Чтение 12–й страницы книги ~Сыщик~

Марк последовал совету трибуна, а Друз помедлил, пока тележка не набрала ход, кинулся следом, вскочил, но не удержал равновесия и плюхнулся на багажные контейнеры. Они бы рассыпались, если бы не были надежно закреплены. Друз застонал: как видно, во время пируэта он набил пару солидных шишек.

- Однажды в детстве я не вышел из капсулы, - признался Флакк. - Поднялся на лифте вновь, вновь спустился. Потом опять. Я поднимался и спускался, с каждым кругом это становилось все более захватывающим. На счастье, меня нашли. Для взрослого человека тридцать витков смертельны. Мальчишке хватило бы и десяти. Обычно не реже одного раза в год какой-нибудь чудак так крутится и крутится в лифте и не может остановиться. Знаешь почему, Марк?

Юноша нахмурился. Может, это очередная ловушка? Проверка генетической памяти. Плевать...

- Нет, не знаю.

- Потому что с каждым витком тебе все сильнее кажется, что нового спуска не будет, а будет только подъем. Бесконечный подъем. - Флакк засмеялся беззаботно, как мальчишка. - И ничего лучше этого подъема нет. Ты будешь подниматься, подниматься...

- Куда?

- На Олимп, конечно!

Пожалуй, трибун пошутил не слишком удачно.

Перед Марком уже разворачивалась панорама космического порта: вышки антигравитационных генераторов, покрытые окалиной блюдца планетолетов, черные пузыри транспортников. Сновали рабочие и механики на легких скутерах... Какие-то установки, назначения которых Марк не знал. Рычание техники, визг сигналов, предупредительные голограммы. В детстве он с матерью любил ездить в космопорт - наблюдать всю эту суету.

Тележка с багажом и седоками, следуя заданной программе, тем временем подрулила к площадке флайеров. Они миновали тяжелые машины зелено-коричной раскраски, явно принадлежащие военному ведомству, затем несколько белых "стрекоз" с золотыми эмблемами змеи и чаши и, наконец, добрались до частного сектора. Здесь возле легкого прозрачного флайера стоял высокий старик в белой тоге с широкой пурпурной каймой. Складки тоги были уложены безупречно, на ногах - красные сенаторские башмаки с серебряными полумесяцами.

- Приветствую тебя, Марк Валерий Корвин! - обратился к старику Марк.

Он помнил деда, хотя в жизни ни разу его не видел. Последние воспоминания относились к тому времени, когда его отец знакомил деда со своей невестой Афродитой, или, как он ее ласково именовал, - Атой. За прошедшие восемнадцать лет дед переменился разительно. Тогда он был сильным, крепким мужчиной, сейчас сенатор в свои семьдесят пять, несомненно, выглядел стариком, хотя сохранил благородную осанку и гордую посадку головы. Но волосы на голове побелели, вызывая в памяти первый снег на полях усадьбы Фейра. Старость. Эта часть жизни была Марку совершенно непонятна. В своих прежних жизнях, что вспоминались зачастую одновременно, он всегда был молод или даже юн. Мужчины в роду Корвинов женились рано.

Марк не знал, как держать себя с этим человеком. По-рабски поцеловать руку? Нет, все, что связано с Колесницей, с усадьбой Фейра - забыть!

Но не пятилетним же мальчишкой кидаться к старику, цепляться за полу тоги и вопить "Деда!" Марк застыл в растерянности, мучительно подыскивая какие-то слова. Или хотя бы одно слово, которое он должен сказать...

Дед сам шагнул к нему навстречу. Обнял. Прижал к себе. У сенатора Корвина были по-стариковски холодные руки

- Марк... Я тебя искал столько лет... - прошептал дед.

Марк затрясся. Ответил, отстраняясь:

- Я спал двенадцать лет. Но все это время не видел снов. Ни единого сна. А теперь вижу.

- Твои сны - это только твои сны, мой мальчик. Ты понимаешь, о чем я?

- Кажется, да, понимаю.

- Ну и отлично. О снах мы еще поговорим. - Старик тоже отстранился, вновь оглядел Марка: - Я думал, ты выше ростом. Твой покойный отец был куда выше.

Марк смутился.

- Но ты еще вырастешь, конечно, вырастешь... - пробормотал старик и повернулся к Флакку. - Как все прошло?

- Нельзя сказать, чтобы гладко. Но идентификация дала положительный результат.

- Ну вот, теперь я могу спокойно умереть, - Марк не заметил в этой фразе деда фальши. Напротив, явственно расслышал вздох облегчения.

