Чтение 12–й страницы книги ~Закатный ураган~

Силен чародей. Ох, силен!

А и вправду, как его звали? Квартул? Четвертая ступень посвящения. Мастерство должно быть не малое.

Значит, не зря он с Валланом на Север ходил? Все у них там в Трегетройме схвачено. Круговая порука. И любые средства хороши, чтобы власть, корону вожделенную, к рукам прибрать.

А что это Бейона отвечает Кейлину?

— Прав ты, трижды прав... И у нас такой таракан запечный завелся. Речи сладкие, да только если слова его в воде развести, вся рыба в Отце Рек кверху брюхом всплывет. Старый король, Экхард Первый, ему не шибко доверял, а сын...

— Все, как в Трегетрене, — лицо принца исказила гримаса — словно хотел улыбнуться, а вышел оскал. — Ох, не позавидую я Селине, Валлану и земляку-чародею, когда Кейлин к ним вплотную подберется. — Только у нас жрец-чародей не к сыну, а к дочке в доверие втерся.

— Думаю, ты не совсем прав, — Бейона вздохнула. — Терциел помог Хардвару, когда все лекари королевства признали свое бессилие. Вылечил ему руку. Правую. Ничего не требовал взамен. Иногда давал советы. Должна признаться, весьма недурные.

— Ну да, — буркнул принц. — Верю. Охотно верю. Лучший путь к сердцу любого человека. А уж к королевскому сердцу, тем паче...

Тут он прав. Наши жрецы всегда читали в душах людей, как в открытой книге. И тем гордились. Но все-таки, как же так получилось, что Храм вмешивается в жизнь сопредельных государств? Кому и зачем это могло потребоваться? Неужто императору, да живет он вечно? Нет, не верю. После всего, что я о нем слышал, не верю.

Пригорянка согласно кивала, ловко перебирая гору снеди, наваленную на столешнице. Откладывала ту еду, что попроще и посытнее. Тут и я ощутил, как бурчит обиженный тюремной пищей живот Я бы сейчас целый олений окорок проглотил. И не подавился бы.

— Терциел не мог полностью подчинить Хардвара... то есть, Экхарда Второго, своей воле, — сказала женщина. — Без ложной скромности замечу — с ним была я.

Я скосил глаза на Сотника. Он сидел, не шевелясь, полуприкрыв веки. Словно был не здесь. Словно все происходящее его не касается.

Зато Вейтар хмыкнул и, демонстративно смахнув рукавом копченые брюшки форели, уселся на стол спиной к беседующим. Даже ногами заболтал.

— Однако... — продолжала Бейона, озираясь в поисках сумки или мешка. Я подал ей плотную, на вид чистую тряпку, примеченную на низкой лавке у очага. — Спасибо, мастер Молчун. Ты, если хочешь, поешь. И девочка пускай поест... Я ж понимаю, в подземелье еще те разносолы.

Чего ж не поесть. Тем более ощущение, что кишки слиплись и к хребту прижались, меня не отпускало.

— Спасибо, госпо... то есть, Бейона.

— Не за что, — она усмехнулась. — Все равно пропадет, — и продолжала, обращаясь уже к Кейлину. — Однако Терциел лечил сына капитана Брицелла. Мальчик с детства обезножел — повитуха перестаралась. Говорили, у Терциела, кое-что получалось по части врачевания. Брицелл не знает жалости и понятие чести у него весьма своеобразное, но сына любит безмерно. Думаю...

Что она думает, услышать нам не довелось.

Дверь распахнулась и в проеме, почти перекрывая его широченными плечами, появился Клыч. Охранник.

— Что такое? — встрепенулась пригорянка. — Что случилось?

— Это... Госпожа... Там, того... Это...

— Что? Говори толком!

— Верес того... это...

Тут только я разглядел, что это не Клыч. Вернее, Клыч, да не тот. Нос не кривой, шрама над бровью нет и сам помоложе, вроде как. Вон, ямочка на щеке. Брат? Скорее всего.

