read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Правда, первые гнусные выпады оборзевших пачкунов Анатоль отмел спокойно и с немалым достоинством. Он созвал большую пресс-конференцию, предъявил обескураженным газетирам подлинные билеты с недавно разбившегося "Фрусьтратора" и командировочные удостоверения, подписанные не кем-нибудь, а самим Мхргрдзелишвиленко, первым заместителем всем известного господина Грегуара Баканурски по административной части, а затем предложил любому из брехунов лично организовать полет в Большое Магелланово и, найдя несомненно имеющуюся там планету Мбабана, убедиться в точности и объективности изложенных им, конкистадором и первооткрывателем, данных...
Этот вопрос, после небольшого, завершившегося вполне дружески фуршета, был в принципе решен.
- ...пшу на уши! - донеслось от стола, и Анатоль Гре-гуарович, вспыхнув, возмущенно пошевелился. Какая лапша? Все так и было!
Хотя, конечно, спустя полгода ему пришлось нелегко. Он помнит, как сейчас: стояла невиданная даже для Сахары июльская жарища; зал суда был набит битком, потому что процесс "Йуджумбурра против Баканурски" привлек внимание очень и очень многих завистников, и дочерна обугленный тремя солнцами своей знойной родины, закутанный в тяжеленную медвежью доху богомол, полномочный консул Йуджумбурры, жестами требовал у Анатоля дать пояснения насчет того, как выглядит "лед" и что такое "заунывные напевы"...
Все висело буквально на волоске, на тонюсенькой ниточке. И чем черт не шутит, клеветники в тот раз могли бы, пожалуй, и восторжествовать, если бы не блестящее, филигранное мастерство прославленного мэтра Блевако, заведующего юридическим отделом весьма серьезного и влиятельного ведомства, руководимого господином Баканурски Грегуаром Адольфовичем.
О, это было неподражаемо. Вместо того чтобы выслушивать безосновательные претензии богомола к своему клиенту, мэтр Блевако поставил вопрос ребром и попросил уважаемого истца рассказать присяжным: все ли еще процветает на Йуджумбурре детоубийственный культ Укрп? И тут же, не давая негодяю опомниться, добил его следующим вопросом: верно ли, что именно по вине Йуджумбурры произошли печально известные события, приведшие к Третьему Кризису?..
После невнятных и сбивчивых жестов богомола процесс был прекращен, а правота господина Баканурски Анатоля Грегуаровича подтверждена полностью. Под таким вердиктом подписалось жюри присяжных в полном составе, даже те трое, кто не потерял никого из родни в ходе Третьего Кризиса...
Устроив для присяжных небольшой фуршет, профессор Баканурски счел дело завершенным.
И напрасно.
Безусловно, знай он заранее, что эти дегенераты с Говорр-Маршалла вообще не имеют ног, а описанные им подскоки и прихлопы в их дикарском понимании есть достаточный повод для объявления вендетты, то, конечно же, не стал бы поминать эту гадостную планетишку в своей классической монографии. Он бы даже дал отступного, скажи ему кто-нибудь, что для похожих на мячики говорр-маршальцев кровная месть является единственно возможным и достойным способом жизнедеятельности организма. Но было поздно, и тут уж помочь Анатолю не мог и папа, удивительно быстро, хотя и не до смерти взорвавшийся в собственном проверенном-перепроверенном автомобиле...
Возможно, и даже наверняка за долгие прошедшие с тех пор годы мстительные мячики малость поостыли, но проверить сие у профессора Баканурски не было никакой возможности...
Отметавшись по Галактике до полного обезденежил, он более-менее успокоился, лишь забившись по контракту в плавильные примитив-мастерские Валькирии, куда кровникам не было ходу по причине неких малопонятных физиологических особенностей. И первое время доктор искусствоведения искренне благословлял Господа за то, что этические воззрения не позволяют мячикам прибегать к услугам наемных ликвидаторов.
Но первое время быстро прошло. Подонок-мастер перестал допускать Анатоля в цех, ничего даже не объяснив, и сейчас Анатоль Грегуарович с превеликой радостью и по собственной инициативе кинулся бы под плазмометы говорр-маршальцев, лишь бы только вырваться с жуткой планетки, где он, хоть и бывший, а все-таки интеллигентный человек, вынужден вот уже пятый год исполнять унизительные обязанности мэра в поселке, населенном отбросами, чьи контракты с Компанией оказались расторгнуты...
