очень интересная выставка. Последние работы итальянских художников.
ней и интересные работы - Ренато Гуттузо, Карло Леви, - но первая премия
(миллион лир) присуждена была художнику Пиранделло, потомку знаменитого
писателя. На громадном, чуть не во всю стену холсте были смешаны без
всякой системы и, по-моему, даже без участия кисти все существующие и не
существующие в спектре цвета. Внизу стояла подпись, не помню уже какая, то
ли "Восторг", то ли "Медитация", то ли "Заход солнца на Адриатическом
море" (нет, ту делали ослиный хвост и сахар), - одним словом, подпись
была. И перед этим холстом стояли люди, самые обыкновенные люди, в
пиджаках, галстуках, и никто не улыбался... Нет, не надо было нам перед
приходом сюда приоткрывать тяжелую, массивную дверь. А может, наоборот,
автору премированной картины надо было бы почаще это делать.
лучше - Акрополь или здание Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке,
Андрей Рублев или Ван-Гог, Виа Аппиа или автострада Милан - Турин, - все
это не на ровном месте родилось, во всем есть своя закономерность. Но что
поделаешь, если после Давида, взглянув на удостоенную миллионной премии
картину, становится как-то очень уж грустно?
возникали у меня не только во Флоренции. Нечто подобное испытывал я, увы,
и в нашем Манеже, стоя перед некоторыми картинами и скульптурами, вернее
быстро проходя мимо них, так как стоять не хотелось. А таких произведений,
где сердце заменено темой, поэтическое мастерство - размерами, мысли -
болтовней, музыка - треском, - ох, сколько их еще и у нас! И, минуя их, с
какой благодарностью останавливаешься в этом же Манеже перед картиной, ну,
допустим, Неменского, где молоденький солдатик проснулся и увидел весну.
Неменский, или Пластов, или еще кто-нибудь другой. Более того, я не
сомневаюсь, что и "абстрактная" живопись имеет право на свое место под
солнцем. Конечно, не в музее, где ее выдают за картину, претендующую на
какое-то высшее содержание, а в соответствующем интерьере, как цветовое
пятно, как составная часть общей архитектурной композиции, или как рисунок
ткани, как узор ковра. Всему свое место, свое назначение. Обидно другое.
Обидно, что, стоя перед некоторыми полотнами в Манеже, я вспоминал
Пиранделло и думал: да, конечно, выдавливать тюбики на холст, делая вид,
что пишешь картину, - занятие бессмысленное, но плохая картина так и
останется плохой картиной, хотя бы она называлась даже "Залп "Авроры"... А
ведь глядя на эту последнюю становится просто больно за великого человека,
изображенного на ней.
Петрограда Киеве, учился писать первые буквы и не имею права как очевидец
говорить о том, правильно или неправильно изобразил художник
знаменательное событие. Но раз уж я позволил себе заговорить о правде
изображаемого, не могу не сказать несколько слов об изображении того,
свидетелем чего я был.
в тот самый полк, в котором пятнадцать лет тому назад мне пришлось воевать
в Сталинграде. Никого из "стариков" я уже там не застал. У командиров на
груди академические значки, у солдат, молодых, здоровых двадцатилетних
хлопцев, за спиной уже восемь, девять, а то и десять классов. Я смотрел на
эту молодежь, и сердце радовалось - вот какая у нас теперь армия.
парнишка, чьих щек еще не касалась бритва, стал объяснять мне его
устройство - вот это то-то, а это для того-то. Половины слов, которые он
без запинки произносил, я, получивший в свое время высшее образование,
просто не понимал. А он, безусый мальчишка откуда-то из вологодской глухой
деревни, не только понимал, что они означают, но так же уверенно и
спокойно мог привести в действие все эти непонятные мне механизмы... Дай
ему бог никогда в жизни не применять их всерьез, но, глядя на него, я
знал, что, если потребуется, он сможет сделать это так, как надо. И это не
могло не радовать.
пополнение, я главным образом щупал мускулы у новичков - выдержит или не
выдержит двенадцать часов земляных работ? А сейчас? Я попал в саперный
батальон, в котором был когда-то заместителем по строевой (он даже прежний
свой номер сохранил!), и со стыдом убедился, что не только командиром, а
простым рядовым не мог бы теперь в нем быть. Техника...