- Еще нет. Ты должен добиться, чтобы сенат признал наследника, - уточнил трибун. - Мы даже не знаем, как долго наши противники будут тянуть время.

Старик Валерий стиснул локоть Флакка:

- Я твой должник. Ты можешь просить, чего хочешь. Ты спас Корвинов, спас нашу память.

- Иногда возникает желание сделать что-нибудь невероятное. К примеру...

- К примеру, вытащить человека из рабства с Колесницы. Никому еще такое не удавалось!

- Сама операция оказалась не трудной...

"Нетрудной?" - чуть не закричал Марк. Но промолчал.

- Другое дело - наварх Корнелий, - продолжал Флакк. - Как получилось, что он встал во главе операции? Как я выяснил, сенат действительно наделил его полномочиями.

- Наделил, - кивнул старый Корвин. - Марции решили, что есть прекрасный повод для примирения наших родов, Манлии их поддержали. Наварх поклялся, что доставит Марка на Лаций. Но я знал... знал, что наварх что-то задумал! - с неожиданной яростью воскликнул Валерий. - Его брат сенатор уверял, что они готовы помочь, что ищут моей дружбы. Я питал слабую надежду, что Корнелии не посмеют действовать открыто. Но я ошибся.

- Наварх не хотел, чтобы Марк вернулся домой.

- Этого никто не хочет, кроме нас, - криво усмехнулся сенатор. - А что Гораций?

- Можно сказать: он поглядывал в нашу сторону. Но и только.

Сенатор задумался. Марку показалось - да что там показалось, он был уверен, что у старого Корвина только что возник какой-то план. И план этот мог не понравиться Флакку. Причем очень не понравиться. Марк догадался по одному взгляду, по Нахмуренной на миг брови старого сенатора. Может быть, потому, что однажды уже видел такой взгляд?

* * *

С космодрома сенаторский флайер доставил старика Корвина и Марка на виллу в окрестностях Нового Рима. Марк сидел возле иллюминатора и, не отрываясь, глядел на синие воды Тирренского Моря внизу, на белые зерна судов-автоматов, разбросанные по невидимой борозде. Звезда Фидес стояла в зените, морские воды блестели, как рыбья чешуя.

Все это уже не раз созерцали до Марка его прадед, дед и отец. Сейчас видел он. Ничто из увиденного не было для него внове. Сегодня утром перед посадкой корабля, во сне, он точно так же летел на флайере, в безоблачном небе сияла Фидес, сверкало море, покачивались кораблики на воде. Неужели ничто в мире его больше не восхитит и не удивит? Марка охватила такая тоска, что он не удержался и застонал. К счастью, сенатор задремал в своем кресле и не слышал этого стона отчаяния. А Флакк... Флакк, похоже, все понял. Но ничего не сказал.

Усадьба "Итака" показалась до боли знакомой. Посадочную площадку по-прежнему окружала изгородь, сложенная из плоских камней. Дом был выкрашен все в тот же светло-желтый цвет, и четыре колонны, поддерживающие фронтон, поблескивали сахаристым блеском, будто установленные только вчера. Разве что ряды здешних кипарисов теперь стали куда выше, а хвоя с годами потемнела. В этот миг усадьба показалась Марку ненастоящей. Голограмма, виртуалка... или, хуже того, раскрашенный картон, из которого рабы усадьбы Фейра строят декорации для новогоднего празднества. А под картоном - ржавый каркас и серый бетон. Что-то холодное, уродливое, угрюмое... Марк содрогнулся. Люди сами себе придумали этот мир, реконструкции Парижа, Лондона, Рима... Поверили, что все - настоящее. "А что настоящее?" - сам себя спросил Марк. Бараки? Да, бараки нет нужды маскировать. Тот, кто родился и вырос на Лации, верит имитациям безоговорочно. Но Марк слишком долго созерцал задник, чтобы теперь смотреть на мир, как все.

"Значит, я научусь жить среди декораций, только и всего", - решил он.

Возле изгороди их ожидала девушка в коротеньком белом платье. Стройные загорелые ножки в легких матерчатых сандалетках-лианках. Блестящий поясок перехватывает тонкую талию. За спиной девушки стоял вигил в красно-серой форме. Убедившись, что сенатор и его спутники благополучно долетели, он сразу ушел. Теперь он будет блюсти покой сенатора Корвина и его внука издалека.

Когда старик Корвин и Марк вышли из флайера, девушка побежала им навстречу.