- ... у-ка ты, сюда! Кому сказано! - ворвался в уши рык Искандер-аги.
Вот это уже, безусловно, относилось либо к нему, либо к гражданину Бабаянцу, но скорее к нему, и мэр Нового Шанхая, шустро перебирая коротенькими кривоватыми ножками, заспешил на зов, поскольку Искандер-ага за промедления серчал.
- Та-ак, Проф, - задумчиво сказал Баркаш, осмотрев застывшего Анатоля Грегуаровича. - Вот тут говорят, ты у нас мальчиков любишь, а?
"Все. Сейчас глумиться станет", - с горестной безнадежностью подумал доктор искусствоведения.
Мальчиков он не то чтобы уж очень сильно жаловал, но что ему, мужчине здоровому и относительно нестарому, оставалось делать? Заводимые жены выгоняли его почти сразу же, попрекая короткими ногами и не только, и так восемь раз подряд, а жить-то хотелось еженощно. И только в общем бараке для холостых мэру-грамотею перепадала иной раз толика тепла и любви, хотя и не так часто, как хотелось бы. Правда, не задарма. Ради того, чтобы добиться желаемого, знатоку народного творчества приходилось долго и мучительно заслуживать внимание избранника, исполняя и переисполняя на "бис" подхлопы с прискоками аборигенов Говорр-Маршалла, заунывно вытягивая напевы ледогрызов снежной Йуджумбурры и отчекрыживая с переборами огнепальное, бередящее душу навизгивание подземников далекой, безнадежно затерянной в жутких глубинах Большого Магелланова Облака Мбабаны...
Tempora mutantur, увы, с этим ничего не поделаешь, et nos mutamur in illis3, но, Боже милостивый, даже если так, то кому дано право вмешиваться в личную жизнь одинокого, лишенного счастья любить и быть бескорыстно любимым человека?
- Люблю мальчиков, - подтвердил Анатоль Грегуарович, поскольку Искандер-ага в ответах уважал предельную четкость и откровенность. - Мальчиков люблю, ваш-ство!
- Эт хорошо, Проф, - дружелюбно одобрил Бар-каш. - Вот мы сейчас с тобой тут и устроим мальчишник...
"Хором глумиться станут", - с пугающей уверенностью понял доктор искусствоведения.
Он был прав, но не совсем. Баркаш пока еще ничего не решил окончательно, просто он находился в прекрасном расположении духа и жаждал расслабиться.
Больше того, Искандер Баркаш со всей ответственностью полагал, что имеет на это полнейшее право.
Долгий и донельзя обрыдший объезд с инспекцией по выселкам, всем этим похожим один на другой Новым Шанхаям, Великим Сахалинчикам, Тяпляпам-на-Валькирии, Буэно-Поскотам и прочим сточным канавам, почитай, завершен.
Слободки проверены. Все, способные держать оружие, переписаны поименно. Правда, чего ради запонадобилась Александру Эдуардовичу вся эта шушваль, этого Искандер-ага Бутрос-оглы Баркашбейли, начальник департамента здравоохранения и трудовых ресурсов Генерального представительства Компании на Валькирии взять в толк не мог, но не его, в общем-то, было дело. Господину Штейману виднее...
Главное, все задачи решены, все исполнено и улажено.
Даже непростой вопрос с этим самым Бабаянцем, вздумавшим - ни фига себе! - без согласований выставлять свою кандидатуру на предстоящих в марте выборах мэра вольного поселения Новый Шанхай.
Кстати, насчет мэра...
- Слюшай, дарагой, - распуская узел галстука и принимая совершенно неформальный вид, проворковал Ис-кандер-ага, и выпуклые очи его сделались совершенно масляными, - а скажи ты нам, а как ты их лубишь, аи?
Протянув к полу руку, он поймал взвизгнувшего щенка и, сосредоточенно осмотрев животик зверушки, поднес его к самому лицу Анатоля Грегуаровича.
- Ай, какой малчик, вах-вах, - закурлыкал Баркаш под аккомпанемент смущенного подхихикивания слободских, - нэт, ну ти толко пасматри, дарагой, какой харо-ший малчик, э?..
Искандер-ara начинал шалить и резвиться вовсю.
