назад и за ствол потянул к себе винтовку.
и, казалось, вот сейчас рухнет в пропасть. Последние две или три сажени я
шел зажмурившись, до боли сжимая в ладонях холодное железо гибких перильцев.
низкий басовитый рев, закончившийся жалобно-грозным высоким мяуканьем.
никто того не ведает. Однако силенка еще есть, вишь, как голос подает.
Вовремя мы с тобой заявились!
руку толщиной и аршина на два по длине. Потом свалил сосенку чуть тоньше,
обрезал ветки, и получился шест еще более длинный.
захватили левую переднюю лапу барса. Пытаясь вырваться, зверь кружился
вокруг капкана, изломал и изгрыз все ветки, бесконечно падал, вставал и
сейчас лежал свернутым комом, не спуская с нас круглых желтых, беспощадно
ярких глаз, готовый достойно принять смерть, которая была, как он понимал,
уже рядом.
коричневела по бокам, на спине, на длинном и сильном хвосте, который резко
ходил из стороны в сторону. И всюду по телу - где рядками, где безо всякого
порядка - чернели кружочки, напоминая две толстенькие, сведенные вместе
запятые. Мелкие и крупные пятна эти на коричневом фоне так удачно сливались
с землей, покрытой листом, хвоей, мелкоземом, что, лежи барс тихо, упрячь
глаза, - и можно было пройти мимо, даже переступить.
казались толстыми и щетинились отполированными вершковыми когтями. Круглая,
сверху приплюснутая голова с ощеренной пастью, в которой скалились два ряда
разновеликих клыков, олицетворяла собой ярость, зло, готовность к бою,
беспощадность. Звериное выражали и глаза и прижатые уши. Барс тяжело дышал,
тело его напряженно подрагивало. Не дешево отдаст свою жизнь!
- Заходи отселева, становись за кустом. Видишь ту железяку? Там сбоку в ней
замок, во-он планочка долгонькая. Я буду отвлекать его, чтоб тебе не
помешал, а ты упрись шестом в эту планочку и со всей силы нажми. Зубья
разойдутся на момент, и зверь вытащит ногу.
подмогу ко мне с шестом. А там видно будет. Он все-таки ослабел, нога-то
занемела, не больно прыток.
работой, и далеко обошел зверя с другой стороны. Барс косил глазом на меня,
полускрытого кустом, и в то же время пристально наблюдал за Телеусовым,
щерил усатый рот и шипел по-змеиному.
цапнул по дереву свободной лапой и, вцепившись зубами, с остервенением начал
грызть, брызгая слюной и давясь.
ближе. Барс вскинулся, ударил лапой по шесту, и я едва удержался.
подалась, затем палка опять скользнула. Но в это мгновение зубья капкана
все-таки ослабли, лапа барса выскочила. Зверь, привыкший тянуть ее, от
неожиданности упал на спину, перевернулся и, ловко оттолкнувшись от земли,
подскочил к Телеусову. Тот успел выставить палку перед лицом. Правая лапа
зверя лишь слегка коснулась уха и щеки егеря. В следующую секунду барс и сам
повалился на землю - больная лапа подвела его. И снова, уже лежа, он
обратился к нам оскаленной пастью. Добивайте...
броску зверя. Желтыми глазами он гипнотизировал нас.
кровь, закапавшую из разодранного уха. - Ну, беги, ловкач, никто тебя не
держит. Беги куда хошь и помолись своему богу, что первыми сюда пришли не
хозяева капкана.
достал из кармана платок и приложил к уху. Барс сообразил, что эта поза
менее угрожающая, и лег поудобнее, скосив глаза на левую лапу, все еще
чужую, непослушную.
Телеусов. - Не торопится, бродяга.
Мгновение темноты, слабость. Он сейчас же очнулся, лизнул больную лапу,
глянул на нас другими, не бешеными, а просто настороженными глазами и стал
пятиться.
Власович и засмеялся. - Вставай на лапы, не страшись. Чего брюхом землю
скоблишь? Топай смелей!
поджал. Болит. Или вывихнута. Посмотрел на нас выжидательно. Еще попятился,
теперь только на трех ногах, ушел сажени на четыре, постоял, оценивая
обстановку, и пошел на гору так, чтобы все время держать нас в поле зрения.
понимает. Он несколько раз останавливался, как-то раздумчиво глядел в нашу
сторону. Уж не собирался ли вернуться и лизнуть руку Алексея Власовича,
поблагодарив за освобождение, а заодно и выразив сочувствие по поводу
оцарапанных щеки и уха?.. Нет, не вернулся. Но ушел без боязни.
пока не уйдем за реку да с глаз долой. Но и тогда не перестанет следить.
как обернулось.
пропадет. Ловок в охоте. Он ведь не очень бегает за другим зверем. Все
больше скрадывает, подкарауливает, чтоб наверняка. Заберется на дерево,
вытянется над тропочкой, где косули ходят или волки бегают, и будет ждать
хоть бы всю ночь. Молнией упадет сверху - и все. Конечно же, на трех-то
хужее, но прожить проживет. Семью он не признает, сам себя кормит. Проще ему
жить.
мостика.
поднял его и, размахнувшись, бросил с обрыва в реку, приговаривая вслед:
свой берег. Лишь на несколько минут остановились у реки. Алексей Власович
смыл подсохшую кровь да заклеил царапины листочками чистотела, сорванными
тут же.
часы и долго вертел их на золотой цепочке.
коней, поклажу, подвел полковнику лошадь:
капкане, можно сказать - в руках у охотников, а эти чудаки, вместо того
чтобы взять зверя, отпустили его да еще оплеуху заработали.
леопардова не нужна! Пять червонцев дал бы без слова! Или тебе, пантеисту, и
червонцы но нужны? Чего ты торчишь в Охоте!
ругань досталась Телеусову как старшему в нашей экспедиции. Упустить такую
шкуру, такой сверхзамечательный трофей! Привези он леопарда на бивуак,
качали бы, как триумфатора!..
Телеусов впереди, нагоняя упущенный час.
которым теперь была связана история освобождения кавказского леопарда или
барса, одного из немногих еще уцелевших.
сек лицо, заставлял отворачиваться. Закрылись кто буркой, кто накидкой.
Лошади стали оскользаться: по мокрой глине да без шипов... Но оставалось
совсем немного. Вот пологая горка, с полверсты за ней шли по ущелью, а