Чтение 12–й страницы книги ~Дурные приметы~

хрустальные стаканы. Евлентьев включил свет и увидел, что стол к тому же еще
и накрыт льняной скатертью.

- Каково? - с улыбкой обернулась к нему Анастасия.

- Ни фига себе! - невольно воскликнул Евлентьев. - По какому поводу?

- Мужик вернулся с ночных похождений, разве этого недостаточно? -
Анастасия внимательно присмотрелась к Евлентьеву.

- Да, да, да! - произнес он. - Набили морду. Что и требовалось доказать.

- Совершенно случайно, по-дурацки, но тем не менее... - Он горестно
развел руки в стороны.

- Оказывается, небезопасную работу предложил тебе приятель?

- Работа не имеет никакого отношения к моей побитой морде. Обычное
хулиганье на лестничной площадке.

- Ты сказал им что-то обидное?

- Закурить не дал.

- Тогда они правильно поступили.

- Я тоже так думаю, - кивнул Евлентьев. - А как все-таки понимать этот
стол?

- Гонорар обмываем, Виталик, - улыбнулась Анастасия и спрыгнула с кресла.
- Ты получил деньги за работу опасную и рисковую, цел и почти невредим
вернулся с задания, я встречаю тебя, полная любви и ласки... Тебе всего
этого мало? Это все - не повод?

Прекрасно, прекрасно понимал Евлентьев издевку в словах Анастасии, но
была в них и искренность. Она предлагала ему выбрать любой из этих смыслов -
можешь обидеться и наорать, а можешь подойти ко мне, обнять, поцеловать
куда-нибудь...

Евлентьев раздумчиво покачал головой из стороны в сторону, склоняя ее то
к одному плечу, то к другому, подошел и обнял Анастасию, прижал к себе,
остро, как никогда, ощутив щуплые плечи, скрытые толстым мохнатым свитером.
Нет, не ее хотел он утешить, он сам нуждался в утешении, потому что
небольшое происшествие в Одинцове выбило его из колеи. Нечасто ему били
морду, он даже не помнил, было ли вообще когда-нибудь подобное в прошлом, а
что касается газового баллончика, то он воспользовался им впервые в жизни.

- Да! - воскликнула Анастасия, словно прочитав его мысли. Она подняла
голову, и Евлентьев содрогнулся внутренне - слишком уж невеселые глаза были
у Анастасии, где-то на самом дне в них таилась боль, может быть, даже
обреченность. - Баллончик пригодился?

- Он спас мне жизнь.

- Точно?

- Есть вещи, которыми не шутят, - нарочито сурово произнес Евлентьев и
расхохотался. - Ты бы видела их рожи, ты бы видела, как их скрючило,
скукуежило и размазало по стенам! Один вообще, по-моему, не разогнулся. Он
орал так, что эхо до сих пор гуляет по этажам.

- Ну что ж, - рассудительно заметила Анастасия, - Минздрав не зря
предупреждает - курение до добра не доводит.

- А при чем здесь курение?

- Если бы они не курили, то не попросили бы у тебя сигарет, не ввязались
бы в драку, не получили бы порцию газа в морду. И ты выглядел бы
симпатичнее. Они знали, что ты пришел туда по заданию? - спросила Анастасия
нарочито небрежно, и Евлентьев понял, что вопрос этот не так прост, как
может показаться.

- Вряд ли... Просто я был чужаком в этом подъезде.

- Не думаю, - Анастасия осторожно провела прохладной ладонью по вспухшей
щеке Евлентьева. - Не думаю, - повторила она и отошла к столу. - Видишь
ли...

Они не были чужими в этом подъезде. Если собирались там, значит, могут
жить в одной из квартир, или пришли к кому-то в гости, или частенько
собираются на тех ступеньках... В любом случае их там знают. Если их там
знают, значит, они не могут вести себя как в глухой подворотне. Согласен?

- Может быть, ты и права...

- И ты не мог там быть чужим, Виталик... Ты пришел к кому-то, или живешь
в этом подъезде, или бываешь по каким-то делам. В подъездах не нападают вот
так глупо и злобно... Мне так кажется, - добавила Анастасия, смягчая свои
слова.

- Хочешь сказать, что меня там поджидали? - медленно проговорил
Евлентьев.

- Как знать, как знать, - пропела Анастасия. Теперь, когда она высказала
все, что хотела, ей стало легче, она, похоже, опасалась гневного выплеска
Евлентьева.

- Но о том, что я буду в этом доме, в этом подъезде, - проговорил
Евлентьев, опускаясь на стул, - знал только один человек... Самохин. И он же
меня туда послал... Как это понимать?

