хахалем приехала, его ребятня видела, Юрик проверял. А принадлежит он
Толстолобову Николаю Ивановичу. Знаешь такого?
принялась ее листать, фамилии Коли с бультерьером у меня не было, но
отчество точно Иванович. "Ох, как все запущенно", - охнула я, приоткрыла
дверь и крикнула:
руке. - Я подумала, что адрес не помешает и чтоб, значит, человека дважды не
беспокоить... - На листке был записан адрес, тот самый, что значился в моей
записной книжке. Сомнения отпали, Шляпа - мой знакомый Коля, прибыл он на
джипе вместе с Нинкой, которая нагло врет, что знать его не знает. Теперь
мне совершенно ясно, что она замешана в преступлении, иначе чего бы ей
врать? Шляпа лежит в багажнике, его джип стоит возле гаражей, и пока до
этого нет никому никакого дела. Может, как-то удастся отсидеться, ни во что
не вмешиваясь?
отлыниваю от ответственности. Конечно, в деле много загадочного... К
примеру, если Шляпа приехал с Нинкой, с какой стати он оказался на нашей
кухне? Может, он спускался по лестнице, встретил Юрика, и тот предложил ему
выпить, после чего Шляпа взял да и умер? А кто, в этом случае, запихнул его
в багажник? И зачем Нинка врет, что он жив, если он и не жив вовсе?
Поразмышляв немного, я решила, что с этими вопросами лучше обратиться к
Нинке, и поднялась этажом выше. Бабка с Юрасиком вышли на лестничную клетку
и замерли, подняв головы, а я принялась звонить, потом стучать. Нинка
открыть не пожелала.
встает. Не могла Нинка никуда уйти.
выглядывали изо всех дверей, и лишь одна Нинка не проявляла интереса. Любой
человек давно бы оглох от шума, поднятого мной. Выходило, Юрасик ее
проворонил и она смогла выскользнуть незамеченной.
вкусненькое, но в конце концов ограничилась яичницей и чашкой кофе. Время
стремительно неслось вперед, а я так ничего и не решила. К концу завтрака я
поняла, что сама не в состоянии справиться с ситуацией. Мне требовался
совет. И тогда я отправилась к папуле.
женщиной по имени Земфира. На самом-то деле ее звали Зинкой, была она
профессиональной гадалкой, чем и зарабатывала на жизнь себе и папе. Папуля у
меня философ и художник, человек исключительно творческий. Картины его
продавались из рук вон плохо, но удивляло это только папу, последователи и
почитатели таланта утверждали, что папулино время еще не пришло, что народ
еще не созрел и не готов воспринять его творчество, и только после папиной
смерти его поймут и оценят. "Да поздно будет", - злорадно добавлял в этом
месте папуля. Сторонникам и почитателям он доверял и неоднократно говорил
мне: "Когда я умру, ты наконец поймешь, что твой отец - гений". То, что
папуля гений, я и так знала, так что его кончина мне без надобности,
отвечала на это совершенно искренне я потому что все так и было. Может,
папуля посредственный художник, но гениальности у него не отнимешь. К тому
же папулю я люблю, хотя и мамуля у нас хоть куда. К счастью, виделись мы с
ней нечасто, это я потому так говорю, что жить рядом с гениями совсем
нелегко, а мамуля у нас тоже гении Она писала стихи и занималась поисками
смысла жизни, разъезжая с этой целью по нашей огромной стране. (Она б могла
поехать и за границу но денег на это не было.) Папа же предпочитал
оседлость, поэтому мама искала смысл то с летчиком гражданской авиации, то с
шахтером из Кузбасса, то со штурманом из Владивостока, пока окончательно не
растворилась на просторах Родины, по забывчивости не вернувшись домой.
откуда прислала нам письмо Она звала к себе, сообщала, что сильно выросла
как творческая личность, и в доказательство приложила к письму ксерокопию
книжки стихов, изданную фондом инвалидов. Слово "инвалиды" папу напугало. Он
всерьез забеспокоился за маму, но, как я уже сказала, сам он тяготел к
оседлому образу жизни и в Магадан послал меня. Было мне тогда лет
шестнадцать, и поездка меня порадовала, тем более что лететь надо было
самолетом. Маму я в Магадане не застала, она отправилась в Красноярский край
с молодым предпринимателем, а из Красноярского края в Биробиджан. Мама
путешествовала, ну и я пыталась не отстать, пока не закончились деньги и
каникулы.
