запахами масляных красок. Я очутился в кабинете или скромно обставленной
гостиной: стулья, диван и два столика, заваленных журналами, - вот и вся
мебель. Запахи исходили из соседней комнаты, которая и была собственно
студией. Сквозь застекленную крышу свет проникал в комнату и падал на
стоящий там большой мольберт с холстом без подрамника. Это был неоконченный
портрет лысеющего мужчины средних лет. Брэйну уже не суждено завершить эту
работу.
груду свернутых холстов. Слева от мольберта был стол, на нем - куча тюбиков
с красками. На столе лежала расцвеченная мазками масляной краски палитра,
словно Брэйн отложил ее на минутку. Я огляделся, заметил дверь и прошел
туда. Это была третья комната в глубине дома. Сначала гостиная, потом студия
и наконец жилая комната. И без того небольшая, она казалась еще меньше от
кабинки душа, большого письменного стола, стула и незастеленной двуспальной
кровати. И ничего больше - ни картин, ни фотографий.
личности Брэйна. Незаконнорожденный, если оброненная им на вечеринке фраза
не была просто шуткой. Человек со странным, искривленным характером.
Антиобщественник-одиночка, озлобленный на весь мир и выплескивающий свои
эмоции на прекрасные полотна, творящий в просторной мастерской в самом
дорогом районе Голливуда, хотя и обитающий в более чем скромной задней
комнатушке. И он же - садист с любительской камерой и, возможно, шантажист.
Однако нет смысла разбираться в характере парня сейчас, когда он стал ничем.
его и ничего не обнаружил. Потом я выглянул в разбитое окно над постелью и
увидел узкий проход между зданиями, ведущий на улицу. Я вернулся к сержанту
и спросил его:
очевидно, о просьбе Сэмсона, ответил:
же сказал вполне вежливо:
жмурика, нам следует посылать патруль в его дом, в его офис, в его любимые
бары? Как вам это понравится?
и подобает сыщику, то есть просто озирался. Потом стал перебирать полотна,
впрочем не надеясь отыскать что-нибудь существенное. Просто я помнил
сказанное Холли: она позировала обнаженной, а я бываю иногда настроен очень
распутно.
горячим воздух, я разглядел, что это была не Холли. Обнаженная, но не она.
кто не забыл бы? Разве что кто-нибудь старше восьмидесяти. Поправка: старше
девяноста. Обнаженная была написана в половину натуральной величины и
казалась трехмерной. Плоть была действительно плотью, а кожа - теплой,
мягкой, живой. Не сразу дошла очередь до лица. Манили полные, выпяченные
груди, тонкая крепкая талия, роскошные бедра, длинные, изящно выточенные
ноги. Она лежала на боку, опираясь на локоть и повернувшись к зрителю лицом,
обрамленным длинными черными волосами, спадающими на плечи.
она ни была, я бы не отказался с ней встретиться. В голливудской квартире у
меня есть собственная обнаженная - "Амелия". Мне очень нравилась моя
"Амелия", но теперь мне, пожалуй, придется расстаться с ней - я уже не смогу
любить ее как прежде.
мастерской я обнаружил еще одну комнатку, размером примерно шесть на восемь
футов. Она была заперта. Я догадался, что это такое, но все же хотел
убедиться. Взяв ключ у сержанта, я открыл дверь.
тщательно осмотрел все. Там были ванночки, коричневые стеклянные бутылочки с
проявителем, закрепителем и другими химикатами, бачок для
тридцатипятимиллиметровой пленки и увеличитель на маленьком столике рядом с
раковиной, к которой была подведена вода. Было еще множество вещей,
необходимых для фотодела: рамка, обрезной станок, ножницы, белые тряпочки и
полотенца. Компактное и опрятное помещение.
разочаровали. Я просмотрел негативы и не нашел в них ничего интересного.
Никаких обнаженных, ничего, годившегося для шантажа. Не было сомнений в том,
что их проявил сам Брэйн и сделал это не очень аккуратно: на негативах были
затемнения и пятна от закрепителя. Мне они не дали ничего существенного.
пакеты с фотобумагой - вся она оказалась чистой. Ни одной фотографии.
запер дверь и с улыбкой вернул ключ сержанту. Провожаемый его сердитым
взглядом, я вышел из дома, прыгнул в "кадиллак" и поехал в центр города.
***
меня никто не спрашивал, и поинтересовалась, неужели я провел все это время
у Пита. Я посоветовал ей сделать стойку на ушах и прошел в свой офис.
Наблюдая за золотыми рыбками, резвящимися в десятигаллонном аквариуме на
книжном шкафу, я размышлял о Брэйне. Кто мог его убить и что, черт возьми,
мне делать?
тридцать три - во всяком случае, столько я смог насчитать. Но в количестве
рыбок я не был уверен, потому что одна из самочек вывела дня три назад кучу
деток, и теперь эти малютки были так полны жизни и энергии, что за ними
невозможно было уследить. Однако наблюдение за рыбками не навело меня на
блестящие идеи, поэтому я сел за письменный стол и погрузился в недолгие и,
увы, бесплодные размышления. Занятый этим, я проверил ящик стола, в который
засунул красивый пистолет Датча с перламутровой рукоятью. На месте.
Интересно, как скоро я снова увижусь с Датчем и Флемом? И, конечно, с Гарви
Мэйсом?
телефонный аппарат на коленях. Бережно, ибо я горжусь моим почти новым
письменным столом красного дерева со сверкающей столешницей.
и мой скромный офис внезапно преобразился. Я покрыл пол темно-синим ковром,
поставил письменный стол с вращающимся креслом и два других глубоких кожаных
кресла и добавил два шкафчика-картотеки. Рыбки плавают в аквариуме, стоящем
на книжном шкафу, в котором я держу справочники "Кто есть кто", "Британскую
энциклопедию" и три тома из четырехтомника "Моя жизнь и любовь" Фрэнка
Харриса. Перед большим столом красного дерева, за моей спиной, широкое окно,
через которое я могу наблюдать за снующими по Бродвею пешеходами. Одним
словом, приятное местечко для расслабления, а иногда даже для работы.
гудков на другом конце линии подняли трубку.
откровенно зевнула в трубку.
окончательно. - Ты разузнал что-нибудь?
спала всего четыре-пять часов. Я просто хотел убедиться, что все в норме.
поисках Гарви Мэйса и Вандры Прайс, но они в нем не значились. Оператор тоже
не помогла мне, и я позвонил в отдел расследования убийств. И ответил мне -
кто бы вы думали? - мой любезный друг Керригэн.
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс
Каменистый Артем
Херберт Фрэнк
Мурич Виктор