а я старуха. Но что делать? Что делать?
почувствовал, как защемило в уголках глаз. Сам не понимая как вышло, он руку
протянул и провел по волосам, ощутив, какие мягкие, ласковые у нее пряди.
Никогда он не трогал женских волос. Наклоняясь к ней, стал целовать ее лицо
и прикрывавшие его ладони, ощущал на губах теплые и странно соленые слезы. А
она плакала и плакала. Наверное, его, Андрея, и не было в этих слезах.
Плакала она о себе и для себя. Но вдруг перестала, взглянула на часы и
засуетилась, начала одеваться.
и в ее чувствах. Старая мысль повторилась, что она придет на работу, будет
жить среди других людей, рядом с мужем, и все станет так, как было до
Андрея. А он... Он будто бы и не ее уже, ничей вообще. Она там, а он где-то
в другом месте. Черт, как это возможно? Неужели это возможно? А если
возможно, то почему? Почему?
хотелось смотреть, как она портит себя. Но вот она легко подошла к нему и
уже не поцеловала, а только прислонилась к нему щекой.
если бы он имел возможность к ним снова прийти, как бы он смог прийти и
встретиться с капитаном? Как с ним разговаривать станет, как посмотрит в
глаза?
соврать. Может, впервые в жизни соврать, даже если она поймет, что это -
вранье. Он не имел права лишать эту теперь уже близкую женщину надежды. Так
странно ему было думать и называть ее про себя близкой женщиной. Он знал
точно, что не забудет ее целую свою жизнь, как бы она, эта жизнь, ни
сложилась. Да и вообще, с сегодняшнего дня все для него не могло быть, как
прежде. Это их различало и разделяло. Она могла жить, как жила, а он уже не
мог.
сенях, - торопливо произнесла Муся, но уже шла к двери, и все в ее походке,
в ее движениях было чужим. - Ключ положишь под половичок у входа. Ну, - она
остановилась и мгновение, не больше, смотрела на него. - До свидания, милый.
- 10 -
глядел по сторонам, сосредоточившись на себе, на только что пережитом. За
короткое время, меньше суток, он испытал приливы и отливы, находки и потери,
все это не могло не потрясти его душу.
не может его любить и встречаться. Ведь это так естественно - делать и
поступать По своим чувствам, а не так, как велят условности". Он всю жизнь
свою, короткую, но вовсе не легкую, учился жить по правде, этому его учили
дома, в ремесленном училище, в армии... Но ведь если поступать по правде, то
не капитан Олег Иванович, а он, Андрей, оказывался мужем той женщины.
Значит, легче всего было бы сказать ей: "Давай поженимся, если ты меня
любишь, если я тебе нравлюсь".
только он осознал, что никто не говорил ему о любви и никто не говорил, что
он нравится. Не было этого. А что же тогда было? Любовь без любви? Вот уж
неправда. Он любил, он знал это. Но, может, то, что ему стало понятным как
любовь, как супружеское чувство, для нее вовсе не было таковым? А только как
случайная встреча, как необходимая короткая связь, за которой не следует
ничего?
с небес на землю. Словно бы он нес сверкающее, как зеркало, а какая-то
машина с хрустом наехала и давила, превращая нечто большое и прекрасное в
грязное стекло...
себе.
понятий, а думать иначе и лучше. Кто он, в конце концов? Проезжий солдат,
который сегодня сядет в свой эшелон и уедет на фронт. Что он может
предложить любимой женщине кроме своего чувства и долготерпеливого ожидания
с фронта, треугольников с короткими сводками о себе да надежду на
неопределенное будущее? В общем-то немного. Если еще учесть, что она старше
его. Ее годы идут, уж это точно, а рядом тыловые мужчины, и офицерские
пайки, и семья, какой бы она ни была.
Не это ли могла, но не сказала Муся в своей отчаянной реплике о молодости?
Не сказала, но была права. Права, что думала так, а не иначе, и права, что
не сказала, оберегая Андрея? Вот к чему он пришел в своих мыслях, затушевав
ту очевидность, которая ему так ясно представилась вначале.
