причудливых фигур г-жа де Баржетон чувствовала себя, как голодный человек на
театральном пиршестве, где стол ломится от бутафорских яств из картона. Нет
средств изобразить ту радость, с какой она приняла эту весть. Она
восторгалась им, она только о нем и говорила Днем позже бывший
дипломатический курьер беседовал с директором коллежа о том, что надобно
представить Люсьена г-же де Баржетон.
сословные расстояния, которые в глазах парижан укорачиваются со дня на день,
только вы, над кем столь жестоко тяготеют преграды, воздвигнутые между
различными мирами нашего мира, которые предают друг друга анафеме и вопиют:
Рака - только вы поймете, как взволновалось сердце и воображение Люсьена
Шардона, когда его почтенный директор сказал, что перед ним распахнутся
двери особняка де Баржетонов! Слава принудила их повернуться на своих
петлях. Радушный прием ожидает его в этом старом доме со щипцовой крышей,
манившей его взор, когда он вечером гулял по Болье с Давидом и думал, что их
имена никогда, может быть, не дойдут до слуха этих людей, глухих к науке,
если ее голос исходит из низов. В тайну была посвящена только его сестра.
Как подобает хорошей хозяйке и доброй волшебнице, Ева извлекла несколько
луидоров из своей сокровищницы и купила Люсьену изящные башмаки у лучшего
башмачника в Ангулеме и новый фрак у самого знаменитого портного. Его
праздничную сорочку она украсила выстиранным собственными руками и
наплоенным жабо. Как она радовалась, увидев его таким нарядным! Как она
гордилась братом! Сколько советов она ему преподала! Она предугадала тысячи
мелочей. Люсьен, вечно погруженный в свои мысли, усвоил привычку
облокачиваться, стоило ему только сесть, и случалось, что в рассеянности он
придвигал к себе стол, чтобы опереться; Ева предостерегала брата от столь
непринужденного поведения в аристократическом святилище. Она проводила его
до ворот Сен-Пьер, дошла с ним почти до самого собора, сопутствовала ему
взглядом, покамест он не скрылся в улице Болье, направляясь к бульвару, где
ожидал его г-н дю Шатле. Бедняжка замерла от волнения, точно свершалось
какое-то великое событие. Люсьен у г-жи де Баржетон! Для Евы то было зарей
его счастья. Наивная девушка! Она не знала, что там, где замешано
честолюбие, нет места чистосердечию.
Лувр, столь возвеличенный его мечтами, был построен из местного пористого
камня, позолоченного временем. Здание достаточно унылое со стороны улицы и
крайне простое изнутри: строгая, почти монастырская архитектура,
провинциальный двор, мрачный и опрятный. Люсьен взошел по старой лестнице с
перилами из орехового дерева, с каменными ступенями лишь до второго этажа.
Он прошел через скромную прихожую, через большую, тускло освещенную гостиную
и застал владычицу в маленькой гостиной, отделанной резными панелями во
вкусе прошлого века, окрашенными в серый цвет. Над дверьми - в подражание
барельефам - роспись в одну краску. Стены украшал ветхий пунцовый штоф с
незатейливым багетом. Старомодная мебель стыдливо пряталась под чехлами в
пунцовую и белую клетку. Поэт увидел г-жу де Баржетон: она сидела на диване
с обивкой в стежку, за круглым столом, покрытым зеленой ковровой скатертью,
при свете двух свечей в старинном подсвечнике с козырьком. Королева не
поднялась ему навстречу, она лишь жеманно изогнулась на своем ложе,
улыбнувшись поэту, чрезвычайно взволнованному этим змеиным движением,
исполненным, как ему казалось, неизъяснимого изящества. Удивительная красота
Люсьена, робость его манер, голос - все в нем пленило г-жу де Баржетон. Поэт
- это уже была сама поэзия. Между тем и в глазах юноши, украдкой изучавшего
ее восхищенными взглядами, облик этой женщины находился в полном согласии с
ее славой: он не был обманут в своих мечтаниях о знатной даме. Г-жа де
Бар-жетон носила, следуя последней моде, черный бархатный берет с прорезями.
Убор этот, напоминая о средних веках, так сказать поэтизирует женщину, что
всегда пленяет сердце юноши; при свете свечей ее рыжеватые непокорные
локоны, выбиваясь из-под берета, казались золотыми и как бы огненными в
изгибах завитков. Благородная дама ослепляла белизною кожи, искупавшей рыжий
цвет волос - милый недостаток для женщины. Серые глаза сияли; лоб, уже
тронутый морщинами, но белый, словно изваянный из мрамора, великолепно
венчал эти глаза, обведенные перламутровой каймою, и голубые жилки по обе
стороны переносицы оттеняли безупречность этой нежной оправы. Нос с
горбинкой, как у Бурбонов, подчеркивал страстность этого длинного лица,
являя собою как бы блестящий штрих, рисующий царственную горячность Конде.
