глазами, укрывая их от ударов, но я увидел в них странное сочувствие.
героев сражал!..
раздражение. Со стороны северной части послышался частый стук копыт,
показались всадники. Желтое солнце играло на их доспехах, на широких
наконечниках длинных копий, вскинутых к небу. Блестела золотом и
серебром конская упряжь, сверкали шлемы.
рыцарь с опущенным забралом. Шею его коня прикрывали стальные пластины,
а голову - стальная маска, начинаясь от последней пластины на шее и
заканчиваясь над самыми ноздрями. Огненные глаза боевого жеребца грозно
смотрели в круглые, как маленькие иллюминаторы, отверстия. Между ушей
укреплен султан из красных перьев, но совсем маленький, скромный, без
дурацких павлиньих хвостов, что любого коня делают смешным.
расшитая львами и драконами. Всадник в черной кольчуге, на нее красиво
легли доспехи, оставив свободными только руки от кистей, но там их
защищают тяжелые латные рукавицы. Вместо головы цельнокованый
цилиндрический шлем, опускающийся ниже подбородка, абсолютно черный,
только на лицевой стороне красиво вычеканен золотом большой крест. По
горизонтальной перекладине креста проходит узкая щель забрала. Но так
как и по вертикали нанесена такая же полоса черного серебра, то и щель
для забрала кажется просто орнаментом. У меня самого дрожь прошла по
спине, когда всадник повернул незрячую голову в мою сторону и уставился
мне прямо в лицо.
ткани кричаще и гордо выделяется огромный красный крест. Всадник
медленно потащил из ножен длинный рыцарский меч, красиво вскинул над
головой. По лезвию пробежали белые искры. Конь, повинуясь всаднику,
встал на дыбы, грозно и гневно заржал, помесил воздух копытами.
голос, - у меня было так много дел...
властным и неприятным.
возвращения своего сюзерена. Я вернусь скоро!
Гендельсона игнорировали. Мне даже почудилось, что один выкрикнул что-то
обидное вслед, но, может быть, просто послышалось.
богато разодетых в цветные шелка вельмож. Гендельсон лихо отсалютовал им
мечом. Ему кричали, мужчины махали шляпами, женщины - платочками. Мои
глаза жадно отыскивали голубое платье, по телу прошла дрожь, вот там
именно леди Лавиния машет платочком, что-то кричит...
стены обрадованно закричали, жест непонятный, но все равно любой выезд
рыцарей через городские врата - это праздник и развлечение. Беольдр
бросил сварливо:
отсалютовал мечом в сторону темных башен. Желтый свет играл на всех
выпуклостях доспехов, на шлеме и металле конской сбруи. Гендельсон был
грозен и красив, а когда тронулся в путь, с его плеч заструился по ветру
белый плащ.
перевел коня на рысь, а потом и вовсе на шаг. Мы ехали молча - Беольдр
впереди, за ним Гендельсон. Я замыкал отряд, как, мягко говоря, наименее
знатный. А если не мягко, то... понятно.
быть при нем, поколебался - неприлично тревожить брата короля в его
раздумьях, - но я же только что из простолюдинов, придворный этикет не
знаю, да и уже дрались с Беольдром спина к спине, простит...
потряс плечами, что имитировало помахивание шляпой над полом. - Но что
мы везем? Снова церковную святыню?
он улыбнулся. Где-то там глубоко внутри.
молчу...
медленно, размеренно, словно молол зерно:
священники... или не священники, не знаю, поняли, что некий красивый
восьмигранный камень в королевской сокровищнице не драгоценен сам по
себе. Его и считали полудрагоценным, да и то лишь потому, что, по
летописи, за него полегло уйма народу. Судя по легендам, его защищали
отчаяннее, чем королевскую казну или знамя. Но уже и те, кто защищал и
кто нападал, не знали, чем он ценен... Вот так он и переходил из рук в
руки...
незапамятных времен. Наши церковники, часть из них дни и ночи напролет
читает старые книги, нашли интересные тексты... Там в центре их древнего
храма, где у нас алтарь, у них - плита из неведомого камня, а в ней
углубление... Восьмигранное. Да, как раз по размеру и форме камня, что в
нашей сокровищнице!
заявить, что храм языческий, нечестивый. И что вовсе надо его вдрызг, а
не приносить жертву! Ведь это похоже на жертву, правда?.. А вдруг если
туда вставить камень, проснется какой-нибудь неведомый демон? Вдруг сам
Азазель, единственный, кого господь не засадил в ад, а заключил на Земле
под одну из каменных плит?
хранил надменное молчание. Наконец Беольдр разомкнул губы, слова
прогрохотали мощно, но успокаивающе, словно раскаты грома уже уходящей
грозы:
рыцари, наделенные отвагой и мужеством, коих не заподозришь в трусости.
Но церковь... Дорогой Дик, в церкви странные люди. Когда мы пришли в эти
земли, церковь истребляла все чужое, чтобы укрепиться. Теперь,
укрепившись, она собирает и спасает все остатки, что уцелели тогда... В
старых книгах уцелели крупицы знаний, а знания не всегда нечестивы. Ведь
в старину, до рождения Христа, жили и праведники... В церкви долго
спорили, но отец Дитрих был настойчив, доказал необходимость риска. Ведь
Кернель не может держаться вечно!.. Он запирает слишком удобный проход в
горах, чтобы его оставили в покое. Карл будет бросать туда все новые
силы, и Кернель падет. Есть сведения, что Карл уже послал туда небывалое
войско. Вы его должны опередить на пару недель... Так что ваш камень в
худшем случае лишь обрушит Кернель на неделю раньше. Но... вдруг поможет
защите? Часть монахов пришла к выводу, что этот камень служит защите...
высочество, я думаю, церковники правы, что идут на риск.
вслух. От одиночества такое бывает. Косишь сено в одиночестве, вот и
начинаешь говорить то сам с собой, то с косой. А принесешь сена корове -
говоришь с коровой.
мы ехали молча, потом Гендельсон, видимо, решил, что он едет почти как
ровня мне, новоиспеченному рыцарю, а он по своему положению почти равен
Беольдру, пустил коня рядом с Беольдровым, поинтересовался:
леса, мы двигались по ней совсем недолго, потом Беольдр свернул на
тропку, уводящую в глубину леса.
настоятельно требую ответа!
прогромыхал в пространство перед собой:
сказал король. А это значит, что завтра-послезавтра уже смогу вернуться
к Лавинии! Или даже сегодня.