но душа еще не излечилась, для этого надо было время.
сверхусилиях, заглушить самого себя.
подпамяти солдата четко отмерялось отпущенное ему время, и он чувствовал,
что его хватает. Другое дело, что между двумя эшелонами, вчерашним и
сегодняшним, произошло столько иного, разного, несоразмеримого со всей его
еще маловоенной жизнью, что, казалось Андрею, он сам, как и вчерашний его
эшелон, в который он вернется, все, все будет иным. Миновал он крошечный
поселок и углубился в лесок, который показался ему коротким, но между тем
все тянулся, полого спускаясь вниз и переходя в плоское болотце.
Андрей тем не менее продолжал идти, желая сделать себе больней и этим
заглушить внутреннюю боль, которая исподволь жгла и сжигала его, а могла
испепелить и вовсе. Настолько очевидным становилось теперь и для него все,
что произошло с Мусей.
проваливаясь в черный торф, и уже видел, что вода вот-вот будет заливать за
голенища, но мысли при этом были отрешенно холодные, как про кого-то
другого, дурацкий лес, дурацкое болото. Но так и надо. Промокни. Дурак
такой...
не нашла дна, он с очевидной ясностью подумал: "Вот. Залез, называется,
дурак такой. А все из-за своего характера".
глупую лужу, которая взялась неведомо откуда в этом глупом лесу. Но даже
сейчас, в неприятную минуту, он был подсознательно рад неожиданному
приключению, потому что оно помогло снять ноющую занозу.
сюда. Теперь он и болотце вспомнил, как же! Оно еще в недавнее время было
старым, заброшенным карьером, где брали песок для посудной фабрики в
незапамятные времена, а потом забросили, и ребятишки, не имея поблизости
хорошей реки, в том числе и Андрей, любили сюда ходить купаться. Говорили,
что глубина тут пятьдесят, а может, и все сто метров. А рядышком, вон он,
дачный поселок, за соснами, и домики, и остатки заборов.
скорей избавиться от гнилой трясины. Едва не захлебнулся, хватив тинной
воды... Выбрался, шагнул сквозь сосны к поселку и вдруг не захотел больше
никуда идти. Он бросил на землю шинель, положил рядом винтовку, вещмешок и
лег, закрыв глаза.
вначале какое-то ощущение потери, невозможной и неисправимой, но потом и оно
отошло, исчезло бесследно. Остался только холод, несильный, тупой, пониже
лопатки в спине.
солнца. Земля закостенела, застыла за долгую военную зиму, и много, очень
много настоящего тепла надо было ей, чтобы вся эта глыба льда начала
оттаивать, и задышала, и ожила.
странную пустоту вокруг себя. Протянул руку, не открывая глаз, желая тронуть
деревянный приклад винтовки, нащупал он только траву. Словно кольнуло его
иглой в самую середину сердца. Он подскочил, не помня себя, озираясь со
страхом вокруг, веря еще, что ему померещилось с испугу, со сна, а винтовка
тут, положена с другого бока.
головы...
забором, раздвигал сухой бурьян. Полез в карманы - не было ни документов, ни
денег.
стало оружия и вещей. "Боже мой, боже мой", - повторял он про себя, все на
что-то надеясь, ему лучше было бы думать, что он спит. Да и состояние, как
во сне, невесомо-отчужденное, словно это не он и творилось вокруг не с ним,
а с другим человеком. Вот сейчас все переменится, перевернется, как в
сказочной, любимой им книге, и настанет легкое пробуждение.
Не про кражу, не про потерю всего, что с ним было. Нет! Он так очевидно смог
представить себя без своих бумаг, без вещей, но главное - без оружия. Кто же
он теперь, в таком виде? Голый, выставленный посреди улицы, в чужом городе,
в чужой толпе?
Корнев Павел
Василенко Иван
Шилова Юлия
Лондон Джек
Андреев Николай
Афанасьев Роман