самым естественным образом. Тебе будет приятно? Нет. Может
быть, ты будешь страдать? Тоже нет. Чем является человек, который жертвует
всеми своими удовольствиями в обмен на уверенность в том, что никогда не
будешь испытывать боли? Чем был бы человек, если бы отказался от такой
сделки? Инертной бесчувственной массой. А чем он станет после смерти? Той же
самой массой. Тогда что толку дрожать от страха, если закон Природы
недвусмысленно обрекает тебя на то самое состояние, которое ты бы с
восторгом приняла, если бы имела возможность выбирать? Скажи, Жюльетта,
разве ты существовала до начала века? Нет, и факт этот не приводит тебя в
отчаяние. Может быть, есть более веская причина сокрушаться о том, что ты
перестанешь существовать до скончания века? О, ля, ля! Успокойся, голубка
моя: смерть страшит только наше воображение, создавшее проклятую догму о
загробной жизни.
Душа, или, если хочешь, активный принцип, который оживляет, формирует
нас и движет нами, есть не что иное, как облагороженная до некоторой степени
материя, и в результате этого она приобретает свойства, которые приводят нас
в изумление. Разумеется, не всякая часть этой материи способна на такое
превращение, но за счет сочетания с другими частями, образующими наше тело,
материя достигает столь высокой степени развития это можно сравнить с
искрой, которая становится пламенем, когда попадает в маслянистые или другие
горючие материалы. В конце концов, душу можно рассматривать двояким образом:
как активный принцип и как принцип мыслящий, и в том и в другом случае можно
доказать ее материальность при помощи двух неопровержимых силлогизмов.
Первый: активный принцип предполагает деление, так как сердце после умирания
тела довольно долгое время продолжает работать, продолжает биться, то есть
материально то. что способно к делению. Душа, рассматриваемая как активный
принцип, делима и, следовательно, материальна. Второй: все, что подвержено
структурному разложению, материально, я то, что духовно, разлагаться не
может: состояние души связано с телом, душа слаба в юном теле и дряхлеет в
старом, словом, испытывает телесное воздействие, однако все, что структурно
разлагается, является материальным: душа увядает, значит, и она материальна.
Пора сказать прямо и честно, что нет ничего чудесного в феномене мысли,
по крайней мере нет ничего, что доказывало бы отличие этого феномена от
материи, ничего, что указывало бы на неспособность этой материи,
облагороженной или организованной каким-то образом, порождать мысль, и вот
это понять несравненно легче, чем понять существование Бога. Если бы эта
возвышенная душа на самом деле была делом рук Божьих, почему тогда она
участвует1 во всех изменениях и случайностях, которым подвергается тело? На
мой взгляд, будь она божественным творением, душа была бы совершенной, а
совершенство состоит не в том, чтобы претерпевать изменение вместе с такой
низменной материальной субстанцией как человеческое тело. Если бы она была
творением Бога, она бы не ощущала телесного разложения и не была бы его
жертвой если бы душа обладала божественным совершенством, ей не нужно было
бы стремиться к этому - она формировалась бы с самого начала, вместе с
зародышем, и Цицерон написал бы свои "Tukulaae diutatioe",
{"Тускуланские письма" Цицерона.} а Вольтер свою "Альзиру" еще в колыбели.
Однако это не так и быть так не может, потому что душа созревает шаг за
шагом по мере развития тела, потом, вместе с ним, деградирует,
следовательно, душа состоит из частей материального порядка. Я ясно
выражаюсь? Ну так вот, теперь тебе придется признать абсолютную
невозможность существования души без тела, а последнего - без души.
Точно так же нет ничего удивительного в верховенстве души над телом.
Тело и душа - одно целое, составленное из равных частей, однако в этой
системе более грубое должно занимать подчиненное положение по отношению к
более утонченному по той же самой причине, по какой пламя свечи -
материальная субстанция - вторично по отношению к пожираемому им воску,
который также материален так и в нашем теле мы видим конфликт между двумя
веществами, причем более тонкое главенствует над более грубым.
Я надеюсь, Жюльетта, что дала тебе даже больше, чем требуется, чтобы
убедить тебя в ничтожестве Бога, о существовании которого нам твердят
столько веков подряд, и его догм, приписывающих душе бессмертие. Как же
хитры и коварны были те нищие, что придумали эту парочку чудовищных понятий!
