Чтение 12–й страницы книги ~Необычайные приключения Робинзона Кукурузо~

остров!"

Долго канючит Кукурузо. Наконец терпение у деда лопается, и он говорит:

- Вот черт"нок, а не дитя! Совсем замучил. Ну иди уже, чтоб я тебя не
видел! Только на три дня, не больше. И если т"тка Ганна скажет, что ты
уроков не учил, - вот этой палки попробуешь. Двоечник!

Кукурузо не стал мешкать, бегом побежал в хату (а то ещ" передумает дед),
схватил грамматику - и за ворота. Потом вдруг остановился, обернулся,
потоптался на месте, вздохнул:

- Бывайте здоровы, диду! Хороший вы... Я всегда знал, что вы хороший...

- Иди-иди! - буркнул дед. Разве он знал, что прощается с ним Кукурузо на
двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней.

На улице я присоединился к своему другу. Молча дошли мы до речки, молча
сели в лодку и молча поплыли в плавни.

Не проронив ни одного слова, доплыли мы до острова. В торжественном
молчании перенесли все вещи на поляну к шалашу. И вот в последний раз стоим
на берегу возле лодки. Опустив головы, ковыряем носками ботинок землю. Стоим
и вздыхаем. Надо прощаться, а мы не знаем, что говорят в таких случаях. Ведь
не на день мы прощаемся, не на месяц, не на год даже, а на целых двадцать
восемь лет, два месяца и девятнадцать дней. Ещ" никто в мире не прощался на
так долго.

- Ну что жд"шь? Отчаливай! - не выдерживает наконец Кукурузо.

- А ты что, спешишь? - говорю я.

- Да нет, я ничего, но вообще... Тебе ж домой нужно. Ребята, наверное, в
футбол на выгоне играют.

- Да! - машу я рукой. Дескать, не нужны мне ни футбол, ни ребята. А сам
думаю: "Неужели Кукурузо никогда в футбол больше играть не будет? Вот бедный
хлопец!" И так мне его жаль стало! Какой же он вратарь замечательный был!
Настоящий Лев Яшин мог из него вырасти.

Вздохнул я, полез в карман и вытащил свой перочинный нож.

- На, - говорю, - тебе пригодится. Ты же знаешь, какой это нож. Как
бритва. Такого ни у кого нет... А у тебя обломок какой-то.

Кукурузо даже покраснел от удовольствия. Он давно с завистью смотрел на
этот ножик и не раз предлагал меняться, да я не хотел. Но теперь пусть у
него оста"тся, раз он в футбол больше никогда не сыграет и в одиночестве
жить будет.

Я ещ" раз вздохнул, полез в другой карман и вынул спичечную коробочку.
Там лежали рыболовные крючки, которые подарили мне в Киеве. Прекрасные
крючки. Целое богатство для рыбака. И маленькие - для верховодок, плотвы и
карасей; и побольше - для ершей, окуней и лещей; и большие - для щук, линей,
карпов; и совсем большие, тройные, - для сомов и другого рыбьего зверья.

- Лови, - говорю, - на здоровье. Рыбой ты теперь обеспечен... Только,
знаешь, когда я к тебе как-нибудь приеду, ты и мне дашь половить. Очень я
привык к этим крючкам.

Почему я так сказал - сам не знаю. Я же ещ" ни разу не ловил этими
крючками. Наверное, жалко вс"-таки было мне их. Даже больше чем ножик.
Кукурузо почувствовал это:

- Да зачем. Не надо. У меня же есть.

Однако не мог оторвать восторженных глаз от коробочки. Разве хватит у
человека сил отказаться от такого подарка! Нет, хоть и жалко но не жалко мне
крючков.

Кукурузо же оста"тся на необитаемом острове один-один"шенек, как зуб во
рту у деда Саливона. И никто его больше не увидит. Даже письмо ему написать
нельзя. Ну да, нельзя. У него же нет адреса. У всех людей на свете есть
адреса, а у него нет. Эта неожиданная мысль встревожила меня.

- Слушай, - говорю, - так нельзя. Выходит, у тебя теперь нет адреса.
Никакого адреса.

- Ну так что?

- Как - ну так что? Адреса нет, понимаешь! Выходит, вроде ты вообще не
жив"шь на свете.

- А что же я могу сделать? - растерялся Кукурузо.

- Надо немедленно как-то назвать остров. Будет название, тогда и адрес
будет.

- Давай. Я разве что - против? А как?

- Я знаю? Острова на земле все по-разному называются. Остров Сахалин,
остров Мадагаскар, остров Таймыр. Нет, то, кажется, полуостров. Ну,
как-нибудь так.

- Ну пусть будет остров Мадагаскар. Хорошее название. Мне нравится.

- Так уже есть Мадагаскар. Надо, чтоб такое название, которого ещ" нет.

Кукурузо задумался. Долго шевелил губами, видимо перебирая в уме
названия. Потом сказал:

- А знаешь что - пусть будет имени Переэкзаменовки. Переэкзаменовка меня
сюда привела, и пусть будет остров е" имени. Такого названия ещ" нет -
ручаюсь.

Я не стал спорить. Так на карте мира (хоть об этом ещ" никто, кроме нас,
не знал) появилось новое географическое название - остров Переэкзаменовки.
Кто знает, может, когда-нибудь, через много лет, школьники даже будут учить
об этом на уроках: "Остров Переэкзаменовки. Знаменит тем, что на н"м пров"л
в одиночестве почти тридцать лет ученик пятого класса Робинзон Васильевич
Кукурузо". И какой-то лентяй получит двойку за то, что не будет этого знать.