— Что Верес? — грозно сдвинула брови Бейона.

— Того... этого...

— Ну же!

— Удрал вроде как...

— Удрал ?!

— Стал быть, удрал, — здоровяк сокрушенно опустил плечи и вздохнул — аж ветер по складу прошел.

— Ты уверен?

— Дык... это... братан пока гостей... это... выпроваживал... Я... это... туды, сюды, а его нетути...

— А девчонки? — похоже растерялась до сих пор уверенная в себе женщина. — Они где?

— Дык... это... толкутся в зале... того...

— Я ж ему приказала! — в гневе Бейона стукнула кулаком о столешницу так, что даже Вейтар на нее покосился.

— Отвыкла, миледи, от слуг-предателей? — приподнял правую бровь вверх Кейлин. — У нас в Трегетройме этого добра...

— Вот сволочь! — процедила сквозь зубы пригорянка, имея в виду, сбежавшего управляющего. Надо полагать, до сегодняшнего вечера у нее не было случая усомниться в его честности. А что? Молодец, Верес. Хороший управляющий и должен всегда нос по ветру держать. Догадался, что с хозяйкиными делами не все слава Сущему Вовне, и тут же пятки салом смазал. И выручку прихватить, скорее всего, не забыл. Если бы вот так запросто о деньгах забывал, не был бы управляющим столько лет.

Ну, если поразмыслить, немного мы и потеряли. Плащей он, конечно, нам не принес и уже не принесет. Это плохо. А вот на деньги мне как-то наплевать. Уж не думала Бейона подкупать городскую стражу на воротах, чтоб нас выпустили? Такую глупость даже я совершить не в силах, а ведь она женщина расчетливая и в облаках не витает. Из города выбираться нам нужно совсем иным путем, в обход и ворот, и стражников.

А вот если Верес сообразил не просто удрать, а еще шепнуть кому-нибудь на ушко пару-тройку слов, дело может закончиться для нас плачевно.

Похоже, того же мнения оказался и Сотник. Он поднялся с корточек одним плавным движением:

— Теперь времени у нас совсем не осталось! Подпол у тебя есть? С трупом на руках не выберемся.

— Подпол? — переспросила Бейона. — Да стрыгай его знает! Вроде был ледничок совсем малый... Тебе ж главное — сохранить его?

— Ледничок? Пойдет, — кивнул пригорянин. — Показывай!

И снова сделал мне знак, чтоб за ноги брался.

— Кто хоть это? — женщина в несколько шагов достигла дальнего от очага угла комнаты, отодвинула в сторону низкий, колченогий табурет. — Все-таки репутация "Каменной курочки"!

Это она шутит, что ли? Какое ей дело до репутации игорного дома, когда есть девять шансов из десятка, что до утра красного петуха подпустят? Впрочем, как у пригорян принято шутить и переживать в минуту опасности, мне неизвестно. Ничего или почти ничего. Знакомство с Гланом не в счет — уж слишком он неразговорчив. Весь в себе, ни единого чувства наружу, напоказ.

— Улад. Из дружины ярла Мак Тетбы, — твердо произнес Сотник.

— Остроухий? — поразилась Бейона.

— Сид? — воскликнул я. — Откуда?

— С корабля, — как всегда поражая многословием, ответил мой друг.

— С какого корабля?

Бейона открыла неширокую, плотно пригнанную ляду. Из темной дыры пахнуло холодом и сыростью.

— С сидского. Подашь его, — Сотник спрыгнул вниз, буркнул оттуда. — Давай, что ли...

Я поднял мертвого перворожденного на руки, как нес когда-то оглушенную жрецом-чародеем Мак Кехту, и, опустившись, на колени, осторожно подал его пригорянину. Хоть и мертвец, а швырять, как мешок со старыми тряпками не годится.

