Чтение 12–й страницы книги ~Занимательная механика~

Беспалый понимал, что Бабушка Осень знает, о чем говорит. В ее словах звучит мудрость, накопленная за многие поколения. И еще мудрость врожденная. Не зря ведь ходят слухи, что Бабушка Осень родилась старой.

Она была права… и она была не права. Она советовала, но не указывала. Она понимала, что выбор человек должен сделать сам. Выстрадать, вымучить, определиться и не отступать. Даже если выбор этот порожден чудовищными сомнениями, превратившимися в чувство чудовищной вины.

«Я знаю, кем умру, но понятия не имею, кем буду жить…»

Григорий перебрал лежащие на столе фотографии. В очередной раз вгляделся в изображенных на карточках людей. В очередной раз ощутил пустоту внутри.

«Я ни о чем не жалею, но не хочу ничего повторять…»

Он знал, что все обязательно повторится, что никто не отступит, что и с той, и с другой стороны полным-полно твердых людей. По-настоящему твердых, не таких, как он. Но для него игра закончена. Он сделал все, что должен был сделать. Исполнил все обязательства.

Пришло время разобраться с самим собой.

Дверь в квартиру Проказа вскрыла за десять секунд. Та оказалась запертой всего на один, самый простой замок, словно хозяин ждал незваных гостей и решил не чинить им особых препятствий. Легкость, с которой они попали в квартиру, насторожила Проказу, а потому, приоткрыв дверь, она вытащила не нож, как собиралась изначально, а пистолет с длинным глушителем и только после этого черной тенью скользнула внутрь.

Остальные, как и было договорено, ждали условного сигнала снаружи. Молча. Напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли из квартиры звуки борьбы.

Не раздались.

Проказа появилась секунд через двадцать. Оружие убрано, во взгляде черных глаз – большая редкость! – видна некоторая растерянность. Широко распахнула дверь и негромко приказала:

– Проходите. – И сразу же добавила: – Мы опоздали.

Ненужных вопросов никто не задавал. Зачем? Сейчас все сами увидят. Испанка и Невада прошли за Проказой к ванной комнате и по очереди заглянули внутрь. Среагировали по-разному. Крус негромко выругался. Женщина закусила губу. Затем молча переглянулись.

Беспалый лежал в красной от крови воде. Лицо спокойное, умиротворенное. Лицо человека, твердо знающего, что сделал именно то, что нужно. Лицо несомневающегося человека.

– Вскрыл себе вены, подонок, – буркнула Проказа. – Обманул нас.

– Плевать он на нас хотел, – прошептала Испанка. – Он это сделал для себя.

И перекрестилась.

Невада последовал ее примеру, но не удержался, добавил:

– Порвалась ниточка…

– Да уж… – Проказа широким шагом прошла на кухню. Крус за ней. Испанка медленно закрыла дверь ванной, подумала и последовала за компаньонами.

– Даже дерьмо за собой не убрал! – выругалась Проказа, разглядывая лежащие на столе фотографии. – А если бы менты нашли?

– Он знал, что мы идем. – Испанка взяла в руки пару сделанных «Поляроидом» моментальных снимков. Человек в камуфляжной форме, голова разбита, лица не разобрать – залито кровью. Еще один мертвец, тоже в походной одежде, лежит на земле, обеими руками держась за торчащий из живота нож. Снято в лесу. Или в тайге. На остальных снимках то же самое: трупы, трупы, трупы… Сколько их?

– Тридцать два человека, – тихо сказал Невада. – Я слышал об этой истории.

Тридцать третий с перерезанными венами лежал в ванной.

– Надо позвонить Гончару и спросить, что делать, – громко произнесла Проказа.

– Только давай выйдем на улицу, – предложил Крус.

– Вы звоните, а мы с Травником, пожалуй, поедем, – пробормотала Испанка.

– Куда торопишься? – прищурилась Проказа.

– Надо Оружейника сменить, – спокойно объяснила беловолосая. – Увидимся.

* * *

– Рита, солнышко, привет! – промурлыкал в телефонную трубку Федор. – Узнала?

– Очкарик, тебя трудно с кем-нибудь спутать, – с веселым удивлением отозвалась Шашкина.

Она делала вид, что не ожидала звонка, но Федор прекрасно знал, что это не так.

– Значит, богатым мне не быть?

– И не надейся.

Волков услышал мужской голос:

«Кто это?»

«Волков, – ответила Рита, небрежно зажав пальцем микрофон. – Друг Стрекалова. Помнишь, он был у нас на свадьбе?»