И претерпеть бы нынче приготовившемуся к наихудшему Анатолю Грегуаровичу многие и тяжкие поругания, не раздайся за дверью сперва невнятный крик, а затем и ясный, откровенно перепуганный вопль...
Тут же дверь распахнулась настежь и в комнату ввалился совершенно никем не вызванный и абсолютно никому незнакомый человек, и слободские, вскочившие было, осели обратно на скамейки, а Искандер Баркаш, мгновенно собравшись, резко затянул узел галстука, ибо был этот человек, взъерошенный и перемазанный дорожной грязью, не чем иным, как сгустком хрипящего, тяжко дышащего, невероятно прилипчивого и заразительного ужаса!
- Деды-ы-ы! - он рухнул на колени перед столом, даже не заметив инспектора, и на черном лице его звездно сияли выбеленные смертной тоской глаза. - Деды-ы, спаси-ите!
Он поперхнулся и умолк.
- Ты... это... кто? - запинаясь, спросил один из слободских.
- Спа. Си. Те, - отчетливо ответил вошедший. - Де.Ды!
Еще один из тех, кто сидел за столом, озадаченно присвистнул.
- Погодь-ка... Да я ж его, кажись, признал. Слушай, ты часом не Егорушка-то Квасняк?
Стоящий на коленях часто-часто закивал и пополз к скамейке.
- Спаси-ите, деды... Ваше-ство, спасите! - Наконец он удосужился заметить Искандер-агу и, ухватив его за ногу, быстро и страстно покрывал поцелуями тяжелый, заляпанный глиной и навозом полусапожек. - Вы ж меня знаете... я ж, если помните, вам в Козе представлялся...
Теперь Баркаш вспомнил.
Действительно, Коза, "Два Федора", пару недель тому.,.
Возникла проблема с инженериком, Александр Эдуардович велел проконтролировать разработку лично, и ему, Искандеру Баркашу, пришлось сходить в кабак под видом подрядчика; Коба подводил людей, представлял, а Искандер-ага опытным глазом определял достоинства и недостатки потенциального исполнителя. Понятное дело, парням его представляли совершенно отвлеченно, и он, малость поболтав, просил записать контактный компофон и отпускал ребят с миром...
Да, конечно, он помнит этого паренька; тогда он показался Искандер-are одним из наиболее перспективных, о чем и было сказано Кобе; усатый, помнится, ухмыльнулся и сказал, что Живчик плохих людей в фирме не держит...
- Ты, Егор, успокойся, - начал было кто-то из слободских, но Баркаш жестом приказал ему заткнуться. Затем вытащил из-за пояса тяжелый пистолет самопального производства, пороховницу, свинцовую пулю. Не спеша, тщательно демонстрируя Егорушке каждую из осуществляемых процедур, зарядил немудреное, но грозное оружие. Со скрипом взвел курок.
- Молчать. Отвечать на вопросы, - сказал Искандер-ага будничным и даже несколько отеческим тоном, приставляя дуло к переносице парня. - Ясно, нет?
Крупные желтоватые зубы Егорушки выбили дробь.
- Считаю до трех. Раз. Два. Тр...
- Все-яс-но, - отчетливо сказал парень. - Не-на-до-по-жа-луй-ста...
- Не-бу-ду, - в тон ему отозвался Искандер-ага, откладывая пистолет на стол и жестом указывая обитателю вольного поселения Новый Шанхай Егору Квасняку на ближайший к себе табурет. - Садись. Рассказывай.
- Да пускай выпьет сперва, - подсказал кто-то особо сердобольный из слободских. - Все будет легче...
Баркаш кивнул.
Сделав три-четыре крупных глотка из высокого бутыля, перенек заметно успокоился; глаза его стали более-менее похожими на человеческие, хотя губы по-прежнему были серыми и сморщенными, словно подсохшая глина.
- Я... ну... значит, Живчик, ну... и я ведь тоже, что антиресно... а мохнатые, и так, мол, и так... а если креды, думаем, нормальные, так чего ж... все равно никому не плохо, так ведь?., нет?., а Живчик, опять же, ну, и пошли... что мы, не местные, что ли?., и ведь все ж сделали, ну... как договаривались... а они-то телегу пригнали, вот, тут все, как говорится, честь по чести... мы, значит, считать, чтоб все конкретно, ну... а они, они... и Живчик - рраз, и голова...
- Что - голова? - резко спросил Баркаш, буравя парня взглядом, силу которого довелось проверить на многих.
