Чтение 12–й страницы книги ~Легкие шаги безумия~

Тюмень - Тобольск, июнь 1982 года

Поезд медленно шел сквозь тайгу. Ночь была светлая, почти белая. Спать не хотелось. Под уютный стук колес четверо в купе пили чай.

- Чем ближе к северу, тем светлее ночи. В Хантах они совсем белые. - Веня Волков острым, как бритва, туристическим ножом нарезал батон сырокопченой колбасы идеально ровными, тонкими ломтиками.

- Такую колбаску, - мечтательно произнесла Ольга, - такую колбаску я в последний раз ела позапрошлым летом, во время Олимпиады-80.

- Ну уж, не прибедняйся, сестренка, - Митя отправил себе в рот сразу два тонких колбасных кружочка, - всего две недели назад в буфете кинотеатра "Россия" ты купила восемь бутербродов по шестьдесят копеек. Хлеб выкинула, а колбасу съела. И молочным коктейлем запила. - Еще один ломтик исчез за Митиной щекой.

- Да, действительно. Только та колбаса была значительно хуже. А потом был какой-то дрянной фильм. Пока я его смотрела, все мои колбасные впечатления испарились.

- А колбасные впечатления вообще быстро испаряются, - улыбнулся Веня, - одна изжога остается. Интересно, почему, как только люди садятся в поезд, сразу начинают есть и говорить о еде?

- От скуки, - пожал плечами Митя.

- То-то видно, как тебе скучно, - заметила Ольга, - десятый кусок уплетаешь, без хлеба.

- Веня, что там за избушка мелькнула? - спросила Лена, глядя в окно на бесконечную глухую тайгу. - Неужели живет кто-нибудь?

- Сейчас нет, - ответил Волков, - а раньше здесь жили старообрядцы, раскольники. Прятались от советской власти до тридцать второго года. Скиты у них здесь были.

- А в тридцать втором что?

- Устроили самосожжение. Девять взрослых и трое детей. Отряд НКВД за ними пришел. А их кто-то успел предупредить. Вот они и заперлись в одном из скитов, обложились хворостом. Отряд стоял и смотрел; как они горят.

- И ничего нельзя было сделать?

- Ничего, - Волков покачал головой, - да и зачем? Кто стал бы рисковать жизнью ради лагерной пыли? Их ведь все равно собирались арестовывать. Ладно, давайте выпьем. - Он извлек из сумки бутылку пятизвездочного армянского коньяка.

- Хорошо живет тобольский комсомол, - заметил Митя.

- Не жалуемся. - Волков отвинтил пробку и разлил коньяк по пустым чайным стаканам.

От коньяка захотелось спать. Езды до Тобольска осталось пять часов. Никакого постельного белья в этом поезде, разумеется, не было. Все легли одетыми.

Когда Волков залезал на свою верхнюю полку, какой-то маленький предмет выпал из его кармана. Лена подняла с пола дешевенький финифтевый медальон на короткой толстой цепочке из простого металла. Белое сердечко с красной розочкой в серединке.

- Веня, это ваше? - спросила она, протягивая ему медальон на ладони. - У вас цепочка порвалась.

- Да, это мое, спасибо.

Сонный Митя приподнял голову на своей верхней полке, взглянул на дешевенькое украшение, которое тут же исчезло в кармане волковских джинсов, и пробормотал:

- Вот что носят комсомольцы вместо нательных крестов!

Лена никак не могла уснуть. Было холодно и неприятно лежать в джинсах и фланелевой ковбойке на голом матраце, под влажным байковым одеялом, от которого пахло хлоркой. Перед глазами встала жуткая, отчетливая картина: горящая изба в тайге у железной дороги, солдаты вокруг с ружьями наперевес.

"И что ты застреваешь на всяких ужасах? - уговаривала она себя. - Сейчас ты еще представишь, как трое детей погибали в огне... Так нельзя".

Она тихонько встала, надела кроссовки, вытянула из своей сумки теплый свитер, захватила сигареты, спички и выскользнула из спящего купе.

В тамбуре было душно, накурено. Сквозь грязные, закопченные стекла вагонных дверей пробивался таинственный свет белой ночи.

Лена осторожно дернула ручку. Вагонная дверь поддалась Со скрежетом. Запахло туманом и свежей хвоей. Прохладный ночной ветер ударил в лицо, стал трепать волосы. Тайга проплывала мимо, совсем близко. Лена села на ступеньку в дверном проеме. Прямо под ногами были рельсы.

Ей вдруг показалось, что она одна в этой огромной, бескрайней тайге, которая качается вокруг, словно океан, живет своей сложной таинственной жизнью. Поскрипывают стволы, созревают орешки в кедровых шишках, рыщут бессонные волки и медведи, с тяжелым уханьем лопаются болотные пузыри.