- Дед!

- Лери... - сенатор махнул ей рукой, давая понять, что ее порыв счастья вполне разделяет.

"Это моя сестра", - сообразил Марк.

О ее существовании он знал. Помнил трехлетней крошкой. Видел ее прежде глазами отца. Мать Лери умерла, когда малышке исполнилось два года. Отец, вернувшись с Психеи, сразу женился. Ему нужен был наследник. Сын, который принял бы на себя ношу патрициев и груз новой опасной тайны.

Лери подбежала к ним. Марк во все глаза разглядывал ее. Ростом она оказалась вровень с ним. Стройная, но не хрупкая. Яркие полные губы. Кожа матово-смуглая, с густым румянцем. Черные, бьющиеся, коротко остриженные волосы. Глаза... казалось, они должны быть черными. Но нет. Они были светло-карими. Янтарными.

- Ты Марк! - сказала девушка. - Кажется, у меня появился брат.

- А ты - сестричка Лери. Я могу поцеловать сестру в губы? - спросил он, не обращаясь при этом ни к кому конкретно. - Кажется, таков обычай?

- Лучше в щеку. - Она демонстративно повернула голову в профиль.

Он коснулся губами ее кожи и вдруг понял отчаяние Друза, получившего отказ.

Сам Друз стоял тут же и наблюдал за этим невинным лобзанием. На скулах его ходили желваки.

- Красавица, - сказал старик одобрительно. - И по любому вопросу имеет суждение. Причем, заметь, самое дерзкое. Будь осторожен с ней, Марк. Она легко умеет подчинять себе.

Марк кивнул: как раз в это он поверил сразу. Еще ему показалось, что дед бросил многозначительный взгляд в сторону Друза.

"А ведь Лери не знает про то убийство!" - запоздало сообразил Марк.

Отец отправился на Психею после рождения дочери. И значит... значит, все, что там случилось, дети Лери не будут помнить. И дети Друза ничего никогда не узнают. Марк, ты дурак! Зачем ты устроил скандал на корабле? Вполне мог обнадежить парня и помочь сестре.

Тут же Марк почувствовал обиду. Лишь ему довелось узнать о совершенной подлости. И он должен молчать об этом до конца своих дней. Он и его дети. Неси, Марк, свою ношу в одиночку.

- Терпеть не могу, когда за меня что-то решают. Я хочу все делать сама, - декларировала Лери шутливо, но при этом оглядывала новоявленного братца из-под ресниц. И наверняка сравнивала с отцом, которого хорошо помнила (интересно, каково ей - помнить мужские тайны и смотреть на мир глазами отца?). Марк только теперь сообразил, что не видел в снах прошлого своей матери. Ах да, она была лишена этой проклятой ноши! Ее пощадили. Он так и подумал - пощадили. Но с другой стороны, каково это - расти плебеем в семье патрициев? Все время ощущать себя существом второго сорта и при этом знать, что по рождению ты всем остальным ровня... Просто кто-то до рождения решил твою судьбу за тебя.

- Я велела приготовить на завтрак яйца, колбаски с сыром и отварную маисоль, - рассказывала тем временем Лери. - Стол накрыли на террасе, - и спросила небрежно, не глядя на ухажера, который пожирал ее глазами: - А ты, Друз, надолго прилетел домой? - Она была воплощенное безразличие. Хоть сейчас вызывай скульптора с киберсканером и делай с нее статую Равнодушия. Вот только щеки ее пылали.

- Я взял отпуск, - сказал Друз, дипломатично умолчав о своей отставке.

* * *

Усадьба. Его усадьба. "Итака". Родовое гнездо. Сколько раз по этой дороге, мощенной светлыми плитками, ходили его отец и дед! Деревья вокруг так выросли, что совершенно скрыли постройки своей вечной зеленью. Великолепный сад спускался к реке, журчавшей в тени серебристых ив. Яркие небеса, стада весенних облаков, легких, шустрых, румяных. "Почти земная красота", - вспомнил Марк лацийскую поговорку. Ее придумал тот, кто видел Старую Землю.

Сам дом порой рябил и переливался. Марк не сразу сообразил, что это силовые экраны создают защиту.

- Это же дорого... наверное... - изумился Марк. - Прежде ничего такого здесь не было.

- Скоро опять не будет, - пообещал сенатор. - Но пока судьба наварха Корнелия не решена, я должен принимать все возможные меры предосторожности.