- Нет головы! - отчетливо сообщил парень. - Совсем!
- У Живчика? - охнули в полутемном углу.
- У Живчика! - почти радостно отозвался Егорушка, наслаждаясь вернувшейся способностью говорить по-людски. - Совсем головы у Живчика нет!
На сей раз за столом охнули сразу несколько присутствующих. Кого-кого, а Живчика здесь знали все. До убытия в Козу на поиски крутого фарта Живчик был весьма уважаемым гражданином Шанхайчика, хотя политикой не интересовался вовсе и на пост мэра не претендовал.
Дело начинало становиться куда как интересным.
- Так, - негромко сказал Искандер Баркаш. - Вам всем, - он слегка развернулся к столу, - молчать, бояться. Всем, я сказал! Кто вякнет, стреляю без предупреждения. А ты, дорогой, - он тепло, ласково и очень по-хорошему улыбнулся Егорушке, - ты говори спокойно, все говори, Егори-джан. Если забудешь что, тоже ничего, потом вспомнишь, потом скажешь, а?
- А... - нерешительно начали в полутемном углу. Грохот. Вонючий дым. Кровь на стене и мозги на соседях.
- Вай, дурной, - искренне огорчился Искандер-ага, по новой перезаряжая пистолет. - Сказал же по-дружески: всем молчать. Нэт, нэ панимают. Ну что за народ такой вы, славяне, а, Егори-джан?..
Круглые, совсем птичьи глазенки недоросля были по-прежнему исполнены ужаса, но, как и рассчитывал начальник департамента здравоохранения и трудовых ресурсов, сейчас юноша Квасняк более всего опасался уже не загадочных преследователей.
Он все осознал и был готов к серьезному разговору. Ближайшие десять минут Егорушка говорил, а Баркаш слушал. Уважительно, с полным вниманием, лишь время от времени и строго по делу перебивая паренька короткими и точными вопросами.
Такое отношение не могло не льстить юнцу, и юнец становился все более и более красноречив.
Картина в общем и целом вырисовывалась следующая.
В Козе они, ну, значит... сделали какого-то хмыря из спецов, да-а... а что такое? - обнаружив, что никто и не думает выражать неодобрения, Егорушка заметно приободрился, -- да, и, значит, Живчик дал Оолу на карту восемь кредов, да... а ему, Егорке то есть, три... ну, он смолчал, хоть всю работу, значит, сам делал... Оол, он только на стреме стоял... так что обидно, да... но, опять же, в первый раз, так что уж пускай так и будет... он, Егорка, все ж Живчику пожалился, что, мол, обидно, аж жуть... а Живчик возьми и скажи: а что, мол, брат, ну, есть, значит, еще работенка, правда с выездом, значит, дак зато, брат, там, агромадными кредами пахнет, ежели, ну, значит, с умом подойти...
- С выездом? - в первый раз перебил Искандер-ага.
Это оказывалось уже из ряда вон. Ни при каких обстоятельствах Живчик не мог работать на выезде; ситуация требовала, чтобы он и его парни сидели в Козе безвылазно, и только он сам, Искандер Баркаш, да усатый Коба, ну и еще, конечно, Александр Эдуардович, могли изменить это правило; все бывает в жизни, но что-то подсказывало сейчас Искандеру Баркашу, что в Козе случилась самая что ни на есть самодеятельность, и результаты ее придется еще расхлебывать...
- Дальше, дальше, - поощрил он.
Да, да, конешно, только, дядь, ты не тово, ты не думай ниче таково, ну... Живчик сказал, мол, есть работка на стороне, халтурка, значит, ну... и, как это, Оол тоже с ними пошел, потому как на троих заказ был, а больше не надо было, ага... ну, его-то дело маленькое, иди себе да слушай, че там Живчик говорит, а на околице, значит... ну, где застава, там уже и на повозку сели...
- Повозку? - насторожился Искандер-ага. Теперь он был очень, очень внимателен.
Когда паренек, заикаясь и всхлипывая, со вновь появившимся белым ужасом в глазах рассказывал, как за Козой их троих встретили... ну, эти, бородатые... которые на оолах... Искандер Баркаш уже начал понемногу понимать, что к чему. А потом он внезапно, рывком осознал, что дальнейшее уже вполне может спрогнозировать сам, без показаний этого сопливого придурка...
И тогда ему стало хреново.
