этот совершенно неопределенный возраст. Хотя - с ее точеной
фигуркой и высокими девичьими скулами - могла безнаказанно
оставаться тридцатилетней. Но ей нравилось быть чуточку
древней, как какая-нибудь Лилит <Лилит - была до Евы.>. Это
означало быть свободной и от страстей, и от секса, и от
вопросов давно умерших родителей:
от вопросов подружек в сауне: "Когда же ты выйдешь замуж,
дорогая, ведь годы-то идут"...
ожидания прошел, ловить нечего, так что оставьте меня в
покое. И не мешайте мне писать". Тем более что ни родителей,
ни подруг у нее не было. Было только одно - "писать".
книгу. Библию-2, до которой не было бы дела ни подружкам в
сауне, ни давно умершим родителям.
жанр и популярность, с ним связанная, развратили ее. Сделали
слишком зависимой от этой популярности. Заставили идти на
любые ухищрения, чтобы ее сохранить.
понадобился личный секретарь, чтобы разгребать дерьмо ее
славы. И подкармливать производителей дерьма.
переспросила меня Аглая. - Мучаетесь комплексом жены Синей
Бороды?
самом деле? - Она продолжала добивать меня. - Ни одной
семейной фотографии, ни одного дружеского звонка. Ни одного
бесцельного визита. Ни одного приглашения на вечер встречи
выпускников. Никто не поинтересуется, как поживает мой
хронический бронхит...
спросила я.
водку с Аглаей... Так близко к себе она меня еще не
подпускала.
лицо. Я не почувствовала никакого отвращения, тем более что
последним кадром моего гиперсексуального сна был кадр с
Бывшим. Далее должны были следовать титры ("во время съемок
ни одна женщина не пострадала"), но титры меня не
интересовали.
сплошная проза! Я лежала на собачьем диванчике, в груде
подушек, а ошалевшая от такого соседства Ксоло тыкалась
языком мне в щеку.
ненавижу.
принимать душ, Только стоя под струями воды, я сообразила,
что нахожусь у Аглаи. И что ночую в ее доме. Это открытие
так потрясло меня, что я напрочь забыла о том, как плохо
переношу спиртное в больших количествах и как долго болею
после подобных возлияний.
большом стечении волхвов.
вроде угрызений совести. Господи, какую чушь я плела, как я
хотела хоть чем-то поразить ее! Все мои домыслы об Аглае
Канунниковой были вывалены на стол, приправлены
обличительным пафосом и тщательно перемешаны с тонкими
+.,b(* ,( сырого мяса.
будут глисты?!
выступлений, и к гадалке ходить не нужно!
ванной и на цыпочках двинулась обратно, в свой секретарский
закуток. Для того чтобы попасть в него, нужно было пройти
мимо Аглаиного кабинета. Сколько раз я совершала этот путь
при свете дня, сколько раз останавливалась возле заветной
двери! За ней были написаны все ее вещи. За ней Аглая начала
писать свой последний роман.
среде. Слухи исходили от самой Аглаи. О нем она вещала во
всех своих последних интервью. "Это будет моя лучшая книга",
- намекала она одному изданию. "Это будет совершенно
необычный для меня роман. Роман, в котором я предстану
совершенно в ином качестве", - обещала она второму. "Прежней
Аглаи Канунниковой не будет никогда", - пугала она третье.
и собственного творчества ей не было равных. И Аглая
добилась своего: книга еще не была написана, а за нее уже
начали борьбу несколько крупных издательств. Я и сама
оказалась вовлеченной в перипетии этой борьбы: не было дня,
чтобы не раздавался телефонный звонок по поводу
"возможной.., э-э.., публикации.., э-э.., госпожи
Канунниковой.., э-э.., в нашем издательстве. Вы бы не
могли.., э-э.., передать ей...".
раскрутилась задолго до последнего романа, а что касается
денег... Деньги были для Аглаи такой же функцией, как и все
остальное.
просачивалась узкая полоска света. Не спит, надо же! Хотя
чему удивляться, я ведь тоже не сплю.
вуайеризма: плохо соображая, что делаю, я приблизилась к
дверям и попыталась заглянуть в замочную скважину (раньше я
и подумать не могла о таком святотатстве!). Но все было
тщетно: с противоположной стороны в дверях торчал ключ.
Тогда я приложила к ним ухо: в кабинете кто-то разговаривал.
Интересно, с кем она беседует? Насколько мне известно,
телефона в кабинете нет, как нет ни телевизора, ни даже
самого заваляшенького радиоприемника (это отвлекало бы
примадонну от работы). Но не может же она разговаривать сама
с собой, да еще среди ночи! Хотя... Что я могу знать о ночах
Аглаи?.. Мореный дуб, из которого были сооружены двери, не
оставлял практически никаких шансов, но все же мне удалось
разобрать обрывок одной-единственной фразы:
Это напрасная трата времени".
шаги. Кто-то приближался к двери. За которой стояла я, да
еще в красноречивой и совершенно недвусмысленной позе.
Встреча с кем бы то ни было (а тем более с самой хозяйкой)
вовсе не входила в мои планы, и через десять секунд я уже
лежала на диванчике, в холодных объятиях Ксоло.
всего мне думается в горизонтальном положении. Постельная
страсть к анализу всегда подводила меня, из-за нее я не
слишком преуспела как сексуальная партнерша. Неизвестно,
когда во мне выработался этот рефлекс, но он выработался:
легла - думай! И никаких посторонних занятий любовью. А
подумать было о чем. Во-первых, Аглае кто-то угрожает. Во-
вторых, ее пытаются шантажировать. И, в-третьих, ей плевать
на шантаж. Как и на все остальное.
услышанное хоть в какой-то контекст. А следовательно, должна
узнать больше. Движимая этим совершенно естественным
желанием, я соскочила с лежанки, едва не раздавив при этом
голозадую и голоногую Ксоло, и направилась к своему рабочему
столу. Там, в нижнем ящике, стояла моя универсальная
литровая банка, ловко закамуфлированная под емкость для
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Жюль Верн
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Орлов Алекс