Чтение 12–й страницы книги ~Тумак фортуны или услуга за услугу~

меня кто-то, порчу навел...

-- И давно это с тобой?

Я обалдело уставился на бригадира... и промолчал. Откуда ж мне знать,
когда это началось! Прямо напасть какая-то, бляха-муха!

Взгляд бригадира потяжелел, посуровел.

-- Хреново дело твое, Василь Петрович, нутром чую, хреново. Ты хоть
сам-то понимаешь, что от коллектива отрываешься, а? Осознаешь, так сказать,
как засасывает тебя в бездну твой паршивенький индивидуализм? Подумай, как
жить-то дальше будешь, Василий?

Я готов был разрыдаться.

-- Колян, не береди рану, и без тебя тошно, -- взмолился я. -- Это
сильнее меня, клянусь Славой КПСС! Словно обухом кто по голове хватил... --
И тут меня осенило. -- Постой-ка, Коляныч! А ведь и правда, это ж после моей
травмы началось, после той контузии на стадионе! Что-то, видать, у меня в
башке сломалось, разладилось, вот шестеренки какие-то теперь и не совпадают,
вразнобой крутятся.

Взгляд бригадира стал мягче, сочувственнее.

-- Дело говоришь, Василь Петрович, -- кивнул он. -- Видать, так оно
натурально и было. Вот и выходит, что лечить тебя надобно, срочно и
безотлагательно. Этим-то мы сейчас как раз и займемся. На самотек такой
случай пускать мы просто не имеем права. А если нужно будет -- возьмем на
поруки. Друга-товарища в беде не бросим, всем коллективом биться за тебя
станем.

Я как-то засомневался.

-- Думаешь, стоит?

Колян сурово посмотрел на меня.

-- Ты эти пораженческие настроения брось, понял? Да ты не дрейфь,
Василь Петрович, вытащим мы тебя из этой трясины, поднатужимся, поднавалимся
всем миром -- глядишь, мозги-то и вправим. Снова человеком станешь,
полноценным и полноправным членом коллектива. Не хрена тебе в отщепенцах да
в идиотах ходить, как вот этот вот, -- и он кивком указал на Саддама
Хусейна, нависшего над прошлогодней газетой. Бедолага жадно жрал ее глазами
и урчал от удовольствия, словно блудливый мартовский кот, налакавшийся
валерьянки.

Я вдруг похолодел. Вот, значит, какая участь мне уготовлена! Стать
дебилом-трезвенником, эдаким тихим бессловесным идиотиком, слюнявым
дистрофиком с куском протухшего мяса в черепке вместо мозгов! Ну уж нет,
мужики, такой расклад меня никак не устраивает. Не хватало мне еще с катушек
съехать на почве трезвого образа жизни!

-- Коля, друг, вытаскивай меня из этого дерьма! -- заорал я благим
матом. -- Спасай! Готов на любое лечение! Только не допусти, чтоб друг твой
и лучший работник в идиотизм и младенчество впал!

-- Не допущу, Васька, последней сволочью и скотиной буду, если не
помогу такому корешу, как ты. Хватит нам в цехе и одного юродивого. А теперь
слушай и мотай на ус. Вот тебе адресок, -- он что-то чирканул на клочке
газеты, -- собирай манатки и езжай, прямо сейчас. Расскажешь этому человеку
все без утайки, он в своем деле профи. Усвоил?

Я с готовностью кивнул и скользнул взглядом по записке.

-- Это что же, -- засомневался я, бегло прочитав каракули бригадира, --
ты меня в Люблино, в тринадцатую психушку спроваживаешь?

-- В нее самую, Василь Петрович. Ну чего ты скосорылился, а?
Сковородкин -- человек свой и в душу нашего брата трудяги вхож все равно как
к себе домой. Да и как врач-психиатр он не чета другим. Умнейший мужик, спец
по алкашам и симулянтам, а опыт у него такой, что на десяток докторских
диссертаций хватит. Скажешь, что от меня, и все будет о'кей.

-- Ладно, сгоняю к твоему профи, -- буркнул я. -- Хотя, честно говоря,
по психушкам таскаться особой охоты не имею.

-- А жить вечным трезвенником охота есть? -- ударил меня Колян ниже
пояса.

Более убедительного довода Колян, конечно же, придумать не мог. А
потому я тут же сорвался и помчался к этому психиатрическому гению, даром,
что переться пришлось через весь город.
-==Глава двенадцатая==-

Сковородкин, этот кругленький, очкасто-плюгавенький, суетливо-юркий
мужичок лет сорока пяти, эдакий живчик алкашно-шизоидного вида, как-то сразу
мне не понравился. Принял меня радушно, я бы даже сказал -- по-приятельски.
Все ладошки свои потные потирал да слюни пускал от восторга. Выслушав мою
историю, тут же вынул из-под стола початую бутыль со спиртом и предложил
составить ему компанию. Я набычился и заявил, что издеваться над своей
персоной не позволю никому, даже светилу отечественной медицины. На что он
радостно закивал: ничего, мол, подобного и в мыслях не имел, а выпить
предложил от чистого сердца, для создания дружеской и непринужденной
атмосферы. Ладно, говорю, хрен с тобой, козел плешивый, создавай свою
атмосферу, но только в одиночку, так как пить я все равно не стану. И не
стал, вот ведь какая зараза! Он игриво так дернул кругленьким своим
плечиком, расчетливым движением плеснул в стакан чистейшего, как слеза,
спиртяги -- и хряпнул его залпом, даже не передернувшись. Молоток, отметил я
про себя, питью обучен.