Пошуршав в темноте, Сотник легко выскочил из ледника. Закрыл ляду, придавил для верности ногой. Спросил у женщины:

— Не найдут?

— Если не Верес искать будет... — пожала плечами та.

Глан кивнул:

— Ладно. Будем надеяться.

— Откуда в Фан-Белле остроухие? — Бейона все же хотела услышать ответ на заданный мной вопрос. — Отвечай, Глан. Немедленно!

— Какая ты нетерпеливая, — пошевелил усом Сотник. — Я прям-таки в юность вернулся.

— Я хочу знать...

— Хорошо. Отвечаю. С корабля. Сидского. Его, — Глан кивнул в сторону ледника, — ярл послал мне помогать. Чтоб, значит, вот его, — снова кивок, теперь уж в мою сторону, — выручить. Но ты, похоже, раньше успела.

Бейона фыркнула:

— Это я приказала его привезти в Фан-Белл. Чуток поторопился бы и спасал бы его от меня.

— Вот как? — Сотника очень трудно было чем-либо смутить. И на сей раз, кажется, шпилька пригорянки не достигла цели.

— Хотя... — прибавила Бейона. — Знаю тебя. Спасал бы и от меня.

— Верно, — кивнул пригорянин. — Только скажи мне, зачем тебе Молчун понадобился? Или напутали что твои головорезы?

— Значит понадобился, — твердо ответила женщина, а Вейтар, отвернувшись, фыркнул:

— Короля ей уже мало...

Похоже, кроме меня никто его реплики не расслышал. Да и ладно. Не слишком-то уважительно мальчишка разговаривает. Все-таки она ему в матери годится.

— А, ладно! Сгорел сарай, гори и хата! — махнула рукой Бейона. — Не он мне понадобился, а та вещица, что вы с собой везли.

— Вот как?

— Да! Сила в ней великая. Издалека чувствуется.

— То-то и она, что сила, — согласился Сотник. — Вот и сиды за ней тоже приплыли. Говорят, позарез нужна.

И эти туда же! Нет, мало им той каши, которую тысячу лет назад заварили, добавки просят!

— А Мак Кехта? — вырвалось у меня. — Она что? Что им сказала?

Эх, как они вскинулись!

— Мак Кехта?!! — в один голос закричали Кейлин, Вейтар и Бейона. Вышибала, тот просто глаза выпучил от удивления. Слов не нашел.

— А что Мак Кехта? — ответил Сотник. — Она им растолковала, что к чему. Я надеюсь, что растолковала. Мак Тетба верит ей. Но верит и своему королю. Я думаю, он захочет проверить, так ли важен артефакт, как ему малюют.

— А где сейчас Мак Кехта? — с дрожью в голосе вмешался трегетренский принц. Вот горячие парни эти трейги! Валлан через полмира мчался, чтобы отомстить феанни за отстреленное ухо. Этот вот...

— Далеко, — сурово глянул на него Глан. Видно подумал от том же, о чем и я. — На корабле.

— Тебе не достать, — добавил я. Не удержался.

Бейона едва не расхохоталась, несмотря на мрачную обстановку:

— Эк, они остроухую защищают!

На удивление, Кейлин смутился. Кажется, даже покраснел.

— Не так вы меня поняли, — развел он руками. — Я ей зла не желаю.

— Вот как?

— Ну... — замялся трейг.

— Ладно, хорош болтать, — Бейона прервала нашу беседу. — Пора убираться.

Ну, наконец хоть кто-то сообразил, что чем быстрее мы отсюда уйдем, тем целее будем.

Я принял из ее рук узел со снедью.

— А как мы из города теперь?.. — озадаченно проговорил Кейлин.

— По дороге объясню, — отрезала пригорянка и кивнула почему-то на меня. — С такой-то силищей...

С какой силищей? Это она о моих способностях чародейских? Я сам в себе не слишком уверен, а она рассуждает, словно с Примулом ее судьба свела.