- Кранты, - сказал Искандер-ага, обращаясь главным образом к себе самому.
Остальных он уже списал со счетов, как и весь Шанхайчик.
Все это расконтрактованное отребье, в сущности, можно было уже считать мертвецами. Как бы ни хотелось ему ошибиться, но дело обстояло именно таким образом, и самое неприятное заключалось в том, что среди груды трупов, в которую, если он прав, очень скоро превратятся все полтораста душ мужского и женского пола, населяющие вольное поселение Новый Шанхай, вполне способно оказаться и его, Искандера Бутрос-оглы, сильное, нестарое и весьма устраивающее его тело, еще не уставшее от жизни, умеющее хорошо работать и жаждущее удовольствий...
- Гёддферан! - смачно, уже не строя из себя доброго дядю, бросил Баркаш в лицо оцепеневшему от неожиданности гаденышу. - Пидор комнатный!
Это надо же было догадаться...
Баркаша трясло, словно в приступе лихорадки.
Ну хорошо, с Егорушки Квасняка спрос невелик, неведомый Оол тоже, судя по погремухе, звезд с неба не хватал, но Живчик, Живчик!.. Казалось бы, и мозги на месте, и опыт имелся; усатый Коба уже совсем было собрался брать идиота на ставку, кажется вышибалой, потому что Колли поднакопил кредчат на билет и твердо вознамерился убраться с Валькирии первым же рейсовиком... и тут вот те на!..
Искандер Баркаш мучил и терзал щетину.
Попадись ему сейчас Живчик, он порвал бы его на лоскуты просто руками, не доставая пистолета. Но Живчику было уже все равно, как относится к нему начальник департамента; с размозженной головой валялся сейчас Живчик где-то там, в трех днях пути от родимого Шанхайчика, рядом с корешем Оолом; совсем неживой лежал сейчас Живчик, и зверье, обитающее в редколесье, грызло его быстро протухающее мясо...
Баркаша бесило сейчас все: и фатальная необратимость ситуации, и тупое похрюкивание слободских за спиной, и растерянно-перепуганный взгляд Егорушки.
А Егорушка и впрямь был потрясен, да еще и пуще прежнего. Он ведь все рассказал, как у шамана на духу, так чего ж важный дядя, только что еще добрый, как папа, которого у юного Квасняка никогда не было, вдруг опять во гневе?..
Ну да, подрядили Живчика мохнатые завалить двух, не то трех дикарей, из тех, что в горах; так чего ж тут?.. Работа как работа, нешто в Козе не то же делали?.. Да только в Козе за всю работу - три креда, а тут, почитай, цельная телега афанас-корня, да на троих! Это што ж выходило-то? Даже ежели Живчику половину, так все равно им с Оолом на круг по сотне кредов выйдет; афанас-корень, он ить куда как дорог, ежели по-умному сдать, через верных людей; а растет он в редколесье, куда мохнатые цивилизованных не пущают... да хто ж не подрядился бы за такие-то креды?! Шутка ли: сотка кредов!.. Да это ж, считай, сразу тебе билет на рейсовик...
Как и любой обитатель Шанхайчика, Егорушка Квасняк более всего мечтал улететь с Валькирии куда глаза глядят, хотя глупые глаза его, в общем-то, никуда не глядели, и, размышляя об иных мирах, он представлял их себе если и не огромным Новым Шанхаем, то, во всяком случае, невероятно расширившейся Козой, где на каждом шагу попадаются заведения не менее шикарные, чем "Два Федора"...
- Дядь, а, дядь! - громко и жалобно воззвал он, и тотчас осекся, обожженный ненавидящим взглядом Баркаша.
Сжавшись в комок, Егорушка ссутулился на табурете, худенький, потерянный и очень несчастный.
Он все еще пытался понять: почему же мохнатые начали палить? Ведь они так клево сделали работу, дикари хоть и учуяли недоброе, но даже и защититься толком не успели; их завалили из автоматов, потом Живчик с Оолом занялись жмурами, как было уговорено, а он, Егорушка, раскидал вокруг шмотье, принесенное с собой; а после того они пошли в условное место, и там уже стояла телега, от которой вкусно пахло самым настоящим афанас-корнем, пахло так, как пахнет только тогда, когда его, корня то есть, очень много... И Живчик побежал к телеге, но не добежал; из кустов грохнуло, и у Живчика не стало головы, но он все не останавливался, и тулово упало только тогда, когда ткнулось в телегу; а после грохнуло еще раз, и у Оола в груди получилась дырка, большая и рваная... А больше Егорушка ничего и не запомнил, потому как ему сделалось страшно, и он побежал...
