серьезной, она дурнела, но ей так редко хотелось чего-нибудь всерьез, что
она превращалась в новую, необычную Кэролайн.
люблю тебя, что словами и не скажешь.
из машины, но он знал - так бывает всегда, когда они решают лечь, как
только вернутся домой. Если они об этом договаривались, то она, пока они
ехали, ни о чем больше не думала. Ее ничто не интересовало, и никто не мог
ее отвлечь. Исчезала даже та энергия, что делала ее общительной и
оживленной. В такие минуты она, казалось, сжималась в клубок, хотя в
действительности оставалась такой, как была. Но как только они принимали
решение, с той секунды, что она соглашалась, и до самого конца она была
вся во власти чувства. И сидя за рулем машины, он убеждался вновь, как уже
убеждался не раз, что в их любви с Кэролайн чувство играло главную роль. В
Кэролайн жило столько же страсти, любопытства, желания познать неведомое и
радоваться ему, как и в нем. Спустя четыре года она продолжала оставаться
единственной женщиной, с которой ему хотелось просыпаться, лежать, сгорая
от нетерпения, и вообще искать близости. Ее слова, которым он ее научил, и
то новое, что они открывали друг в друге, - все это принадлежало только им
двоим. По его мнению, именно из-за всего этого для него и была так важна
ее верность. Когда он задумывался над тем, насколько важны эти слова и все
остальное, он порой приходил к выводу, что сама по себе физическая сторона
измены не столь уж существенна. Но может ли быть несущественна измена
вообще?
вдовой сестрой и ее двумя сыновьями и дочерью. Это было приземистое
строение из камня и кирпича с широкой террасой, опоясывающей дом с трех
сторон. Он позвонил, и дверь открыла миссис Горман, сестра Райли, дородная
темноволосая женщина с чувством собственного достоинства, которое никак не
умалялось ее неряшливостью. Она страдала близорукостью, носила очки, но
сразу узнала Джулиана.
закрыть дверь. Она и не старалась быть вежливой. - Вы, наверное, хотите
видеть Гарри? - спросила она.
скажу ему. Он еще лежит.
пять.
читалось: "Решайте сами, как поступить".
спросил Джулиан.
то же.
целую историю, но его не переубедишь. Он имеет право считать себя
обиженным, если ему хочется.
на него стакан с виски, но он ответил, что есть другие возможности
поставить вас на место.
слегка сочувствует.
размахнулись как следует. Нет, по-моему, вам лучше уйти. Сидя здесь, вы
ничего не добьетесь, а он там, наверху, ждет, когда вы уйдете, чтобы, как
только вы окажетесь на улице, как следует высказаться в ваш адрес.
снова вернуться?
мое это дело. Скажу вам одно: Гарри Райли - человек обидчивый, и когда он
обижается, ничего смешного в этом нет.
Гарри Райли и с ним рядом, возможно, стоит и миссис Горман.
долго, очень долго снимал с себя шляпу, пальто, шарф и теплые ботинки. И
медленно пошел наверх по лестнице, давая каждой ступеньке возможность
исторгнуть свой звук. Это был единственный известный ему способ
подготовить Кэролайн к новости о том, что Райли отказался его принять, и
он чувствовал, что обязан это сделать. Было бы несправедливо по отношению
к ней ворваться в дом, как будто все в порядке и Райли не таит обиды, а
потом так разочаровать ее.
- комната была озарена лучами заходящего солнца - и читала журнал. Это был
"Нью-Йоркер", причем довольно старый. Он узнал обложку. Карикатура Ралфа
Бартона: покупатели, у всех ужасно сердитые и недовольные лица, ненавидят
друг друга и самих себя и свои покупки, а над ними венок с надписью:
счастливого рождества. Кэролайн лежала на спине, согнув ноги в коленях и
положив на них журнал, обложку и половину страниц она придерживала рукой.
но это не приносило ему облегчения. На ней был черный кружевной пеньюар,
который они называли "нарядом гетеры". И вдруг она очутилась рядом с ним,
и, как всегда, у него мелькнула мысль: какая она маленькая босиком. Она
взяла его под руку и тихонько ущипнула.
спустилась по спине к бедрам. Он посмотрел на нее - она делала именно то,
чего ему хотелось. Ее рыжевато-каштановые волосы еще сохраняли сделанную к
празднику прическу. Она вовсе не была маленькой: ее нос доставал ему до
подбородка, а ведь в нем было сто восемьдесят три сантиметра. Глаза ее
лучились ласковым светом, улыбались этой ее особенной полуулыбкой. Она
встала перед ним и прильнула к его губам. И не отнимая губ, вытащила его
галстук из жилета, расстегнула жилет и только тогда отпустила. "Идем!" -
сказала она. Она легла, уткнувшись лицом в подушку, и забыла про все на
свете. Это было чудесно. Они оба это поняли. На сей раз она ответила ему
полной взаимностью.
V
"Дилижанс". Он купил сигареты и жевательную резинку и очень сожалел, что
никто не видит, как он садится в двухместную спортивную машину Эда Чарни.
Он любил отъезжать в этой машине от "Аполлона". Пусть эти морды, что
слоняются вокруг, видят, в каких он отношениях с Эдом Чарни, не им чета.
шоссе, где то и дело попадались крошечные поселки при шахтах. Дорога была
вполне сносной, но Аль сообразил, что к тому часу, когда он пустится в
обратный путь, ее снова занесет снегом. В поселках по обеим сторонам улиц
высились целые сугробы. А между Гиббсвиллом и Таквой, соседним
сравнительно большим городом в четырнадцати милях от Гиббсвилла, ему
встретилось всего шесть человек, что свидетельствовало о холоде на улице.
Во всех домах занавески были задернуты, и все эти чужеземцы - из каких
только стран их ни принесло - сидели и пили свое пойло, этот самогон, что
никак не могло вызвать одобрения Эда, ибо перестань они хлебать самогон,
они принялись бы покупать спиртное у Эда. Но пока они этого, к сожалению,
не делали. И праздновать-то рождество они тоже не имеют права: у них есть
свое рождество, которое начинается вечером 6 января. В каждом поселке один
дом глядел на мир незашторенными окнами, дом, принадлежащий врачу. В
каждом городке был свой доктор, который жил в солидно отстроенном доме и
держал во дворе "бьюик" или "Франклин". Аль давно заприметил не без пользы
для себя, что врачи обычно оставляют какую-нибудь машину, будь то "бьюик",
"франклин", "форд" или "шевроле", перед домом. Он частенько отливал бензин
Шилова Юлия
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Березин Федор
Сертаков Виталий