Локоны слегка прикрывали шею. Небрежно повязанная косынка позволяла видеть
беломраморные плечи, за узким корсажем взор угадывал совершенной формы
грудь. Тонкой и холеной, но несколько суховатой рукой г-жа де Баржетон
дружески указала молодому поэту на стул подле себя. Г-н дю Шатле сел в
кресла. Тут Люсьен заметил, что в комнате их было только трое. Речи г-жи де
Баржетон опьяняли поэта из Умо. Три часа, проведенные в ее обществе,
показались Люсьену сном, который мечтаешь продлить. Эта женщина казалась ему
скорее исхудавшей, нежели худощавой, увлекающейся, но не испытавшей любви,
болезненной, вопреки крепости сложения; а все ее недочеты, преувеличенные
жеманством, пленили его, ибо молодым людям в пору первой юности нравится
преувеличение, этот обман прекрасных душ. Он не заметил ни поблекших ланит,
ни той особой, кирпичного оттенка красноты, что налагают на наши лица заботы
и огорчения. Горячий блеск глаз, изящество локонов, ослепительная белизна
кожи поразили воображение поэта; он был заворожен этим блистанием, как
мотылек пламенем свечи. Притом чересчур многое говорила ее душа его душе,
чтобы он мог судить женщину. Увлекательность этой женской восторженности,
вдохновенность несколько старомодных фраз, обычных в обиходе г-жи де
Баржетон, но для него новых, очаровали его тем легче, что он желал во всем
видеть очарование. Стихов с собою он не принес; но о стихах и не вспоминали:
он забыл о сонетах, чтобы иметь причину опять прийти в ее дом; г-жа де
Бар-жетон о стихах не упоминала, потому что в ближайший день желала
пригласить его прочесть их. Не было ли то залогом сердечного согласия'1 Г-н
Сикст дю Шатле остался недоволен подобным приемом. Он поздно приметил
соперника в этом красивом юноше и, в намерении подчинить его своей
дипломатии, проводил поэта до самого поворота дороги, где начинается спуск
от Болье. Люсьен немало удивился, когда управляющий косвенными налогами,
хвалясь, что он представил его г-же де Баржетон, почел возможным преподать
ему некоторые советы.
г-н дю Шатле. Двор менее чванлив, нежели это общество тупиц. Тут могут
нанести неслыханные обиды, тут-то ты почувствуешь, что значит ледяное
презрение. Ежели эти люди не переменятся, революция 1789 года неминуемо
повторится. Что до него касается, он бывает в этом доме только из симпатии к
г-же де Баржетон, единственной сколько-нибудь интересной женщине в Ангулеме;
он стал волочиться от скуки и влюбился до потери памяти. Он будет обладать
ею, он любим, это видно по всему. Покорить эту гордую королеву - вот его
отмщение этому глупому аристократическому гнезду.
соперника, ежели бы таковой встретился. Старый ветреник времен Империи
обрушился всей своей тяжестью на бедного поэта, пробуя подавить его
значительностью своей особы и нагнать страху. Рассказывая о своем
путешествии, он сгущал краски, чтобы себя возвеличить, но если он тронул
воображение поэта, то ни в какой степени не устрашал любовника.
штатского вояки, Люсьен стал бывать у г-жи де Баржетон, сперва соблюдая
скромность, подобающую обывателю Умо, затем посещения участились, коль скоро
он освоился с тем, что прежде ему казалось великой милостью. Сын аптекаря
для людей этого круга был сущим ничтожеством. Какой-нибудь дворянин или
дама, приехав с визитом к Наис и встретив у нее Люсьена, обходились с ним
подчеркнуто учтиво, как принято у людей светских в обращении с низшими.
Сперва Люсьен находил общество ангулемской местной знати чрезвычайно
приятным, потом он понял, из каких чувств исходит ее притворная любезность.
Он скоро уловил покровительственный тон в обращении с ним, и в нем
заговорила злоба, укрепившая его в исполненных ненависти республиканских
чувствах, с которых многие из этих будущих патрициев начинают свою
великосветскую карьеру. Но каких мучений ни претерпел бы он ради Наис, как
именовали ее в своем кругу, ибо члены этого клана, где мужчины и женщины,
подражая испанским грандам и сливкам венского общества, называли друг друга
уменьшительными именами,- последняя тонкость сословного отличия, придуманная
ангулемской аристократией.
льстит, ибо Наис предрекала Люсьену блестящую будущность и громкую славу.
Г-жа де Баржетон применила всю присущую ей ловкость, чтобы оправдать свою
близость с поэтом. Она не только превозносила его сверх всякой меры, но и
рисовала его нуждающимся юношей, которого желала бы пристроить; она умаляла
его, чтобы удержать при себе; она выдавала его за своего чтеца, секретаря;
но она любила его более, нежели думала когда-либо полюбить после постигшего
ее страшного несчастья. Внутренне она укоряла себя, она говорила себе: не
безрассудно ли полюбить двадцатилетнего юношу, притом столь низко
поставленного? Короткость обращения находилась в своенравном противоречии с
ее высокомерием, внушенным ее взыскательностью. Она выказывала себя то
надменной покровительницей, то льстивой поклонницей. Итак, Люсьен, сперва
робевший перед высоким положением этой женщины, пережил все страхи, надежды,
разочарования, которые выковывают первую любовь, что так глубоко западает в
сердце под ударами горя и радости, ускоряющими его биение. В продолжение
двух месяцев он видел в ней благодетельницу, готовую по-матерински о нем
заботиться. Но излияния начались. Г-жа де Баржетон уже называла своего поэта
"милым Люсьеном", затем просто "милым". Поэт, осмелев, дерзнул назвать эту
важную даму "Наис". Услышав из его уст это имя, она выказала негодование,
столь лестное для юноши; она упрекнула его за то, что он называет ее, как
все. Надменная и высокородная Негрпелис желала, чтобы ее прекрасный ангел
называл ее так, как никто не называет, вторым именем: она желала быть для
него Луизой. Люсьен вознесся до третьих небес любви. Однажды вечером Люсьен
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Мороз Александра
Сертаков Виталий