Крупные беззвучные слезы катились по замурзанным щекам.
Впрочем, Искандера Баркаша мало интересовали терзания юного Квасняка. Самое важное сейчас заключалось в необходимости разъяснить сложившиеся реалии слободским, молчавшим за столом; кретины кретинами, но действовать нужно немедленно и согласованно.
- Слушайте, недоноски! - хрипло сказал он, и слободские вздрогнули, косясь не на пистолет, а на руки, громадные, широкопалые, с ладонями, поросшими буйным черным волосом. - Я хочу, чтобы вы поняли. Живчик взял заказ у мохнатых. Замочил горных. Потом, понятно, его тоже сделали...
В полутемном углу шумно вздохнули. Описанный расклад был вполне посилен для понимания слободских.
- И хрен бы с ним, с Живчиком, - развивал мысль
Искандер-ага. - Да только вот этот козлик кони сделал от мохнатых, как, ума не приложу. Все ясно? Вопросы есть? Слободские зашуршали.
- Тут вот, начальник, - отважился наконец один из них, который постарше, - неувязочка выходит. Егорка-то за афанас-корень речь вел. Так, стало быть, коли Живчикта помре, то корень-та, значит, всему обчеству шанхайскому принадлежит, нет?
В полутемном углу невнятно поддакнули.
- А коли так, то где он нынче-та, афанас, значит, корень?..
Это было, пожалуй, уже чересчур. Искандер-ага с силой, до боли, накрутил на палец щетину. Эти недолюди вполне заслужили того, что их ждет. Но, к сожалению, в одиночку ему не спастись, даже если мотать прямо сейчас. Скорее всего поздно сматываться. А значит, слободские нужны ему. Все до единого. Настолько до единого, что нет у него права даже применять пистолет.
- Объясняю популярно, - сказал он медленно и проникновенно, как будто общаясь с пустоглазым подтрактирным побирушкой. - Пацан живой. Дикари помочены. Заказали мохнатые. Скинуть хотят на местных. Пацан знает, кто помочил диких. И кто заказал мокруху. И пацан здесь. Теперь - ясно?
На сей раз молчание было долгим. А потом в страшноватой тишине прозвучал осипший, незнакомый голос мэра:
- Посы рыл тхапсида!4
В сущности, это была верная мысль. Единственное, чего не хватало для ее воплощения в жизнь, так это автобyca, урчащего мощного автобуса, на котором можно быстро умчаться в веселую безопасную даль. Анатоль Баканурски под пыткой бы не сумел объяснить, почему, как, каких темных глубин подсознания выплыли вдруг эти разумные слова на совершенно незнакомом языке и куда делась любимая благозвучная латынь.
Возможно, причиной явления миру никому не ведомых слов была ясная картина, представившаяся внутреннему взору богатого фантазией доктора искусствоведения: поле, и по полю, поторапливая оолов, поспешают бородатые всадники, вооруженные до зубов; их много, а впереди кавалькады, уткнув носы в землю, мчатся по следу беглеца, мохнатые, никогда не ошибающиеся псы; быстро движутся всадники, все ближе они к ветхим палисадам Нового Шанхая...
Кажется, начали понимать и остальные.
Во всяком случае, тот, который постарше, почесал в затылке и спросил уже обеспокоенно:
- Так это што ж выходит-то, а, кореша? Получается, гнать надо гаденыша?..
За столом вразнобой забурчали, выражая полнейшее согласие. Баркаш усмехнулся с некоторым облегчением. Верно все же говорят люди: акбашка - якши башка5. Старость мудра даже здесь, на Валькирии...
Гнать? Ну что ж, вполне здравая мысль. Хотя и запоздалая. Разумеется, гнать, и чем скорее, тем лучше. Но гнать мало...
- Si vis pacem, - глядя в никуда и упрямым голосом сообщил позабытый всеми Анатоль Баканурски, - para bellum6.
И начальник департамента здравоохранения машинально кивнул, не без удивления подумав, что, кажется, недооценивал доныне новошанхайского мэра.