«Мент?»

«Да».

«Чего ему надо?»

«Сейчас выясню».

Шашка вернулась к разговору с Очкариком, но при этом установила звук телефона на максимум, чтобы любимый ревнивец мог слышать каждое слово:

– Чего звонишь? «А то ты не знаешь!»

– Заехать хочу, – усмехнулся Федор. – Не возражаешь?

– Есть повод?

– Ты забыла у Петровича вазу.

– Ах да! – Умная Рита мгновенно поняла придуманную Волковым легенду и даже «вспомнила» уточняющую деталь: – В гостиной!

– Точно. Так ты не против, если я заскочу?

– Я скажу, чтобы тебя пропустили.

Очкарик отключил телефон и покосился на лежащую на переднем сиденье вазу, за которую час назад выложил в магазине почти тридцать тысяч. Авторская работа, едрить ее за ногу. Зато напоминает те штуковины, что изготавливаются на фабрике Петровича и которые Илья обожает дарить друзьям. Риткин муж о «стеклянном» хобби Стрекалова знал, так что подозрений визит Волкова у него не вызовет: жена забыла очередную безделушку, старый приятель вызвался ее завезти.

Ритка, в свою очередь, сделала все так, как надо. Распорядилась пропустить машину Федора во двор, обеспечив возможность припарковаться в нужном месте, но из дому не вышла, встретила Очкарика в гостиной и представила несколько мрачному мужу:

– Иннокентий. Но вы, кажется, знакомы.

Волков подтвердил, что – да, виделись. В ответ Иннокентий состроил кисло-дружелюбную мину – он явно не обрадовался нежданному визиту человека «не их круга» – и сообщил, что погода в Шанхае, откуда он только что прилетел, – дрянь. Спорить с путешественником Федор не стал. Передав «подарок Петровича» – Ритка тут же заставила мужа оценить произведение, тот скучно восхитился, – Волков признался, что тоже ничего не понимает в стекле, после чего посмотрел на часы и засобирался. Удерживать его не стали.

Отъезжая от особняка Иннокентия, Очкарик набрал номер Стрекалова:

– Ты ведь общаешься с Шашкиным мужем?

– Время от времени, – подтвердил Илья.

– Так вот знай: сегодня ты подарил Ритке стеклянную вазу собственного производства. Фотку я пришлю по электронной почте.

– Я подарил? – уточнил Петрович.

– Ну не я же.

– А зачем я подарил?

– Просто так, – улыбнулся Волков. – Потому что ты хороший мужик. А еще потому, что мне нужно было попасть в их дом.

– Хитришь?

– Не без этого.

Федор остановил машину, нажал на открывающую багажник кнопку, и через несколько секунд на соседнее кресло плюхнулся Корзинкин.

– Очкарик! – шумно выдохнул Лева. – Ты не поверишь, что мне пришлось пережить!

– Где тебя искать? – деловито спросила Испанка.

– В Подмосковье, – пробурчал Оружейник. – На Рублево-Успенском.

Сидящий за рулем Травник нахмурился, припоминая схему Москвы. – Что он там забыл?

– Дружка выручал, – объяснил старик, наблюдая, как толстенький мужчина вылезает из багажника и пересаживается в салон «Ауди».

– Мы сейчас едем в сторону Москвы, если что изменится, я перезвоню.

– Договорились.

А начинался воскресный вечер самым что ни на есть приятным образом.

– Шашка сказала, что Иннокентий раньше среды из Китая не вернется, – громко начал Корзинкин рассказ о своих приключениях. – Слуг нет, дом пустой…

– А соседи?

– Так у них подземный гараж, и стекла в машине тонированные, – объяснил Лева. – Я перед самым поселком на заднее сиденье перебрался, и никто меня не видел.

«Конспиратор!»

Дальнейшие события развивались по традиционному сценарию.

– Ритка в душ отправилась, я винишка сообразил, хорошо еще, что в один бокал. – Корзинкин погладил лысину. – И хорошо, что раздеваться не стал. Короче, минут через пять смотрю: ворота открываются. Кеша вернулся…

А поскольку нынешний супруг веселой Шашки перемещался исключительно в компании трех-четырех телохранителей, да к тому же отличался горячим нравом, Лева понял, что попал в беду.

– К счастью, я в их доме немножко ориентируюсь, – скромно уточнил Корзинкин, – и сразу сообразил, куда спрятаться. В подсобку рванул. Телохранители туда не ходят, а садовник только завтра появится. Там и переждал.