Как только они не изощряются, как не измываются над людьми, называя себя
служителями божьими, и от их настроения, в конечном счете, зависит все в
этой жизни! Насколько сильно их влияние на умы простого люда, который из
страха перед предстоящими муками вынужден поклоняться этим лжецам -
самозванным и единственным посредникам между Богом и человеком, всемогущим
шарлатанам, чье вмешательство, минуя Господа, может решить судьбу любого.
Таким образом, все эти сказки являются плодом тщеславного воображения,
корысти, гордыни и нечистоплотности кучки самоуверенных типов, процветающих
на лишениях всех остальных, и посему заслуживают нашего презрения и
забвения. Ах, милая Жюльетта, я тебя прошу и умоляю презирать их так, как
презираю я! Говорят, что подобная философия ведет к деградации нравов.
Ерунда! Тогда получается, что для них нравы важнее, чем религия? Нравы
зависят единственно от географической широты, в которой угораздило оказаться
той или иной стране, поэтому представляют собой игру случая и ничего больше.
У Природы нет никаких запретов, сами люди сочиняют законы, которые самым
мелочным образом ограничивают их свободу. Законы и обычаи зависят от того,
холодно или жарко в данной стране, плодородна или бесплодна почва, от
климата и типа живущих там людей, и эти непостоянные факторы формируют наши
манеры и нашу мораль. Человеческие законы и постановления - это всегда и
неизбежно путы и оковы, они ничем не освящены и ни на чем не основаны с
точки зрения философии, которая моментально обнаруживает ошибки, разоблачает
мифы и дает умному человеку знания о великом промысле Природы. Аморальность
- вот высший закон Природы: никогда не опутывала она человека запретами,
никогда не устанавливала правил поведения и морали. Возможно, ты подумаешь,
что я слишком категорична, слишком нетерпима ко всяческому игу, однако
прежде всего я хочу раз и навсегда покончить с абсурдным и ребяческим
обязательством по отношению к другим людям. Подобные обязательства
противоречат тому, что внушает нам Природа, так как единственная ее заповедь
гласит, наслаждайся как тебе угодно, с кем угодно и за счет кого угодно. Я
не отрицаю что наши удовольствия могут стать причиной чьих-то страданий, но
разве от этого удовольствия для нас менее приятны? В свое время мы вернемся
к этому разговору, а пока я вижу, что мои рассуждения о морали были не менее
убедительны, чем мои мысли насчет религии. Теперь пора перейти от разговора
к делам, тогда только ты окончательно поймешь, что можно делать все,
абсолютно все, не опасаясь, что совершаешь при этом преступления. Два-три
неординарных поступка - и ты сама убедишься, что все позволено.
Возбудившись от ее речей, я бросилась в объятия своей старшей и мудрой
подруги и тысячью разных способов продемонстрировала ей благодарность за
заботу, проявленную о моем воспитании.
- Я обязана вам больше, чем жизнью, несравненная Дельбена! Я поняла,
что нельзя жить без философии. Можно ли назвать жизнью жалкое прозябание под
игом лжи и глупости? Я к вашим услугам, - продолжала я, сгорая от
нетерпения. - Я хочу быть достойной вашей нежной дружбы и на вашей груди
дать клятву навсегда забыть о заблуждениях, которые вы уничтожили во мне.
Умоляю вас: продолжайте мое обучение, продолжайте вести меня к счастью - я
доверяюсь вам целиком делайте со мной, что хотите, и знайте, у вас никогда
не будет более пылкой и послушной ученицы, чем Жюльетта.
Дельбена была вне себя от восторга: для развращенного ума нет острее
удовольствия, чем развращение учеников и последователей. Сладкой дрожью
сопровождается процесс обучения и не с чем сравнить наслаждение, когда мы
видим, как другие заражаются той же безнадежной болезнью, которая пожирает
нас самих. А как радостна власть над их душами, которые как будто творятся
заново благодаря нашим советам, настояниям и ласкам. Дельбена С лихвой
вернула мне все поцелуи, которыми я ее осыпала, и вперемежку с ласками
бормотала, что скоро, совсем скоро, я сделаюсь такой же беспутной, как она -
неуязвимой, неукротимой и жестокой маленькой распутницей, - что в том
волшебном мире, куда она ведет меня, я совершу множество злодеяний, а когда
Господь захочет узнать, что же случилось с доброй маленькой Жюльеттой, она,
Дельбена, гордо выступит вперед и примет наказание за разрушение моей юной