Да, естественно, нужно готовиться. Нужно поднимать всех, кто хоть сколько-нибудь не калека. Нужно запирать ворота. Нужно, наконец, запаливать сигнальный дым, авось и придет какая-никакая подмога из недальнего Великосахалинчика...
Много чего надобно успеть, пока еще до вольного поселения не добрались мохнатые. А ведь они уже идут, они будут под палисадами совсем скоро...
Искандер-ага, человек восточный, умел, когда припрет, рассуждать совершенно по-европейски, логично и лапидарно. И на сей раз он, прикидывая, учел практически все.
Кроме одного, самого главного.
Унсы вовсе не шли на Новый Шанхай.
Унсы были здесь.
Уже.

2

ВАЛЬКИРИЯ. Дгахойемаро. День великой боли
Всякий подтвердит: день, когда с человека снимают дггеббузи, велик и священен не только для него самого, но и для тех, кто почитает себя его друзьями.
Каждому известно и то, что наилучшим из подарков в столь важный день является перо из веероподобного гребешка мерзкоголосой птицы, обитающей в редколесье. Такое перо украшает мужчину, оберегает в битве воина, приносит удачу охотнику и вдохновляет певца.
Вот так и получилось, что, забредя в поисках хитрой птицы далеко вниз, почти что к самому рубежу земель, населенных народом дгаа, первым увидел мохнорылых удачник Мгамба.
Но даже окажись на месте смышленого и зоркого Мгамбы любой другой из охотников дгаа, пускай и самый неуклюжий среди прочих, он все равно бы заметил пришлецов задолго до того, как они достигли запретной черты...
Не скрываясь, шли мохнорылые, медленно, торжественно, и не было в их облике никакой угрозы; даже неразлучные громовые палки, поражающие без промаха издалека, на этот раз были не у всех троих. Только у одного, идущего впереди, висела за спиною такая палка, но таков уж обычай живущих в редколесье, что не положено их вожакам быть безоружными, выводя людей за стены поселков.
Совсем не торопились мохнорылые.
Всем своим видом давали понять тем, кто мог бы разглядывать их, надежно укрывшись в кустах, что на сердце у них нет враждебных замыслов. И двухколесная повозка, влекомая безрогим оолом, мерно, успокаивающе поскрипывала, изредка кренясь там, где в утоптанной многими сотнями ног торной тропе появлялись незасыпанные ухабы...
Вожак мохнорылых знал и чтил обычаи гор.
Еще на том берегу ручья, на ничейной земле, снял он с плеча громовую палку, направил ее убойным концом вверх и наискось - так, чтобы не причинить боли ни сельве, ни Выси, отпустил смертоносный грохот прочь, а загонять новый не стал. Он снова забросил громовую палку на плечо, и она повисла там убойным концом к Тверди, молчаливая и безопасная. А молодые его спутники, повинуясь короткому жесту, отошли на три шага от повозки.
Один за другим, ведя в поводу оола, перешли они вброд через студеный ручей, а затем мохнорылый, шедший впереди, преклонил колена перед священным камнем, указующим путнику начало земель Дгаа, и спокойно, не торопясь и без лишней торжественности, совершил все положенные обряды.
Он капнул на плоскую верхушку камня кровью из надсеченного пальца, и спутники его тоже поделились влагой жизни с охранителем рубежей. Он приложил к подножию камня ладони, а вслед за ним и воины его открыли Глядящему в Душу чистоту своих намерений. А затем они, все трое, уселись у священного камня, подстелив под себя шерстяное покрывало, и приготовились ждать.
Неподвижно сидели они, словно в полудреме, и только неразумный оол, не знающий обычаев, фыркал и встряхивал головой, но на оолов и прочее зверье не распространяются дггеббузи дгаа, положенные для совершения двуногим.
Все это выглядело так, словно мохнорылые прибыли на великий торг, из года в год происходящий меж ними и народом дгаа на узенькой полоске ничейной земли, что пролегла между этим берегом студеного ручья, бегущего с седых вершин, и священным камнем. Но все происходящее было не совсем обычным, и потому разумный Мгамба не поспешил явить себя чужакам.
Ведь не первые дни срединной жары стояли вокруг, и не веселые дни после второго сбора плодов, а именно в такое время заповедано предками осуществлять обмен полезными вещами. Когда приходит положенный срок, тогда не одна повозка оказывается в назначенный час у ручья, но много повозок, двухколесных и четырехколесных, изобильно загруженных тканями, и металлическими предметами, и блестящей на солнце глиняной посудой, лучшей, нежели способны делать умельцы дгаа, и еще многими прочими забавными, нужными и хорошими товарами.