Лери с помощью комбраслета вырезала в прозрачной стене портал, который тут же исчез, едва сенатор и его спутники прошли внутрь.

В тени шестиколонного портика хозяина и будущего молодого господина встречали немногочисленные домашние: старик-управляющий со старухой-женой, их сын, человек уже немолодой, полноватый, с вялой улыбкой на невыразительном лице, да за их спинами маячил какой-то мальчишка-подросток, судя по янтарной коже и светлым густым волосам, - уроженец Петры.

- Как долетел, хозяин? - поклонился управляющий.

- Устал немного, - вздохнул сенатор Кор-вин. - Было бы странно, если бы я не устал. Это мой внук. Вскоре я признаю его официально и сделаю своим наследником. - Старик положил руку на плечо Марку.

- Добрый день, Гай Табий, - обратился юноша к управляющему. - Я помню, как ты служил с моим отцом во время войны.

Лицо Табия расплылось в улыбке. Казалось, он только и ждал этих слов. Слов, которые могли бы подтвердить, что юный Марк принял ношу патрициев на свои плечи.

- Идем, я покажу тебе твои комнаты. - Лери ухватила Марка за руку, повела его в дом.

После яркого солнца атрий казался темным, только лоскут яркого света лежал ковром на полу и на воде мелкого бассейна в центре, деля его на две части: темную, болотно-зеленую, и яркую, изумрудную. Две комнаты Марка, его спальня и маленький кабинет, выходили окнами в огромный сад. Либстекла были убраны, ветерок колебал занавески на окнах.

- Это комнаты моего отца, - сказал Марк без тени сомнения, усаживаясь за стол.

На столе с наборной столешницей (искусный узор ручной работы: на фоне синего неба резвились диковинные птицы, в которых нетрудно было признать гиппогрифов) лежали толстенные кодексы. Кто-то перед прибытием Марка прибирался в комнатах и наскоро стер пыль: один угол столешницы все еще был припудрен серым налетом. Сколько лет этим книгам? Возможно, несколько сотен. В своих снах Марк их не видел. Они появились на этом столе совсем недавно по меркам почти бесконечной патрицианской памяти.

Лери уселась на стол, положила ногу на ногу. Достала из кармашка на груди белую капсулу, выбила на ладонь две трубочки. Похоже, они были свернуты из тончайшей бумаги и наполнены каким-то порошком.

- Держи! - Лери протянула одну трубочку Марку.

- Что это?

- Порошок памяти. Совершенно ни к чему всякий раз заваливаться спать, чтобы узнать, что сотворил твой прадедушка, тогда как ты жаждал почерпнуть информацию о проделках своего деда. Достаточно выкурить эту палочку, сосредоточиться, и ты фактически наяву увидишь все, что тебя интересует.

Она зажала палочку в зубах, щелкнула зажигалкой.

Марк с сомнением покачал головой:

- Я знаю про этот порошок. Отец иногда им пользовался... - раскрыл Марк источник информации. - Чем больше его куришь, тем более тусклые видишь сны.

- Ну и что? Зато наяву узнаешь все, что тебе нужно.

- Мне слишком дорога моя память, Лери.

Она рассмеялась:

- Это с непривычки тебе нравится глядеть на все эти гнусности. А потом ты нарочно начнешь курить, чтобы сны сделались чуть менее яркими. Обещаю тебе, такая минута скоро наступит. И потом... никогда не говори, что тебе стало известно из прошлого в сокровенных снах. Это твое оружие. Понял? - Она выпустила колечко дыма в лицо Марку. Тот разогнал дым рукой, отобрал у нее и зажигалку, и трубочку, загасил огонек о край стола.

"Варвар!" - мысленно обругал сам себя.

- Сестричка Лери, двенадцать лет я вообще не видел снов. Никаких. Я больше не хочу погружаться в мертвую тьму. Это походит на смерть.

- Ладно, гляди, как отец расследует одно убийство за другим. Ты уже видел того парня, которому размозжили голову? Нет? Увидишь... Кстати, спать лучше на животе, а то, если начнет рвать во сне, захлебнешься. Единственное дело, которое отец не раскрыл, это убийство посла Неронии. Отец так и не смог установить, кто прикончил посла в нашем подвале.

- Я видел это... - признался Марк. Видимо, нераскрытое дело так прочно засело в памяти отца, что первым приснилось сыну.

- У тебя есть какие-то догадки на этот счет?

- Нет, - покачал головой Марк.