торопились лететь по ее первому же зову. За пять лет мама прислала восемь
писем и шесть книг стихов. Стихи в самом деле стали лучше, кое-что я теперь
уже понимала и за маму страшно радовалась, и тут она пригласила меня в
гости, присовокупив к приглашению некоторую сумму денег. Папуля сказал:
"Надо ехать", и я поехала. В то время мама организовала буддистский
монастырь, духовно сойдясь со студентом Московского университета, который
находился в розыске, так как год назад в университете встретил мою маму
(мама в ту пору была в Москве на конгрессе экстрасенсов, точнее, на
конгрессе был ее друг из города Ханты-Мансийска, а мама просто гуляла по
столице). Студент домой так и не вернулся. Его родители забили тревогу, но
толку от этого было мало. С этим самым студентом мама и вознамерилась
основать монастырь. Я нашла мамулю в калмыцких степях в компании симпатичных
единомышленников, которые брили головы и ходили босиком. Маме хотелось,
чтобы я осталась там навсегда, но жажда духовного перерождения была во мне
недостаточно сильна, да и привычка к относительному комфорту упорно не
желала отступать, и я вернулась к папуле.
сомнений. В конце концов он пришел к выводу, что истинный художник должен
изучать жизнь. Для начала он приступил к изучению жизни цыган. Цыгане были
интересны папуле своим вольнолюбием и неприхотливостью. На счет вольнолюбия
умолчу, а вот их неприхотливость лично у меня вызвала большие сомнения.
Короче, папа стал их изучать, ушел в табор, кочевал с ними больше трех
недель, потом пригласил цыган домой, проснулся утром и обнаружил, что цыгане
исчезли, прихватив из квартиры более-менее ценные вещи. Папулю это не
остановило, и он начал изучать жизнь уголовников. Слава богу, по этапу он не
отправился, но домой, конечно, кое-кого пригласил. Проснувшись утром, он
мало что нашел в своей квартире, в основном стены и кое-какую мебель, не
представлявшую интереса для граждан. Мне стало ясно, что папино увлечение
экзотикой на этом не утихнет, и я поспешила переехать в коммуналку (комната
досталась мне в наследство от покойной тетки).
была в курсе. Теперь папа изучал жизнь алкоголиков и так углубился, что я
начинала испытывать беспокойство. Незадолго до этого в жизни папы появилась
Земфира, и в дом он алкашей не приглашал, да те бы и сами не пошли, потому
что страшно боялись Земфиру. Когда папа с ней познакомился, ее звали
Эсмеральдой, она гадала на картах и имела кое-какие неприятности с налоговой
полицией. Примерно через месяц Эсмеральда отрешилась от карт, стала Эльвирой
и гадала на кофейной гуще, но неприятности не прекратились. Теперь папулина
подруга решила, что гуща не актуальна, перешла на магический кристалл и
звалась, соответственно, Земфирой. Дела ее шли очень неплохо, и налоговая
полиция вроде бы угомонилась, что позволило папе как следует углубиться в
жизнь алкоголиков.
повезло ему только с мамой. Женщин в папиной жизни было много, и каждая
считала своим долгом освободить гения от мыслей о хлебе насущном. При всей
любви к папуле я не очень понимала, чем он так тревожит женские сердца, но
всех папиных женщин почитала, а со многими дружила, даже после того, как
они, утомясь от папиной гениальности, нас покидали.
была добрый, и за три года мы успели привязаться друг к другу. Направляясь к
папуле, смело рассчитывала на совет, - если папа не в форме, так хоть с
Земфирой поговорю.
времен. В народе такие дома прозывались "сталинками". Дом в основном
заселяла творческая интеллигенция и бывшие партработники. Пятиэтажка
производила впечатление высотой потолков в квартирах, чистеньким парком под
окнами и коллекцией памятных досок на фасаде. На одной, из красного гранита,
было написано, что в доме трудился и умер мой дед, а папулин отец. От него
нам досталась эта квартира, кое-какие сбережения, антикварная мебель и
картины. К настоящему моменту сохранилась лишь квартира, все остальное было
утрачено во время папиных экспериментов. Дед мой тоже был художник, как и
прадед. Прадед, кстати, преподавал в художественной академии, дружил
практически со всеми знаменитостями своего времени, а в нашем городе
оказался во время войны в эвакуации. После окончания войны в столицу он не
вернулся в силу разных причин, в основном из-за пошатнувшегося здоровья.
Филонова. Картин у прадеда, подаренных друзьями-художниками, была
тьма-тьмущая, но он лишился их после бомбардировки, превратившей его
квартиру в груду камней, и только Филонов каким-то чудом уцелел. Прадед
привез его в наш город, передал по наследству деду, а тот, само собой,
папуле. Папа картиной очень дорожил и любил повторять, что я богатая
невеста, потому что Филонов - мое приданое, и как только я сподоблюсь...
если честно, я не очень верила папуле, то есть я ему верила во всем, что не
касалось денег, так что в отношении приданого иллюзий я не питала.
картина вызывала обоснованное беспокойство. Сама я в живописи не сильна, но,
живя рядом с гением, кое-чему научилась, оттого была уверена, что Филонова