кем я являюсь на самом деле.
Однако главное заключалось не в сохранении жизни, а в том, чтобы
принять участие в происходящей борьбе и принести наибольшую пользу Родине. С
одной стороны, я очутился в очень выгодном положении, находясь среди врагов
и принимаемый ими не за того, кем я был в действительности. С другой
стороны, я был один, в одиночестве бороться, как известно, неизмеримо
труднее. Что же делать в этих условиях? Целесообразнее всего связаться с
нашей разведкой, но это просто невозможно. Хорошо бы связаться с
коммунистическим подпольем, в Риге наверняка действовали незримые народные
силы, но они тоже для меня недоступны. Проще всего попытаться перебежать к
своим, перейти линию фронта, но и для этого требовались величайшая
предусмотрительность и осторожность. Можно не сомневаться, что хотя меня и
оставляют в покое, но из виду, конечно, не теряют.
В поисках возможностей установить какие-либо связи и определить свое
место в происходящей борьбе я пошел даже на безрассудный шаг и отправился на
свою старую квартиру. Цеплис не мог не быть связан с антифашистским
подпольем, такие люди никогда не уклонялись от выполнения своего долга.
Безрассудным мое намерение было потому, что я мог привлечь внимание к нам
обоим. Но желание найти в оккупированной Риге хоть одного верного человека
было столь велико, что я пошел на этот риск.
Опыта в конспирации у меня никакого не было. Как обманывают
бдительность сыщиков, я знал только по книгам о революционном подполье:
руководствуясь ими, я долго кружил по улицам, наблюдал за прохожими и,
внезапно сворачивая в переулки, напряженно ждал появления каких-либо
любопытствующих личностей...
Лишь после такой подготовки я нырнул в ворота дома, в котором еще
недавно обитал. Во дворе остановился, помедлил. Никто вслед за мной не
появился. Через черный ход прошел на парадную лестницу и опять подождал. Все
было спокойно. Тогда я поднялся на самый верх. Тишина! Спустился ниже,
остановился перед своей бывшей квартирой и, не рискуя воспользоваться
собственным ключом, с замиранием сердца позвонил... При гитлеровцах здесь
вполне можно было нарваться на засаду!
Мне открыла дверь незнакомая, прилично одетая женщина с тонкими
поджатыми губами.
- Простите, - сказал я. - Тут, кажется, жили Цеплисы...
- Цеплисы? - переспросила она и покачала головой. - Не знаю... Не знаю
никаких Цеплисов, - холодно повторила она, подозрительно посмотрев на меня,
и вдруг чуточку смягчилась: - Впрочем, я живу здесь недавно... Если это
жильцы, которые жили тут до прихода немцев, так вам лучше всего осведомиться
о них в полиции, - решительно посоветовала она и, чуть помедлив, добавила: -
Их, кажется, забрали в полицию. - Мне показалось, что она меньше всего хочет
вступать со мной в разговор, потому что еще раз покачала головой и торопливо
захлопнула передо мной дверь.
Однако, по существу, она сказала все, что требовалось узнать. Я
оглянулся - на лестнице не было никого - и тем же путем вернулся на улицу.
Рухнула единственная надежда!..
Впрочем, этого следовало ожидать. Трудно было предположить, что
оккупанты оставят Цеплисов в покое, тем более что агенты гестапо, засланные
в Прибалтику еще задолго до войны, к приходу гитлеровских войск, несомненно,
составили проскрипционные списки всех местных жителей, подлежавших
обезвреживанию и уничтожению.
Милый, скромный, молчаливый Мартын Карлович Цеплис. Можно было только
догадываться, что с ним случилось.
Во всяком случае, надежда на помощь с его стороны рухнула. Оставалась
только одна возможность - стать, так сказать, мстителем-одиночкой, мстить
оккупантам сколько возможно и подороже продать свою жизнь. Вполне вероятно,
что я вступил бы на этот путь, если бы...
Я понимал, что действовать в одиночку следовало только в крайнем
случае, лишь окончательно убедясь, что отрезаны все другие пути. Поэтому
некоторое время следовало выжидать, пытаться использовать для установления
связи каждый случай, а до тех пор получше ориентироваться в окружающей
обстановке, узнать как можно больше секретов, и в частности попытаться
использовать Янковскую в целях, которые отнюдь не совпадали с целями самой
Янковской.
Наступило еще одно мое обычное и одновременно странное утро. Я встал,
побрился, умылся, равнодушно проглотил кашу и яйца, приготовленные для меня
заботливой Мартой, прошел в кабинет, взял попавшийся мне под руку том
Моммзена, полистал его... Нет, римская история мало интересовала меня в моем
положении!
Так я сидел, решая задачу со многими неизвестными, и ожидал появления
одной из унаследованных мною девушек. Пожалуй, только посещения блейковских
девиц и разнообразили мою жизнь.