По-моему, нужно тихонечко, как мышки проскочить. Если доведется, так и через стену перелезть — не такая она уже в Фан-Белле и высокая. А на рожон переть через ворота, рассчитывая на мое с Бейоной чародейство, или на клинки Сотника с Кейлином, несусветная глупость. Ничего путного из подобной наглости выйти не может, и не стоит меня даже пытаться убедить в обратном. Наш успех в быстроте и скрытности. Вот выберемся из "Каменной курочки"...

Да, не удалось нам даже такую малость, без шума провернуть, как из игорного дома удрать. Видно, судьба меня за что-то наказывает. Едва Кейлин успел подойти к двери, чтобы поднять засов, створка содрогнулась от нахальных ударов. Так ломятся среди ночи в дом лишь уверенные в полной безнаказанности. Стража, например.

— Верес! — воскликнула Бейона. — Успел накапать!

— Надеюсь, он не продешевил? — хмыкнул Сотник за что был удостоен яростного взгляда.

— Наверх? — спросил я.

— А толку? — в руке Глана уже поблескивала отточенная полоса стали. Кейлин и Вейтар тоже обнажили клинки. Трейг — стиснул рукоять длинного меча двумя руками. Оружие ардана я уже, кажется, описывал.

— Что, будем прорываться? — принц повел плечами, разминаясь перед схваткой.

Я почувствовал, как в мою ладонь легли холодные пальцы Гелки.

Сила!

Мощный поток. Сравнивать его с любым, самым лучшим амулетом — все равно, что сравнивать ручеек, через который можно перешагнуть, с Ауд Мором.

— Не бойся, белочка, — шепнул я, наклоняясь к ее уху. — Как-нибудь выкрутимся.

— А я и не боюсь, — неожиданно ответила она.

— Счастливая. А я вот — боюсь. Трус я, белочка.

— Ты не трус, Молчун. Ты храбрее всех, кого я видела. И с тобой я ничего не боюсь.

Вот это да! Мало того, что я — не трус, так мое присутствие может в кого-то вселять смелость. Эх, Гелка, Гелка, мне бы твою уверенность...

Но делать нечего. Доверие нужно оправдывать. Я осторожно, но быстро начал сплетать Щит Воздуха. Сотник замер в расслабленно-выжидательной стойке напротив дверей. Кейлин, подняв меч до уровня плеч, встал у правого косяка. Кивнул Вейтару на засов. Ардан левой рукой медленно взялся за скобу, а потом рванул изо всех сил.

ГЛАВА VI

Приозерная империя, Сол-Эльрин
златолист, день двадцать второй, перед рассветом

Гитон проснулся до рассвета. Он частенько просыпался рано и любил встречать зарю за работой. Как говорится, поздняя птичка клюв прочищает, а ранняя — червячка доедает. Гитон постоянно приводил ее в назидание сыновьям. Мальчишки уродились не в отца. Любили по утрам поваляться в кроватях, понежиться.

Сыновей, способных помогать в мастерской, у Гитона было двое. Четырнадцатилетний Ордо и одинадцатилетний Ставрос. А кроме них — еще два мальчишки помладше и две дочери. Одна, старшая, уже невеста. Шестнадцать весен. Красавица и умница. И по хозяйству хлопочет — матери ни за что взяться не дает. Мастер улыбнулся. Скоро от женихов отбоя не будет. Вот придет первый весенний месяц. Вывесим, согласно старинного обычая, венок из белых и розовых ленточек на ворота, и побегут один за другим.

Эх, породниться бы с работящей, зажиточной семьей...

