Чтение 12–й страницы книги ~В колыбели с голодной крысой~

- Теперь, Пол, ты не будешь пытаться ударить офицера, не так ли? -
спросил Джерри.

Но я снова попытался, хотя все еще не мог перевести дух, и на сей раз
я целил в Джерри. Однако прежде чем я успел подняться, меня снова
усадили на стул, а затем у меня за спиной с шумом открылась дверь и
капитан Уиллик закричал:

- Что, черт подери, здесь происходит? Непривычно смущенным тоном
Джерри забормотал:

- Он стал ужасно недисциплинированным, капитан.

- Мне кажется, я велел вернуть ему очки?

- Да, сэр.

Мне тотчас же сунули в руку очки, но я не пытался их надеть. Воздух
постепенно проникал мне в легкие, причиняя при этом такую жгучую боль,
что я того и гляди мог расплакаться, поэтому я глубоко презирал себя..,
за слабость.

- Вам, парни, должно быть стыдно за себя, - изрек капитан Уиллик. -
Убирайтесь к черту отсюда и оставьте парня в покое.

- Да, сэр.

Послышалось шарканье ног, затем настала удивительная тишина, и, когда
дверь снова закрылась, я понял, что мы остались с капитаном Уилликом
одни.

Он обошел стол и сел за него, говоря:

- Надень очки, сынок. - Его голос звучал ласково и сочувственно.

И у меня вдруг потекли слезы, жгучие, соленые слезы от бессильной
злобы и унижения. Я наклонил голову, закрыл лицо руками и топнул ногою
об пол, пытаясь остановить слезы. Но тщетно, они лились безудержным
потоком.

Уиллик по-отцовски погладил меня по голове и сказал:

- Успокойся, сынок, все не так уж плохо. Я резко отдернул голову от
его руки и, по-прежнему заливаясь слезами, заорал:

- Уберите от меня свои руки! Вы думаете, я слабоумный, думаете, я не
понимаю, что вы делаете? Злой и добрый, злой и добрый, думаете, я этого
не знаю? Сначала меня избивают, и, если это не помогает, появляетесь вы
и изображаете отца исповедника. Неужели вы не понимаете, я же знаю, что
вы все это время стояли под дверью и подслушивали!

- Мне очень жаль, сынок, если у тебя сложилось такое мнение обо мне.

- Вы лицемер. Лицемер, лицемер, лицемер!

- Ну давай успокаивайся, слышишь меня?

- Лицемер, лицемер, лицемер, лице... И я снова получил пощечину.

Тогда я замолчал и постарался взять себя в руки. Я вытер лицо и надел
очки.

- Хорошо, значит, будет злой и злой. Когда у вас устанет рука, они
придут вам на смену. Катитесь вы все в ад!

- Хорошо, - сказал он. - Хорошо. Мы все можем покатиться в ад. Но по
пути туда, парень, мы собираемся превратить твою жизнь в ад. Положение
серьезное, и если ты думаешь, что твои сопляцкие шутки и...

- Что за серьезное положение? Если вы все тут считаете, что у вас
есть основания для всей этой чертовщины, то почему вы не скажете об этом
открыто и не прекратите обращаться со мной как с дублером Хэмфри
Богарта?

Он замолчал и, брезгливо сморщив губы, смотрел на меня из-под
нахмуренных бровей. Затем кивнул:

- Хорошо, парень. Я скажу прямо, без обиняков. Вы с Килли приезжаете
в наш город, в этот мирный и красивый город, где никто не сделал вам
ничего плохого. Вы же являетесь в дом к миссис Гамильтон и начинаете ей
угрожать, а спустя четыре часа после этого мистера Гамильтона убивают на
автомобильной стоянке у одного из корпусов обувной компании. Ну а теперь
что ты об этом думаешь?

Глава 7

Думаю? Я не мог думать. Я мог только в оцепенении взирать на Уиллика
в этот напряженный момент между вспышкой молнии и ударом грома.

Застрелен. Слово отдавалось эхом в моем мозгу. Застрелен. Застрелен.
Застрелензастрелензастрелен...

Если достаточно долго повторять слово, оно потеряет всякий смысл. Я
однажды произнес про себя "пианино", а затем все повторял это слово до
тех пор, пока правило не сработало. Был предмет, большой музыкальный
инструмент, и был этот ряд звуков, пианино, и вот они перестали быть
вместе. Это длилось всего несколько минут, я уже почти поверил, что
пианино - это придуманное мною несуществующее слово, а для названия
музыкального инструмента существует какое-то другое.

Я думаю, в этот миг мой мозг пытался проделать что-то подобное со
словом "застрелен". В моем мозгу продолжало звучать это слово, сначала
медленный тихий первый слог, а затем громкий как выстрел двухсложный
раскатистый конец слова. Застрелен.