Потом началась эта дурацкая игра в вопросы и ответы. От выпитого
спиртного он совсем разомлел, стал до неприличия фамильярен, слова его
катились какими-то круглыми, обтекаемыми, ватно-пушистыми шариками, на
первый взгляд совершенно невразумительными и далекими от существа проблемы.
Однако я видел этого склизкого типа насквозь и потому был зол, нервозен,
порой даже груб. Думаешь, мужик, не знаем мы, что ли, про все эти ваши
психические уловочки, всяческие там инквизиторские выкрутасики, эдакие
садистские издевочки да подковыкочки? Ого-го, еще как знаем! Нас, мужик, на
мякине не проведешь, голой задницей в муравейник не усадишь. Это уж как пить
дать, уж мы-то себе цену знаем. Так что кончай нам в уши дым пущать,
сворачивай эту свою бадягу и говори толком, по сути, что и как. А то мне уже
до дому пилить пора, Светка наверняка нервничать начнет, ежели опоздаю.

Слово в слово так я ему все и выложил, от и до. Он грустненько так
мотнул круглым своим чайником, поскреб в затылке, ковырнул в носу, смачно, с
подвываньицем, икнул, потом зыркнул на меня осоловелыми зенками -- и выдал
вместе с волной густого перегара:

-- Случай, скажу я вам, удивительный. Просто уникальный случай, я бы
даже сказал -- сверхъестественный, не побоюсь этого слова. Что, так совсем
выпить и не тянет, а, любезнейший?

-- Ну, не тянет, -- угрюмо буркнул я.

-- Удивительно! Ведь по жизни-то обычно как раз все наоборот
происходит, за уши вашего брата от водки не оттащишь, так и лакает,
лакает...

-- Нету у меня никакого брата, -- окрысился я. Так бы и засандалил
сейчас ему промеж глаз!

-- Это я так, образно, -- хихикнул он. -- М-да... Вы феномен, мой
дорогой. Патологический тип. Для науки личность совершенно темная и
неправдоподобная. Видимость, так сказать, бытия, иллюзия, галлюцинация. Ни в
теории, ни в практике вам места нету. Таких, как вы, в природе существовать
просто не может. И не должно.

Как бы в подтверждение своих слов, он плеснул себе в стакан еще грамм
сто пятьдесят и, крякнув, влил в свое поганенькое нутро.

Я весь вскипел.

-- А вот мы сейчас посмотрим, существую я или только видимость бытия!

Я рывком перегнулся через стол, схватил светило пятерней за грудки и
тряхнул так, что у того аж челюсть лязгнула да лысина в миг вспотела. Однако
он тут же умудрился вывернуться и высвободиться от захвата.

-- Ну это вы бросьте! -- строго заявил он, отклеивая свою обширную
ученую задницу от казенного кресла и выпрямляясь. -- Здесь вам не Госдума!

То ли он какую кнопочку потайную нажал, то ли еще каким образом сигнал
подал, только вдруг выскочили у меня из-за спины два здоровенных санитара и
лихо скрутили мне руки. Я и пикнуть не успел, как заломило у меня в
суставах, застучало в висках, засучило в ногах. Скрипнул я остатками своих
зубов, попытался вырваться, да не тут-то было! Крепко держали вертухаи,
лишив меня всех степеней свобод.

-- Вы, уроды! -- вякнул я, скривившись от боли. -- Грабли свои
дебильные уберите! Пока я вам их не повынимал!

Однако они и ухом не повели, лишь глумливенько эдак залыбились,
гоготнули для проформы: не ерепенься, мол, мужик, у нас не забалуешь, живо в
бараний рог скрутим, коли шеф команду даст.

Сковородкин радостно закивал, поиграл куцыми бровями, зацокал языком.

-- Зря вы так, батенька, -- защебетал он нежно, облизывая меня
любвеобильным взглядом, -- нехорошо, нехорошо-с!.. А ну-ка, ребятки,
держите-ка его покрепче, сейчас мы сеанс ортодоксальной терапии проведем.
Ежели не поможет, можете на себе, батенька, крест ставить, и пожирнее,
пожирнее!..

Не долго думая, он снова извлек из-под стола бутыль со спиртягой и
нацедил примерно с треть стакана. Потом хитренько так подмигнул и стал
приближаться, со стаканом в своей маленькой пухленькой ручке. Я
забеспокоился, заподозрил неладное.

-- Насилия над моей личностью не потерплю! -- заорал я благим матом,
догадываясь, к чему клонит этот идиот. Попытался было вырваться, сделал
несколько неуклюжих телодвижений, но те два дебила стояли, как влитые, и
добычу из своих лапищ явно выпускать не собирались. А потом и вовсе мою
башку заклинило -- так, что я и пикнуть не смел, а ежели и пытался, то в
глазах у меня тут же темнело от адской боли. Профессионалы, мать вашу!..

-- Отпустите, уроды! -- хрипел я, взывая к их гражданской совести, но
тщетно.

Сковородкин тем временем, нежно улыбаясь, приблизился ко мне вплотную.

-- Ну-с, больной, -- заворковал он, -- приступим к лечению.

Я и глазом не моргнул, как этот псих резко саданул меня поддых своим
миниатюрным кулачком, да так мастерски, так метко, что дыхание у меня тут же