ваши отцы, ваши старшие братья? Знаете ли вы, что в Сталинграде было
время, когда в державших оборону частях каждая лопата ценилась на вес
золота, а о киркомотыгах и говорить уже нечего? Знаете ли вы, что в
батальонах у нас бывало по тридцать, а то и по двадцать человек? Что
командир пятой роты нашего полка, Вася Конаков, вместе со своим старшиной
в течение трех дней держал оборону целой роты? А когда старшина уходил на
берег за обедом, - то и один. Разложит автоматы по брустверу, а по флангам
- два легких пулемета Дегтярева и бегает от одного к другому, создает
иллюзию полноценной роты. Знаете ли вы обо всем этом? Нет, не знаете. Кто
должен вам об этом рассказать? Ветераны полка? Где их сейчас найдешь?
Писатели и художники - вот кто должен вам рассказать о ваших отцах и
братьях, о том, как они воевали в труднейшее время своей боевой жизни.
был боевой путь дивизии. От Сталинграда до Берлина. Кругом развешаны были
фотографии тех дней - драгоценные реликвии, которым нет цены. Глядишь на
них и вспоминаешь - да, вот так оно и было. Вот командир дивизии на своем
НП, вот командир полка, вот Василий Зайцев, прославленный снайпер, вот
наша передовая... И, глядя на это, чувствуешь, как сильнее начинает биться
сердце, как застревает комок в горле.
висящее посреди всех фотографий? - Неужели Мамаев курган? Ну да. Конечно
же это он. Вон и водонапорные баки, из-за которых велись кровопролитные
бои, вон и знакомые овраги, вон вдали и город, разрушенный, мертвый. Но
откуда же столько солдат, танков? И наших и немецких? Никогда их столько
там не было. Ничего не пойму...
войсками 26 января 1943 года". Это была копия диорамы, выставленной сейчас
в Музее Советской Армии в Москве. На основе этой диорамы предполагается
соорудить в Сталинграде, на Мамаевом кургане, панораму наподобие
севастопольской. И вот будут приходить экскурсанты, туристы,
многочисленные делегации, и экскурсовод будет им говорить, что вот
такого-то числа такого-то года наши войска штурмом овладели водонапорными
баками и водрузили на них красное знамя. И зрители будут смотреть на все
эти лихо изображенные рукопашные схватки, на ползущие танки, на сдающихся
немцев, на минные и прочие разрывы, на все то, что делает войну эффектной,
удобной для живописи.
как очевидец", - говорим мы в шутку. Поэтому и мои слова могут быть
подвергнуты сомнению. И все-таки, поверьте мне, на самом деле было куда
менее эффектно. Просто никакого штурма не было. Была мучительная
пятимесячная, стоившая многих жизней борьба за баки, но штурма не было.
Просто в ночь на 26 января немцы тихонько ушли с Мамаева кургана и
окопались за оврагом Долгим. А через пять дней капитулировали. Вот и все.
солдат был вовсе не в том, что они с развевающимися знаменами, с
винтовками наперевес прорвались к бакам. Героизм их в другом: они не
подпустили немцев к Волге. Не хватало оружия, боеприпасов, танков,
самолетов, не хватало людей - а это главное, - и все-таки непобедимая
армия, покорившая всю Европу, прошедшая от Перемышля до Сталинграда, всю
зиму протопталась у его стен и сдалась. Героизм был в буднях, в тяжелом
солдатском труде, в умении не терять веру и самообладание в самые тяжелые
минуты, в спокойствии Васи Конакова, не перестававшего воевать, когда он
потерял всю свою роту, в маленьком, с привязанной к голове телефонной
трубкой курносом связисте, не помню уж из какого батальона, с увлечением
читавшем истрепанную "Войну и мир" в каких-нибудь пятидесяти метрах от
противника.
красота? И красота ли это?
слыхал о нем... Не хватанул ли я? Но в этом, очевидно, и есть влияние,
сила настоящего искусства - в умении взбудоражить, всколыхнуть тебя с
головы до ног, в бесконечных ассоциациях и мыслях, которые оно вызывает...
ступая по вделанным в мраморный пол чугунным надгробиям, мы вышли на
свежий воздух.
продавцы каких-то сладостей, кричат мальчишки-газетчики, кричат друг на
друга шоферы такси на стоянке - вероятно, просто так, от нечего делать, от
излишка темперамента. А там, позади, в прохладном полумраке пустынного
храма, спокойный и величественный, с запущенными в бороду пальцами, сидел
одинокий безмолвный пророк, которому четыре века тому назад его творец
крикнул, ударив молотком по мраморному колену: "Почему же ты не говоришь?"
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Быков Василий
Круз Андрей
Скальци Джон
Шилова Юлия