По телефону Лева шепотом объяснил Очкарику, куда выходит дверь его убежища, и, когда Федор поставил рядом с ней машину, незаметно перебрался в оставленный открытым багажник.

– Кстати, он у тебя чистенький.

– Спасибо, – улыбнулся Волков.

Интересно было бы посмотреть на физиономию вышедшей из душа Риты, которая вместо Левы увидела перед собой обожаемого супруга. Впрочем, выдержки и хладнокровия Шашке не занимать. Наверняка завизжала «от радости» и бросилась целовать любимого, на ходу соображая, куда мог подеваться бывший муж.

– За следующим поворотом есть неплохой ресторан, – сообщил Корзинкин. – Давай туда, я ведь так и не поужинал.

– Давай. – Федор тоже проголодался.

Друзья прошли в небольшой уютный зал, расположились за столиком и велели симпатичной официантке начать с бутылочки красного. И только здесь, поняв, что Лева считает историю законченной, Волков поинтересовался:

– Ты чего у Ритки-то забыл? По старой памяти, что ли?

И усмехнулся собственной шутке.

Из четверки друзей Лева отличался самым беспокойным по женской части нравом. С девственностью он, разумеется, расстался первым, если не врал – в объятиях соседки по даче, дамы в самом соку. Начиная с восьмого класса вовсю ухлестывал за старшеклассницами, что стало причиной нескольких крупных драк, которые друзьям пришлось провести со старшими ребятами. Стоит ли говорить, что дальнейший путь Корзинкина был устлан девичьими вздохами, а его жизненным девизом стала фраза: «Когда в семье только одна жена, она вырастает эгоисткой»?

При этом Федор никогда не понимал, чем Лева берет женщин? Не красавец, не атлет, прилично зарабатывать стал только в последние годы, до этого особым богатством не страдал. Ну, балагур. Ну, оптимист. Так мало ли таких? Получается, таких – мало.

– Или по привычке заехал?

– Понимаешь… – Корзинкин замялся. – Можно сказать и так – по привычке. – И с подчеркнутым вниманием уставился в меню. – Жрать охота. Наверное, это нервное, да?

– Наверное… – Очкарик чуть подался вперед: – Посмотри мне в глаза.

– Люблю я модные показы, – жизнерадостно сообщил Лева, уставившись в висящий под потолком телевизор, по экрану которого беззвучно разгуливали гламурные красавицы. Длинные и тощие. – Только не понимаю, зачем манекенщиц всегда во что-нибудь одевают?

– Чтобы люди не пугались, – буркнул Волков. – Но ты от темы не отвлекайся, ты в глаза мне посмотри.

– Зачем?

– Тебе трудно?

– Кстати, седло барашка в этом заведении готовят восхитительно. – Корзинкин вернулся к меню. – Рекомендую.

– Стрелки не переводи, – попросил Федор. – И глазки подними. Взгляни на друга-то.

– Пожалуйста! – Лева захлопнул книжечку и вытаращился на Волкова. – Доволен?

Пару секунд Очкарик смотрел в глаза Корзинкина, а затем поверил… не догадался – это произошло чуть раньше, – а поверил в то, чего не мог понять:

– Ты с ними спишь… Ты спишь со всеми своими бывшими!

– Ну, не со всеми… – Лева уставился куда-то за спину Федора.

– Врешь.

– Хорошо, – сдался Корзинкин. – Со всеми, но не постоянно. От случая к случаю… А что я могу поделать?

– Рассказывай!

– Он тебя не засек? – поинтересовался Травник.

– Не в первый раз, – проворчал Оружейник. – Все нормально.

В ресторан, несмотря на то что деньги у него были, старик не пошел – слишком уж он приметный. Слишком бы выделялся своим потасканным видом на фоне наряженных гостей дорогого заведения. Да и собака опять же. Пес у него воспитанный, лаять не будет, но и в сумке сидеть не останется, обязательно привлечет к себе внимание.

Резоны показались Оружейнику достаточными для того, чтобы остаться на улице и не мелькать лишний раз перед Федором. И подъехавшим компаньонам он предложил внутрь не соваться:

– Машина его здесь, слежки Волков не заметил, сбегать ему незачем, так что гарантирую – выйдет он через двери.

Травник согласно кивнул, он был не против остаться в «БМВ». Однако Испанка решила иначе.

– Я хочу есть, – безапелляционно заявила блондинка и открыла дверцу машины. – Хосе, за мной!