Я повеселел. И прощание показалось мне не таким грустным.

- Не трусь, Робинзон, вс" будет хорошо, - бодро сказал я. - На таком
острове не то что двадцать восемь - сто лет прожить можно. Лишь бы рыба
клевала.

- Я тоже так думаю.

- Прощай!

Я сел в лодку и оттолкнулся веслом от берега.

Последняя связь Робинзона Кукурузо с человечеством прервалась. Он остался
один на необитаемом острове. Теперь, даже если бы он и захотел вернуться
домой, он бы не мог сделать этого сам, без посторонней помощи. Потому что у
него не было лодки. А без лодки выбраться из наших плавней невозможно -
утонешь. Я предлагал, чтоб он оставил себе нашу "подводную" (мы же могли
воспользоваться для перевозки какой угодно лодкой), но он категорически
отказался. "Это несерь"зно, - сказал он. - Это была бы какая-то прогулка:
надоело - вернулся. Если бы у настоящего Робинзона был транспорт, - вряд ли
бы он сидел так долго один на острове. Нет, надо по-настоящему. Никаких
лодок, никакой возможности вернуться".

Героический человек этот Робинзон Кукурузо!

ГЛАВА IX. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА ОСТРОВЕ ПЕРЕЭКЗАМЕНОВКИ. ГЛАВА, РАССКАЗАННАЯ
РОБИНЗОНОМ КУКУРУЗО СВОЕМУ ДРУГУ И ОДНОКЛАССНИКУ ПАВЛУШЕ.

Так вот, когда оттолкнулся ты от берега и поехал и когда исчез уже за
камышом, лишь морщины на воде остались, - такая вдруг тишина наступила,
никогда я такой тишины не слыхал (даже тогда, когда мне уши после первого
моего выстрела из берданки заложило). Стою я и не дышу, словно окаменел.
Тишина-тишина...

Стою я и, что делать, не знаю. И спешить мне не нужно, и делать нечего.
Хоть стой, хоть сиди, хоть через голову кувыркайся - вс" равно. Никто не
видит, никому до этого нет дела.

Плохо мне стало. И главное, эта проклятая мысль, что сам я отсюда не
выберусь. Хоть кричи, хоть бейся головой о дерево - ничего не поможет. Не
знаю, что бы я делал, если не почувствовал бы вдруг, что хочу есть. Ты же
помнишь, я так волновался и спешил, что дома хороню и не позавтракал. Это
сразу привело меня в чувство. Харчей я решил пока что не трогать - кто
знает, что дальше будет. Решил наловить рыбы. Выбрал я подходящее место,
размотал удочки, наживил, закинул. Жду. Сижу, на поплавки смотрю и жду. Жду,
жду, жду... Поплавки даже не шелохнутся. Не клю"т. Я уж и плевал на
червяков, и менял их, и с места на место переходил - нет кл"ва. А голод меня
вс" больше разбирает. Сижу я, слюни глотаю и шепчу: "Клюйте, рыбочки!
Клюйте, пожалуйста! Я же есть хочу". А поплавки, как гвозди из доски, торчат
себе просто из воды - и вс". Нет рыбы. Плавает мой завтрак иод водой и никак
его не достанешь.

Нервничаю я, вс" время удочки д"ргаю, да только червяков на крючках
вытаскиваю. Хоть самих червяков ешь. Тьфу!

Сам понимаю, что время неподходящее для ужения, что клю"т или рано утром,
или под вечер, но мне от этого не легче. Не ждать же до вечера живот так
подтянет, дойду совсем. Кончилось тем, что зацепил я крючком за корягу и
леску оборвал. Пропал крючок - один из лучших, что ты мне подарил.
Рассердился я, плюнул и пош"л к торбе - не мог больше терпеть. Как дорвался,
полторбы харчей съел. Л"г на поляне животом вверх, дремать начал и незаметно
уснул... Долго, должно быть, спал, проснулся, потому что почувствовал, что
печ"т. Солнце жарит! Притронулся рукой к лицу - щ"ки огн"м горят. Обж"гся я
на солнце. Пош"л водой умылся - печ"т. Мокрой земли приложил-печ"т. Вспомнил
- сметаной или кислым молоком нужно. Да где же е" взять сметану! Вот тут я
впервые почувствовал, что необитаемый остров - это необитаемый остров, а не
наш колхоз "Светлая заря", где сметаны целые оз"ра. А мне бы сейчас хоть
ложку, хоть пол-ложки. Ох же и печ"т! Залез я в шалаш. Темно в н"м, холодок.
Полежал я немного, хоть и печ"т, да жить нужно. Нельзя же двадцать восемь
лет в шалаше пролежать. Вылез, взял топор, нож твой и пош"л вырезать
топорище.

Наш"л хороший сухой сук, вырезал топорище, начал обстругивать и вдруг
занозу в палец загнал. Да такую болезненную - под самый ноготь. Сразу палец
в рот. Сосу - не высасывается, зубами давлю - не выдавливается. Иголкой бы!
Иголкой бы сразу вынул... А где же иголка? В село за иголкой бежать надо.
"Беги, чего же ты не бежишь?" - сам себя спрашиваю.

Чуть не заплакал я от бессильной злости. Такую нужно вещь, как иголка,
забыл! Взял крючок рыболовный, начал ковырять. Но боюсь - ковыряю осторожно.
Там же на конце крючка зазубрина: как загонишь, то, мало того что с занозой,
ещ" и с крючком в пальце ходить будешь. Ох и намучился я. Мокрый стал. А
занозу всю не вынул - маленький кончик остался. И потом долго болело. Хорошо
ещ", что нарывать не стало.