- Виталик, я глупая баба... Мне подумалось, я и ляпнула... Обычно в жилых
домах не нападают... Разве что насильники в лифтах... А чтобы открыто, без
всякой причины, на мужика, который не угостил сигаретой... Не думаю, что это
Самохин затеял, ему это не нужно... И потом, если он тебе платит, то зачем
тебя же и наказывать? Ты ведь еще не успел перед ним провиниться, а,
Виталик?

- Это первое его поручение... И я его выполнил.

- Ладно, будем считать это недоразумением. Чтобы не мерзнуть на ветру,
какие-то идиоты забрались в подъезд и дожидались еще одного идиота. И
дождались.

Вот и все. Хочешь выпить?

- Да я уже у Варламова побывал...

- Да? - удивилась Анастасия.

- Раны зализывал.

- Или они тебе зализывали? Может, у Зои язычок целебный?

- Ее не было... Она позже пришла, мы с ней уже в дверях столкнулись.

- Ну, нюх у бабы! - восторженно воскликнула Анастасия.

- По нюху она далеко не на первом месте, по нюху у них там другая
рекордистка.

Разговор пошел легкий, необязательный, и постепенно отдалялось, тускнело
одинцовские происшествие. Утихала боль в скуле, а после двух стопок
Евлентьев вообще о ней забыл. Глядя в повеселевшие, хмельные глаза
Анастасии, он вдруг твердо и ясно понял, что у них сегодня будет хорошая,
долгая ночь и никто им не помешает, никто не ворвется и не испоганит эту
ночь ни грубым словом, ни дурацкими увеселениями или неукротимой жаждой
пьяного общения.

И в этот момент раздался телефонный звонок.

Аппарат стоял рядом с Евлентьевым, на расстоянии вытянутой руки, но он не
торопился брать трубку.

Что-то его останавливало, да и настроение было такое, что каждая помеха
казалась излишней, каждый звонок или стук в дверь нес в себе угрозу.

- Брать? - положив руку на трубку, Евлентьев вопросительно посмотрел на
Анастасию.

- Придется, - она передернула плечами. - Он же не остановится на этом
звонке... Через несколько минут опять будет ломиться.

- Кто он?

- Самохин, - улыбнулась Анастасия. - Ты же ведь знаешь, что нам в это
время никто не звонит.

Да, это был Самохин. Голос его казался глухим, но не равнодушным, в
словах приятеля звучала неподдельная тревога.

- У тебя все в порядке? - спросил он.

- Вроде, - беззаботно ответил Евлентьев. - Дело сделано.

- Без накладок?

- Смотря что иметь в виду...

- С тобой ничего не случилось? Тебя никто не обидел, не оскорбил, не
пытался что-то с тобой сделать?

- Так... - Евлентьев помялся, помолчал. - Легкая потасовка в подъезде и
ничего более.

- Значит, это был ты, - проговорил Самохин, и голос его на этот раз
показался Евлентьеву каким-то мертвым, не было в нем никакого выражения.

- Какие-нибудь неприятности? - спросил Евлентьев.

- Можно и так сказать.

- А как можно еще сказать?

- Круче, Виталик, можно выразиться гораздо круче.

- Неужто смертоубийство? - усмехнулся Евлентьев, он, кажется, нарочно не
хотел проникаться серьезностью разговора.

- Вот тут ты попал в самую точку, - проговорил Самохин. - Ладно, не буду
портить настроение на ночь... Встретимся утром. В десять утра, на том же
месте.

Годится?

- Вполне.

- Не опаздывай, - и не добавив больше ни слова, Самохин положил трубку.

Евлентьев некоторое время сидел молча с недоуменной гримасой, потом
вопросительно посмотрел на Анастасию, словно она могла что-то пояснить.

- Что-то случилось?

- Темнит... Вроде неприятности какие-то... Похоже, он знает, что мне
слегка по морде съездили.

- Что и требовалось доказать, - улыбнулась Анастасия.

- Знаешь, я начинаю бояться твоих предостережений. И тебя тоже. Слишком
большой процент попаданий.

- Не надо их бояться, и меня бояться не надо... Я же на твоей стороне. А
вот помнить мои слова... Не помешает. И меня тоже не забывай.

Анастасия принялась убирать посуду со стола, сваливать ее в мойку, потом
затеяла эту посуду мыть. Евлентьев тем временем воевал с диваном - это была
его ежевечерняя работа. То ли конструкция оказалась паршивой, то ли годы
отразились на характере этого продавленного дивана, но только он ни за что
не хотел раскладываться в тот самый момент, когда в нем возникала
необходимость, и его приходилось встряхивать, пинать ногами, бить по
рычагам, пружинам чугунными гантелями. Дело доходило до того, что Евлентьев,