Официантка принесла вино и выслушала заказ: салат, пара разных закусок и вожделенное седло барашка: похоже, Лева действительно проголодался. Волков ограничился стейком с овощами. Друзья разлили по бокалам вино, чокнулись, выпили, и только после этого, поудобнее устроившись в кресле. Корзинкин без напоминаний вернулся к теме:

– Началось все с Гальки. – Так звали его первую жену. – После меня она выскочила за того доходягу из «Люфтганзы»…

Может, тот немец и был доходягой, зато весьма и весьма обеспеченным. Хитроумная Галина умудрилась подцепить не кого-нибудь, а одного из главных менеджеров российского представительства авиакомпании.

– Помнишь его?

– Смутно, – признался Федор.

– Не важно, – махнул рукой Лева. – Короче, мужик оказался порченым, с крупными проблемами по нашей линии, понимаешь?

– Импотент, что ли?

– Да нет, с этим нормально. Все работает, но вхолостую: бесплоден, как пустыня.

– А-а…

– Сначала доходяга бодрился, лечился, старался как мог, а когда понял, что диагноз окончательный, стал подбивать Гальку на усыновление. А она уперлась, мол, дети должны быть только свои. Ты же помнишь, у нее на этом деле пунктик.

– Помню.

– Короче, она уговорила немца попробовать последний раз. То ли пересадка, то ли подсадка, то ли еще какое-то клонирование… – Лева не сдержался и доливая в бокал вино, самодовольно улыбнулся. – А сама поехала ко мне.

– И ты не устоял.

– Ритка тогда беременная ходила, – объяснил Корзинкин. – Я, конечно, перебивался, кое-какие походы налево были, но так, с пятого на десятое. Шашка за мной строго приглядывала, так что сам понимаешь, нужно было пользоваться любой ситуацией. В общем… не устоял.

– У Гали трое детей, – припомнил Волков. Старшего сына она родила, еще будучи женой Левы, а двое других…

– Ну да, – признался Корзинкин. – Она потом еще приезжала.

Федор поковырялся в Левином салате, подцепил на вилку креветку и поинтересовался:

– Доходяга в курсе?

– Мне, знаешь, до лампочки, – не стал скрывать Лева. – В доме я у них не появляюсь, чтобы никого не тревожить. А на свиданки ко мне она только старшего привозит. Так сказать, официального.

– И не думаешь о них? Неужели не хочешь их видеть?

– Бывает, хочу, – кивнул Корзинкин. – Не то чтобы скучаю, однако периодически что-то сентиментальное в душе наблюдается. С другой стороны, я за ребят спокоен – у них хорошая мама.

Такие вот в современных шкафах водятся скелеты. Впрочем, точно такие же, как и раньше, мало ли благородных графинь приносили мужьям наследников от садовников?

– С Анькой случайно получилось, – продолжил повествование Лева. Чувствовалось, что ему давно хотелось поведать кому-нибудь свою историю, и он с радостью использовал представившуюся возможность. – Она вскоре после свадьбы крупно поцапалась со своим новым и примчалась ко мне плакаться. Я тогда был временно холост, так что слово за слово… Опомнились под одеялом. Да и то когда все закончилось. – Корзинкин почесал подбородок. – Но младшая девчонка у нее от нынешнего мужа. Анька женщина честная, подарила любимому ребенка.

У Федора существовало свое понимание честности, однако он решил не вступать в философский спор.

– А Шашке чего от тебя надо?

– То же, что и остальным.

– Так у нее положение – ого-го! – удивился Волков. – Зачем ей рисковать?

– Душа человеческая – потемки, – развел руками Корзинкин. – А женская душа – вообще черная дыра. Мы, если у Петровича встречались, после обычно ко мне ездили. Кто же знал, что Кешу из Китая на три дня раньше принесет?

– Ты, кстати, спасибо мне так и не сказал, – заметил Федор.

– Не напрягайся, – улыбнулся Лева, – скажу как-нибудь.

Мужчины рассмеялись. Вкусная еда, негромкая музыка, хорошее вино, приятный разговор со старым другом – такие часы больше напоминают экскурсию в рай, нежели эпизод из реальной жизни.

– Так сколько же у тебя детей?

– Официально четверо, – отозвался Корзинкин и принялся загибать пальцы. – От каждой жены по одному. У Аньки пятый. Еще двое у Гальки. Третий Риткин тоже мой. Получается – восемь.

– И все пацаны.

– Ага.