Однако вместо какой-нибудь официантки или массажистки около одиннадцати
часов появилась сама Янковская, свежая, бодрая и оживленная.
На ней был элегантный коричневый костюм, черная бархатная шляпа и такая
же лента на шее. Она небрежно играла черными шелковыми перчатками и ни
словом не упомянула о нашем вчерашнем разговоре. Впрочем, следует сказать,
что больше она никогда уже не предпринимала попыток перейти границу
установившихся между нами корректных и внешне даже приятельских отношений.
- Все в порядке? - спросила она.
- Если вы считаете мое безделье порядком, то в порядке.
- Как раз его-то я и хочу нарушить. - Она села поближе к письменному
столу и испытующе посмотрела на меня. - Может быть, поработаем? - предложила
она.
- Мне неизвестно, что вы называете работой, - нелюбезно отозвался я.
- То же, что и все, - примирительно сказала она и поинтересовалась: -
Вы сегодня ждете кого-нибудь из девушек?
- Возможно, - сказал я. - Я не назначаю им времени для посещений, они
приходят, когда им вздумается.
- Вы ошибаетесь, - возразила Янковская. - У каждой из них есть
определенные дни и даже часы. - Она насмешливо посмотрела на меня. - Где их
список?
Я удивился:
- Список?
- Ну да, не воображаете же вы, что они не состояли у Блейка на учете.
Он был педантичный человек. Где ваша телефонная книжка?
Она сама нашла ее в пачке старых газет. Это была обычная узкая тетрадь
в коленкоровом переплете для записи адресов и телефонов. В ней значилось
много фамилий, по-видимому, друзей и знакомых, с которыми Блейк поддерживал
отношения.
Янковская указала мне на эти списки:
- Вот и ваши девушки.
Их легко было выделить среди прочих адресов, около каждой из фамилий
стояло прозвище или кличка: Пчелка, Лиза, Роза, Эрна, Яблочко - и уже затем
адрес и место работы.
Законы конспирации были сведены здесь как будто на нет. Любой
мало-мальски сообразительный человек, интересующийся деятельностью Августа
Берзиня, без особого труда обнаружил бы его миловидных агентов. Но именно
потому, что Блейк вербовал в число своих агентов только молодых и
преимущественно хорошеньких женщин, перечень их естественнее было принять за
донжуанский список художника Берзиня, чем за реестр секретных сотрудников
резидента Блейка. И все же мистер Блейк оригинальностью не отличался. Тот,
кто мог догадываться об истинных занятиях Берзиня, легко догадался бы и о
том, что и список и особы, в нем перечисленные, заведены лишь в целях
дезинформации. Хотя я сам не был профессиональным разведчиком, я бы сказал,
что это была грубая работа, рассчитанная на наивных людей. Что касалось
подлинной, более серьезной и более действенной агентуры, наличие которой
следовало предположить, я не мог обнаружить ее следов, как не могла их
обнаружить даже непосредственная сотрудница Блейка Янковская, но об этом я
узнал позже.
Пока что она пыталась приспособить меня к деятельности, которой
занималась сама.
- Кто из девушек ходит к вам чаще других? - спросила меня Янковская.
Я задумался.
- Кажется... кажется, такая полная блондинка, - неуверенно сказал я. -
Если не ошибаюсь, она служит в парикмахерской.
- Ну а теперь вспомните, когда она к вам приходила?
Я опять наморщил лоб.
- Мне кажется, она приходит раза два в неделю... Да, два раза в неделю,
по утрам! По-моему, ее зовут Эрна...
- Следует быть более наблюдательным, - упрекнула меня Янковская. - Эти
посещения надо как-то учитывать и отмечать получаемое девушками
вознаграждение...
С наивной насмешливостью посмотрел я на своего ментора.
- Нанять бухгалтера?
- Нет, этого не нужно, - спокойно возразила Янковская. - Но ни один
резидент не положится в таких делах на свою память...
Я вздохнул.
На самом деле я вел очень точный учет своим посетительницам. В спальне
у меня имелось несколько коробок с пуговицами; голубая пуговка означала,
например, Эрну, таких пуговок находилось в коробке семь, по числу ее
посещений, а пять мелких черных брючных пуговиц свидетельствовали о том, что
Инга из гостиницы "Савой" являлась всего лишь пять раз. Нет, я вел учет,
который зачем-нибудь да мог пригодиться, но не хотел сообщать об этом
Янковской.
- А кроме девушек, к вам никто больше не приходил? - спросила она меня
затем как бы невзначай.
- Приходил, - сказал я. - Владелец какого-то дровяного склада.
- И чего он от вас хотел?
- Чтобы я приобрел у него дрова на тот случай, если в нашем доме
Шломо Вульф
Посняков Андрей
Максимов Альберт
Роллинс Джеймс
Круз Андрей
Березин Федор