У горшечника Койнала, соседа его, вроде бы, сын в подходящий возраст вошел. Видел Гитон парня как-то. Высокий, широкоплечий парень. И не в пример Ордо и Ставросу, серьезный и трудолюбивый. А сам Койнал, хоть и зовется по старинке горшечником, такие вазы выделывает, что богатейшие нобили Приозерной не чинятся лично заглянуть к нему в мастерскую, сделать заказ. Тончайший фарфор, звенящий от одного только прикосновения ногтя. Правда, глазурь у него получалась не очень. Нет, на взгляд обывателя вполне нормально. И даже тонкий ценитель из Вальоны вряд ли придерется. Но Гитон был знатоком стекла. И отец его, и дед, и прадед. Потому даже мелкие огрехи на творениях знакомца и, по большому счету, приятеля больно ранили душу.

Обычно каждая семья ремесленников в Соль-Эльрине, да и во всей империи, ревниво хранила тонкости занятия, которое их кормило. Даже не всякий подмастерье оказывался посвященным в родовые секреты. Вот и сейчас помогающий Гитону рыжий веснушчатый Акмей не знал, из чего составляет мастер смесь, которая потом превращается в прозрачный, искрящийся материал для его изделий.

Но по-семейному можно подсказать Койналу кое-какие секреты... Но это лишь в том случае, если сладится помолвка, а затем и свадьба. Иначе не дождутся.

Гитон помедлил. Темно. В мастерской наверняка холодина. Да и в кухне печь остыла. А в спальной тепло — надышали за ночь. Под боком посапывает Макария.

Мастер никогда не обижался и не пенял жене, что та изо дня в день встает позже него. Так повелось. Ничего страшного. Даже наоборот. Хоть какую-то часть дня можно провести в тишине и покое. А то — вначале детский гам во время завтрака, ворчание Макарии, — дескать, опять нужны обновки кому-то из малышей, что она сама превращается в старуху, медленно и неуклонно. А кто ей виноват? Конечно, восемь родов не украшают женщину. Но разве не в продолжении рода и в заботе о подрастающем поколении предназначение супруги и матери семейства? Чего тогда ворчать? Да, Макария раздалась вширь, и вряд ли Гитон смог бы поднять ее на руки, как семнадцать лет назад, когда он был молодым, полным надежд подмастерьем, а она — скромной девушкой из предместья, восьмой дочерью сухого, сморщенного красильщика кож. Но это не значит, что мастер стал любить ее меньше. И нужно быть круглой дурой, чтобы не понимать это и попрекать его недостаточной заботой...

Рывком мастер сел, отбросил одеяло и раздраженно покосился в сторону изрядно расплывшейся жены. Ну, вот. Настроение на целый рабочий день испорчено безвозвратно. А так много хотелось сделать сегодня.

Гитон влез ногами в холодные сандалии, натянул широкие кожаные штаны и тунику из толстого полотна — обычную одежду.

В голове всплывали все упреки, которыми осыпала его Макария в пылу ссор и скандалов свои привычные ответы на них.

Ах, он вместо того, чтобы набрать кучу учеников и подмастерьев и завалить половину Соль-Эльрина вазочками, бутылочками, фужерами и бокалами, вечно мудрит, вечно в ущерб работе и семье ковыряется со всякими новыми смесями и приспособлениями. Ну и что? На хлеб и одежду он зарабатывает? Налоги платит в казну города и на Храм исправно? На старость откладывает? А на приданое дочерям? Так почему бы не поработать чуток для души? Всех денег не заработаешь. И не тот мастер в памяти народа остается, который сто лет назад все рынки дешевыми табуретками наводнил, а тот, кто создал такое кресло, что на нем четвертое поколение императоровотдыхает.

Ах, любит с друзьями в таверне пропустить чашу, другую вина? Так не приносили его домой еще ни разу. Всегда сам приходил, а то и соседа к порогу приволакивал. А как мужчина может отдохнуть, если не с приятелями о том, о сем поболтать? Сквозь кухонное окошко заползала напоенная осенней сыростью мгла. Так и есть, очаг давно остыл. От света масляной лампы, зажженной мастером, шарахнулись по углам жирные черные тараканы. Тьфу, хозяйка называется...