- У меня тоже. Обычно женщин стараются лишить генетической памяти, потому что все женщины болтуньи. Но меня отец помиловал. Или наказал. Еще не знаю точно. Каждую ночь - какое-нибудь убийство. Я бы предпочла, как Флакк, видеть, как командую "Сципионом". Везет же некоторым...

- Я видел себя в истребителе.

- Всего сорок два вылета. За десять ночей можно все пересмотреть, - парировала Лери.

- А любовные приключения?

- Интересуешься? Тогда дам тебе совет: не увлекайся.

- Знаешь, я уже вышел из того возраста, когда интересно заглядывать в чужие туалеты и спальни.

Лери рассмеялась:

- В детстве сны о Венериных приключениях не снятся. Начинаешь их видеть только после полового созревания. У одной из моих подруг на этой почве съехал Капитолий. Из-за этих снов плебеи считают нас развратными.

- Только из-за снов? - усмехнулся Марк.

Лери сделала вид, что не поняла насмешки.

- Ладно, я пошла к себе, переоденусь перед трапезой. А ты запомни: завтра утром не получится долго спать - мы поедем в Рим.

Лери упорхнула. Марк отворил застекленную дверь и вышел на террасу. Слуга в белой куртке официанта расставлял на сервировочном столе блюда с едой.

- Добрый день, - сказал ему Марк.

Тот повернулся. Марк разглядел фиолетовый номер на лбу прислужника. Перед ним был самый обычный андроид.

К счастью, никто не видел, как сын хозяина здоровается с андроидом. Никто? Но ведь сам Марк видел! Это означало, что его дети тоже запомнят дурацкую оплошность, когда их отец принял робота за человека. Идиот! В этот миг Марк ненавидел себя люто.

Юноша уселся за стол и постарался принять вид самый независимый. Положил ногу на ногу, скрестил руки на груди. Он не сразу понял, что дурно копирует манеры барона Фейра.

Забыть! Немедленно забыть все рабское! Надо во всем подражать отцу и деду. Он постарался вспомнить, как сидел за столом сенатор Корвин, и попробовал принять ту же позу. Кажется, получилось, и как раз в тот момент, когда на террасу вышел дед в сопровождении Флакка и Друза. Следом спешила Лери. Она успела сменить коротенькое белое платьице на длинное одеяние из легкой розовой ткани. Марк был уверен, что переоделась она исключительно ради Друза.

- Ну как, узнаешь родовое гнездо? - спросил дед.

Ага, он тоже устраивает свою идентификацию! Ну что ж... К счастью, дед не видел, как Марк только что попал впросак.

- Да, отец любил сидеть на этой террасе. Только прежде здесь стояли глиняные вазы с кустами мелких роз. Красные и белые кусты.

- Недурно, - улыбнулся старик Валерий. - Вазы убрали совсем недавно.

- За три месяца до рождения Лери, - уточнил Марк. - Ее мать поранила о цветок руку.

Марк нарочно сделал уточнение: именно об этом сама Лери рассказать никак не могла: период беременности - темная зона в жизни патриция: память родителей ему уже передана, своя еще не включилась. В патрицианских семьях старшие братья и сестры порой ненавидят младших за то, что им достается куда больше из багажа родителей. Плюс сведения обо всех проделках, какие учинили старшие за время своего одинокого превосходства.

- Отлично! - Сенатор несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши, одобряя внука.

Все уселись за стол. Друз расположился рядом с Лери.

- Сейчас главное для Марка - систематизировать знания, - принялся рассуждать старик Корвин. - Ребенок получает в наследство от родителей набор воспоминаний и полный хаос в мыслях. Это мозаика, все камешки которой требуется уложить в четкий узор. Обычно это систематизация заканчивается к восьми-десяти годам. Марку сейчас семнадцать. Тут особый случай.

- Я начал кое-что постигать на Вер-ри-а, - вмешался в разговор Марк.

Ему не нравилось, что его проблемы обсуждаются в его присутствии так, будто самого Марка тут нет.

"Да я, в самом деле еще не существую", - напомнил он себе.

- Нет, нет, на Вер-ри-а тебе снилось только доступное детскому пониманию. Ничего серьезного ты не постиг, - покачал головой сенатор. - Тебе нужен учитель. Как можно скорее. Но я даже не знаю, кто возьмется за патриция, которому семнадцать.

- Может быть, ему и не нужен учитель? - пожал плечами Флакк.

- В галанете довольно обстоятельно обсуждается вопрос: а не стереть ли всем патрициям генетическую память? Не давит ли на Лаций этот непосильный груз прошлого? Ведь наш консерватизм становится поговоркой, - сказала Лери. - Спорят яростно. И мне показалось, что патриции готовы уступить.