Но это не всегда срабатывает. Сцены из военного фильма: вот бежит
солдат и внезапно падает, камера приближается, солдат в окопе вскидывает
вверх руки и валится на спину. Сцены из детективного фильма: киллер в
черном костюме шатается и падает с пожарной лестницы; охранник банка
оседает и тыкается лицом в тротуар. Сцены из вестерна: индеец пятится
назад, падает со вставшей на дыбы лошади и быстро откатывается в
сторону, а его противник в крытом фургоне сражен наповал.

Мне не приходилось видеть застреленного человека; эти образы мне
понадобились, чтобы представить себе эту картину. Слово продолжало
пульсировать у меня в мозгу, рождая все новые и новые образы, они
набегали один на другой, а я все еще пребывал в этом мгновении между
молнией и громом. И Уиллик терпеливо ждал, следя за выражением моего
лица.

Мой мозг кишел какими-то странными образами и обрывками фраз.
"Застрелен". А дальше: "Убийство первой степени". "Мы признаем
обвиняемого виновным". "После чего тебе накинут петлю на шею и ты будешь
висеть, пока не наступит смерть".

Я? Это меня повесят?

И когда грянувший гром вернул меня к действительности, я медленно
сфокусировал свое зрение на лице Уиллика и прошептал:

- Вы собираетесь сфабриковать против меня дело. Он с удивлением
уставился на меня:

- Что?

- Мистер Флейш велел вам сфабриковать обвинение. Он велел вам.

- Ты, проклятый сопляк!.. - Его лицо снова исказилось от гнева. - Кто
пытается сфабриковать против тебя дело? Никто не предъявляет тебе
никакого обвинения! Никто даже не винит тебя ни в чем.

У меня от удивления отвалилась челюсть, и меня обуял панический
страх.

- Нет, нет, и никто не избивал меня. Не заточал в камеру, не рвал
моего чемодана, не ломал пишущей машинки Уолтера, и никто не пытался
вынудить меня сказать, что Уолтера не было в мотеле в тот момент,
когда.., когда его... Гамильтона, убивали. И.., и никто не сфабриковал
ложные показания миссис Гамильтон, никто не пытался вынудить меня
заявить, что у Уолтера имеется револьвер и что он давно знаком с
мистером Гамильтоном или...

- Заткнись - О.., и никто не срывал с меня очки и не бил меня в
живот...

Он потянулся ко мне через стол, схватил меня за рубашку на груди и
приподнял, поставив меня на ноги. Наши лица оказались на расстоянии
дюйма одно от другого, и я ощущал его зловонное дыхание.

- Заткни свою глотку, - прошипел он. - Ты толкаешь меня на крайности,
и я пришью-таки тебе срок. Я обвиню тебя в нападении, на офицера и сумею
это доказать, будь уверен. Если ты не хочешь угодить на два года в
тюрьму, одумайся немедленно.

Я весь дрожал. Я зажал рот и глаза руками, затаил дыхание и ждал. Я
ждал, когда Уиллик скажет мне, что у меня нет выхода, что я погряз в
этих джунглях навсегда, и в тот момент, когда у меня уже не останется
никаких сомнений в том, что он намерен сделать со мной самое худшее, что
только возможно, я открою глаза на одно короткое мгновение, чтобы убить
его.

Знаете, Уиллик, я способен на это, Уиллик. Никогда прежде мне и в
голову не приходило, что я способен на нечто подобное. Да, я убью его.
Какой из вас получился хороший учитель, Уиллик!

Но он молчал, не проронив больше ни слова, жребий еще не был брошен,
и я продолжал висеть, дрожа, в его кулаке, пока, наконец, он не отпустил
мою рубашку и не отодвинулся от меня. Тогда я открыл глаза и увидел, что
он опять сидит за столом с потемневшим от гнева лицом. Он посмотрел на
меня и хриплым голосом сказал:

- Сядь!

Я сел. Дрожь постепенно стала униматься.

- Сожалею, что потерял терпение, - сказал он. - Ты не должен был так
меня злить.

Ну и ловкач, подумал я, сумел ко всему прочему представить себя
пострадавшей стороной!

- Одну вещь ты сказал, - пробормотал он. Он перелистал пачку бумаг,
лежавшую перед ним. - О показаниях миссис Гамильтон. Она продиктовала
их, подтвердила под присягой и расписалась под ними. Я готов во многом
тебе поверить, но на этот раз я желаю услышать правду. Мне надоело
возиться с тобой, я хочу услышать правду и покончить с делом.

Я ждал. Он все еще мог сказать свое последнее слово. Я ждал.

- Все, что я хочу знать, - сказал он, - это почему вы не сказали
миссис Гамильтон, что вы из профсоюза.

Так, значит, вот в чем дело. Я действительно почувствовал облегчение