Гитон умело разжег огонь, подбросил нащепленной загодя вишневой стружки. По дому пополз приятный аромат. В ожидании, пока забулькает вода в маленьком медном котелке, уселся у окна, разглядывая залитый лунным светом двор и мастерскую, расположенную под навесом. С огнем приходится работать — летом и помереть недолго от жары, если стенами закрыться. А зимой? Недолгой зимой можно и потерпеть.

Вчера сварили очередную порцию стекла-сырца, второй варки. Второй варки — это значит, что предыдущий слиток мутного, с застывшими внутри пузырьками воздуха, разбили на мелкие осколки, а после Ордо и Ставрос сидели, перебирали блестящие острые кусочки, откладывая в горшочек те, где пузырьков меньше. Потом их варили отдельно, и Акмей до одури раскачивал мощный мех, с помощью которого раздували жар в горне. Расплав вышел жиже, а значит, и чище. Сегодня процедуру предстояло повторить. В этом и заключалось отличие изделий мастера Гитона от прочих ремесленников- — он использовал стекло только третьей варки. а они — и второй, и даже первой.

Кроме удаления пузырей, за третью варку Гитон намеревался подкрасить стекло — досыпать несколько щепоток истолченного в ступке бурого железняка. Тогда стекло-сырец приобретет нежный зеленоватый оттенок. Тот самый, что необходим для задуманного Гитоном шедевра.

Зашумело, забулькало над очагом.

Мастер подхватил тонкую ручку мозолистой ладонью — что такое кипяток после работы с расплавленным стеклом? — и поставил котелок на дощечку, склеенную из можжевеловых плашек. Захватил из коробочки три щепоти травяного чая: две пятых листьев лимонника, две пятых — шалфея, одна пятая — сушеных корешков девясила. Вдохнул острый, чуть терпковатый парок и накрыл крышкой.

Сейчас настоится...

Снаружи заливисто залаяла собачонка. Лопоухая наглая тварь с отрубленным хвостом жила в весело разукрашенной будке у калитки и тявкала пронзительно, отчаянно громко. За это собственно хозяин дома ее и терпел. В Соль-Эльрине простым ремесленникам держать на цепи волкодавов смысла не было. Городская стража не зря получала жалование. Если карманники еще могли срезать кошелек на одном из рынков, то ограбления домов и усадеб уже лет пятьдесят, как отошли в историю. Поэтому собак держали скорее, как домашних любимчиков — старикам на радость, детям на забаву. .

Недоумевая, кого могло принести в такую рань, Гитон выглянул в окошко и обомлел.

Посреди двора, опасливо поглядывая на рвавшуюся с привязи собачонку, стоял человек. Высокий, широкоплечий. Фигура укутана темным плащом.

Что за шутки?

потянулся за увесистой кочергой, брошенной со вчерашнего вечера в углу около очага. Взвесил на ладони. Сейчас я тебе... Не забыть стукнуть в дверь каморки Акмея. Парня Сущий Вовне силушкой не обидел — если что, поможет.

Так он и сделал.

Постучал Акмею и смело двинулся на встречу с незваным гостем.

Но, уже распахивая двери, услышал, как жалобно заскулила собака.

Странно, а звука удара не было. Сам бы он в первую очередь поддел бы надоеду сапогом. Или убили пустобрешку? Жалко, коли так.

Рывком Гитон распахнул створку двери. Если воры надеются, что хозяева в это время самые сладкие сны смотрят— будут разочарованы.

Во дворе был уже не один человек, а трое. Видно забравшийся первым, открыл калитку.

— Вот я вас! — взмахнул кочергой, преодолевая робость и желание спрятаться подальше. — А ну пошли вон!

Ближайший к нему ворюга сделал два быстрых шага и почти поравнялся с хозяином.