- Готовы уступить? - возмутился Флакк. - Кто готов? Разве что трусы Горации! Они всегда заигрывали с плебеями! Или Марции! Ведь они сами - бывшие плебеи, которым повезло породниться с патрициями. - Он кинулся в атаку столь яростно, что Марк невольно представил его в боевом скафандре с бластером наперевес во главе когорты космических легионеров.

- Что ты говоришь? Стереть нашу память? Лишить нас памяти? И это серьезно? - Сенатор, кажется, не поверил внучке.

- Вполне. Ведь это означает - отнять у патрициев их власть. - Лери пыталась выглядеть равнодушной, но ей не удавалось. Планы плебеев и ее волновали. - Тогда мы станем во всем равны с плебеями.

- Лишившись памяти, мы окажемся полностью беззащитны, - сказал сенатор.

- Думаю, через два-три поколения патриции смешаются с плебеями, - вставил свое слово Друз.

В сенате Лация заседали только патриции. Плебеи обладали правом голоса на равных с нобилями во время выборов двух консулов. Плебеев было куда больше, но кандидаты в консулы всегда были патрициями. Слабым утешением для плебеев служило право выбирать из своей среды народных трибунов - полномочия защитников плебса были весьма невелики. Зачастую от голосов простых граждан зависело принятие новых законов на плебисцитах. Но все равно очевидное неравенство бросалось в глаза. Периодически между плебеями и патрициями разгоралась настоящая война, которая заканчивалась перемирием, но никогда - прочным миром. Ни одна сторона не хотела уступить: плебеи чувствовали себя ущемленными, а патриции, чье превосходство было столь очевидным, находили нелепыми разговоры о равенстве. Этот конфликт длился уже не одну сотню лет, так что в памяти Марка, включившейся совсем недавно, подробности поражений и побед были столь свежи, будто и дебаты в сенате, и столкновения на форуме происходили только вчера.

- Патриций без памяти... - пожал плечами Флакк. - Все равно, что вино без пряностей.

- Пряности, да... - согласился сенатор. - Их добавляют к вину заранее, а не в тот момент, когда собираются осушить бокал. Такова память плебеев: пряности, наскоро всыпанные в вино. - Старик стиснул в руке салфетку. - Вина мне...

Он сказал это, полагая, что слуга-андроид все еще торчит у сервировочного стола. Но на террасе, кроме завтракающих, никого не было. Марк вскочил, кинулся к сервировочному столику и схватил поднос, на котором стояли налитые до краев бокалы.

Воцарилась мертвая тишина. Марк остолбенел. Он понял, что по рабской привычке кинулся прислуживать господам за столом. Краска нестерпимого стыда хлынула в лицо. Он не знал, что делать, может, обнести всех вином с подчеркнутой любезностью... О нет, это было бы слишком по-рабски. Ему хотелось в ярости швырнуть поднос на пол. Он уже поднял руки, но сдержался. Так мог поступить только раб, ярясь от собственной ничтожности. Нужно вести себя не как раб, а как хозяин!

- Где этот сто восьмидесятый! - крикнул он, оглядываясь. Андроида нигде не было видно. - Почему он удрал?

"Ма фуа! Этот случай запомнят мои дети, они будут помнить, насколько рабство въелось мне в кровь. И дети Флакка... и дети Лери тоже будут помнить..."

- Сто восьмидесятый? - переспросил сенатор. - Я велел Табию, чтобы за столом прислуживал двухсотый, он отличный слуга.

- Дело в том... - Марк кашлянул, не зная, что сказать. - Дело в том... - надо было срочно как-то объяснить свое идиотское поведение. - Я вышел на террасу раньше всех и сидел тут. Андроид с номером на лбу наливал вино в бокалы. Мне показалось, он что-то подсыпает в каждый бокал. Я подумал, что пряности. А когда у нас зашел разговор о пряностях и о том, что их положено сыпать заранее...

- Разве ты этого не знал? - удивился сенатор.

- Знал, конечно. Но только теперь увязал с действиями виночерпия. И меня вдруг пронзила мысль: что он делал? Сыпал пряности из-за неумения? Но ведь андроид-виночерпий не может ошибаться. Тогда... что-то другое.

Кажется, объяснение вышло правдоподобным.

- Нас пытались отравить? - изумился Друз. - Это уже серьезно.

Флакк поднес к запястью контактный браслет: