морду убитого зверя. Позади них расположились сопровождавшие их служки в
охотничьей одежде.
повернулся. Перед ним стоял Воюпта, только что вышедший из землянки.
костру, позванивая монистом.
Воюпта, глядя поверх голов, прошествовал к помосту, взял лежавший рядом со
шкурой бубен и стал нагревать его над огнем. Потом отошел от костра и на
минуту замер, словно давая гостям возможность насладиться созерцанием его
костюма. Тут и впрямь было на что посмотреть. На голове у колдуна
топорщилась шапка из меха росомахи, обшитая бубенцами. Балахон из оленьей
кожи украшали десятки, а может быть и сотни, блях, монет, лент, деревянных
фигурок; гирлянды медвежьих и волчьих зубов опутывали шею.
бубен, обтянутый кожей, и задергал им со всевозрастающей скоростью.
Колокольцы на обруче бубна залились тонко и тревожно. Резким движением
шаман выхватил из-за пазухи лапку гагары и что есть мочи стал бить в
бубен. И вдруг присел, закрыв лицо руками. Но через несколько мгновений
ладонь его снова колотила по инструменту, вызывая глухие угрожающие звуки.
заклиная и будто бы жалуясь кому-то. Словно вихрь, носился он по поляне,
то подпрыгивал, вздымая полы своего балахона, то начинал кататься по
траве, как в припадке.
обитателей пауля, сидевшему во втором ряду зрителей. Тот резво поднялся и
кинулся в одну из юрт. Спустя полминуты появился оттуда вместе с Жиляем.
замер, услышав голос шамана, звучавший с грозно-пророческими интонациями:
языки пламени. - Клятва даешь?
Жиляем упали две половинки собачьего трупа.
белого оленя. Когда тот замер возле костра, едва приметно поводя своими
синеватыми глазами, из полукруга зрителей поднялся один - молодой шаман -
и с криком вонзил нож оленю под лопатку. Жертвенное животное рванулось
вперед, но двое его поводырей крепко держались за концы тынзяна.
Повалившись на бок, олень забился, закусив язык.
печень уже дымились в расписных деревянных чашах, и один из шаманов
поливал их кровью. Воюпта взял в руку трепещущий глаз и сунул ладонь к
лицу Жиляя. Тот в ужасе отшатнулся, но старый шаман умело впихнул ему в
рот студенистую массу. И пока цыган, перемазанный кровью, содрогаясь от
отвращения, пытался проглотить глаз, Воюпта с ласковыми интонациями
повторял:
сказал:
примеру хозяина и разбрелись по чумам и землянкам.
невозможно узнать, кто есть кто, - каждый был одет в какой-нибудь
необычайный костюм и с маской на лице. Одни в вывороченных мехом наверх
малицах и берестяных колпаках, с длинными деревянными носами, другие в
лохматых париках из размочаленного луба, скрывавших все лицо, третьи в
звериных шкурах, с рогами на голове, четвертые в женских одеяниях и шалях.
У многих в руках были различные инструменты - у кого сангультап, похожий
на гусли, у кого суп-думран - свирель, у кого - кат-думран - нечто вроде
скрипки. У других - палицы, копья.
мехом наружу малицы торчал березовый шест с птичьей головой,
заканчивавшейся длинным клювом.
Какой-то сердобольный <менкв> в берестяном колпаке сунул ему грубую личину
из такой же бересты. Цыган со вздохом надел ее, нахлобучил шляпу. К нему
подскочило какое-то существо с огромным горбом и петушиным гребнем,
поднесло чашку с мутной жидкостью. Жиляй отрицательно покачал головой.
Тогда существо отхлебнуло из чашки и причмокнуло:
Запустил пальцы в чашку. Поднес к огню бесформенный ослизлый кусок.
<олени>, <глухари>, <утки> и иные ни на что не похожие твари и,
приплясывая на месте, пили из таких же деревянных чаш.
бесшабашностью бросил оземь свою многострадальную шляпу...
освещенной костром поляны, где вовсю шло веселье. Гудение струн, сипение
свирелей, крики людей и треск углей, скачущие фигуры в причудливых
одеяниях, отбрасывающие гигантские тени, - это зловещее действо тревожило
сердце одинокого стража, и он то и дело воинственно потряхивал копьем,
словно сам собирался пуститься в пляс.
невозможно было разобрать отдельные фигуры. Только красная рубаха Жиляя
мелькала то там, то здесь. Маска сбилась, из-под нее торчала спутанная
борода. Цыган откалывал вприсядку, по временам зычно выкрикивая: <Эх,
жизнь копейка! Голова - наживное дело!> И снова пропадал в гуще
беснующихся...
выделяющейся в свете костра деревянной <шеей> и невысокий <менкв>,
караульщик почтительно отступил в сторону от входа и пропустил обоих
участников пляски в капище. Присел на корточки, опершись на копье.
подбрасывали хворост, и он стал оседать, сгоревшие дрова и ветви
рассыпались, угли тлели в траве.
поблекли звезды. Крики и гудение струн слились в монотонный гул,
постепенно сходивший на нет. Одна за другой от костра, пошатываясь, брели
фигуры в масках, шкурах и колпаках, скрывались в чумах и землянках.
голова его свесилась набок, клюв уныло колебался, словно подбирая
просыпанное зерно.
седая голова Воюпты. Он с усталой злостью бросил:
уставился на шкуру, закрывавшую дверной проем. И тут же его снова точно в
грудь толкнуло - из землянки послышался душераздирающий вопль.
усталость, что есть силы колотит журавлиной шеей незадачливого стража, а
тот, катаясь у его ног, норовит закрыть голову от ударов клюва.
проникли вслед за Воюптой в землянку, они увидели, что у противоположной
стены ее навалены связки мехов, мерцают расставленные полукругом лампады.
исступленно раскачиваясь, показывал на квадратную дыру, вырезанную в углу
берестяной крыши.
Но едва по краю леса размеренно прошагала фигура с копьем, две из куч
зашевелились, приподнялись над поляной.
клювом.
за край свернутой шкуры, лежавшей рядом с беглецами на траве.
шкуру, за которой оставался на песке глубокий след, над крайней лодкой
поднялось лицо Пилай. Легко выскочив из своего укрытия, девушка столкнула
берестянку на воду и бросилась помогать побратимам.
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Суворов Виктор
Маккэфри Энн
Прозоров Александр
Андреев Николай