Все это меняют мохнорылые на приносимое людьми дгаа. Любят они перья горных птиц, каждое из которых есть основа для отдельного оберега; раньше не верили мохнорылые в их силу, но убедились сами, а убедившись, стали готовы отдать за любое такое перо два гвоздя, и это достойная цена, чего не опровергнет никто из понимающих. Кроме колдовских перьев, падки мохнорылые на кусочки мягкого красного металла, водящегося в горных теснинах, куда нет хода чужакам, и на прозрачные камешки, обитающие в синей глине, и на шкуры горных зверей, которые хоть и не прочнее лесных, зато наряднее. А еще привлекает мохнорылых трава нгундуни; за большую охапку, не торгуясь, отдают они нож и три бусины в придачу, хотя лишь Тха-Онгуа ведает, зачем им трава нгундуни, именуемая ими афанас-корнем. Ведь знахарю нужна она не всякая, а только сорванная в дни крика. Но кричащей травы не бывает много, и старейшины не посылают ее на торг у ручья. А мохнорылые все равно берут, обыкновенную; они набивают ею повозки и щерят при этом зубы, словно совершили выгодную для себя мену...
Э! Как бы ни было, хорошо торговать с мохнорылыми; нехорошо с ними воевать. Бывало в прежние дни такое, и много храбрых дгаа пало прежде своего срока; и мохнорылые многими жизнями заплатили за пролитую кровь дгаа. Посчитав тех, кого уже не вернуть, встретились тут, у ручья, старики и порешили замириться, ибо не стремились мохнорылые в горы, людям же дгаа нечего было хотеть в редколесье...
Нет нынче меж двух народов дружбы, и можно ли вообще дружить с чужими? Зато есть между ними кое-что покрепче: мир, и взаимный страх войны, и взаимная польза от торга!
Если же случаются изредка стычки по вине горячих двали народа дгаа, ищущих подвигов за пределами родных земель, то не так кровавы они, как бывали некогда; может пролиться на землю кровь, но редко-редко отнимают у кого-то жизнь, и если случается такое, то старики, встретившись, оговаривают цену обиды, крови и неразрушенного мира...
Вот так! Но в неурочном приходе малого числа мохнорылых было нечто тревожное, и от груза, уложенного в их повозку, отчетливо пахло бедой. Запах этот пробивался сквозь плотную ткань, обтягивающую верх двуколки, и был он так горек, что Мгамба понял: не его это дело, ветре-чать пришлецов и говорить с ними у подножия священного камня, но иных, тех, кто много умнее его.
Потому, не показываясь, наложил на тетиву особую стрелу, из тех чудо-стрел, подобных которым нет в Тверди ни у кого, кроме гораздого на мудрости народа дгаа. Кричит в полете такая стрела на десять тонких голосов, а наконечник ее, пробивая грудь воздуха, испускает долго не гаснущий зеленый огонь. Виден такой огонь издалека светлым утром и зыбким вечером, виден темной ночью и сияющим, искрящимся летним днем...
По одной такой чудо-стреле есть в каждом колчане, и каждый воин дгаа, уходя из поселка, проверит, там ли она, ибо знает: нельзя предсказать, что будет миг спустя, и не простят старики, если в нужный час не полетит вестница...
Рванулась стрела, и полетела стрела, и улетела вдаль, воя, как зверь, плача, как дитя. Дымный тонкий след тотчас же потянулся за нею, а спустя столько времени, сколько нужно для девяти вздохов, расцвел в прозрачном воздухе зеленый цветок, раскрылся, распушил косматые лепестки и обернулся ярко слепящим, громко кричащим, безжалостно вспарывающим светлую грудь Тха-Онгуа костром!
Летела стрела, разметав по ветру зеленую гриву, и вот уже где-то там, в лесах, раскинувшихся выше по склонам, ответила ей вторая, точно такая же. А спустя совсем недолгое время еще выше, там, где лежит любимый живущими на небесах Дгахойемаро, поселок вождей народа дгаа, поднялся, черный на фоне белоснежных вершин, высокий дым, уже не тощий, как от чудо-стрелы, но толстый, гордый...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [ 12 ] 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.