"А каково на самом деле человеку одному в тайге? - думала она. - Я проеду мимо, в любой момент я могу вернуться в купе, для меня это одиночество - просто игра. Наверное, если оказаться там, среди этих скрипучих толстых стволов, то почувствуешь себя страшно одиноким, незащищенным".

Она закурила.

- Лена, вы не боитесь упасть? - послышался сзади, совсем близко, тихий голос.

Лена вздрогнула от неожиданности и действительно чуть не упала. Волков подал ей руку, она встала. Он тут же захлопнул наружную дверь.

- Так нельзя сидеть, - сказал он, закуривая, - это очень опасно.

- Веня, вы меня напугали. Я не слышала, как вы подошли.

- Простите. Я испугался за вас. Наверное, ваш муж не хотел отпускать вас в эту поездку,

- Я не замужем.

- Честно говоря, я рад этому, - он мягко улыбнулся, - мы с вами едва знакомы, а мне уже не спится. Возможно, вам это вовсе неинтересно, но я тоже не женат. Мне сложно общаться с женщинами, чувствую себя кретином.

- Глядя на вас, этого не скажешь, - пожала плечами Лена.

- Что, я произвожу впечатление человека без комплексов?

- Не знаю. У каждого есть какие-нибудь комплексы.

- А у вас?

- Наверное, тоже.

- Мне кажется, у вас, как и у меня, есть комплекс одиночества. Вы быстро устаете от людей, от общения, особенно пустого и бессмысленного. Вам хочется уйти и побыть одной. Но вы боитесь обидеть своих собеседников, это вас смущает, иногда даже терзает. Вот и сейчас вы хотите уйти. Незнакомый, чужой человек, какой-то тобольский комсомолец, полез к вам с откровениями. Вы боитесь меня обидеть, но и разговор вам неприятен. Вам так хотелось побыть одной, а тут явился я и пристаю со своей болтовней. Я прав?

- Ну почему же? В поезде незнакомые люди часто начинают откровенничать. Случайному человеку, которого никогда больше не встретишь, удобно исповедаться. Это ни к чему не обязывает. А о себе хочется каждому поговорить.

- Продолжения бывают? - тихо спросил Веня.

- То есть?

- Ну, возможно такое, что случайные собеседники в результате дорожных откровений становятся близкими людьми?

- В жизни всякое бывает.

- А для вас такое возможно?

Его лицо было совсем близко. В красивых голубых глазах она вдруг заметила тяжелую, лютую тоску, и ей стало не по себе. Он смотрел на нее так, словно от ее ответа зависело нечто жизненно важное для него. Никто прежде так на нее не смотрел.

- Не знаю, - тихо сказала она, чуть отстраняясь от этого Умоляющего взгляда.

Но он придвинулся еще ближе.

- Лена, простите меня, - зашептал он быстро и жарко, - я сам не понимаю, что со мной делается. Я не умею ухаживать, не умею нравиться женщинам. У других все просто и естественно, без всяких слов. А я несу какую-то ересь, боюсь отпугнуть вас. Помогите мне...

Лена почувствовала, что его горячие пальцы схватили ее руку.

- Веня, вы когда-нибудь ходили один в тайгу? - спросила она, мягко высвобождая руку.

- Ходил, на медведя, - ответил он после небольшой паузы.

Его глаза сразу погасли, стали совсем бледными и тусклыми.

- И что, убили?

- Конечно. Шкура лежит у меня дома на полу. Вот приедем в Тобольск, я приглашу вас в гости и покажу эту шкуру.

- Что-то не верится.

- Почему?

- Вы не похожи на человека, который может один пойти на медведя. И тем более убить, содрать шкуру, постелить на пол.

- Леночка, откуда вы знаете, как выглядит человек, который может убить? - спросил он тихо.

- Убить медведя? - уточнила Лена.

- Вообще убить, лишить жизни живое существо.

- Нет, это совершенно разные вещи. Честно говоря, я вас не совсем поняла, Веня.

- Знаете, у хантов считается, что медведь равен человеку. На него не ходят с ружьем, только с рогатиной, чтобы силы были равными. А выстрелить в медведя - это убийство.

- Наверное, в этом есть своя логика, - задумчиво произнесла Лена, - но все-таки слово "убийство" относится прежде всего к человеку. И в юридическом, и в нравственном смысле.

- Хорошо, оставим медведя в покое. Как вы думаете, есть разница между убийцей и обычным человеком? Я имею в виду - чисто внешне можно узнать убийцу в толпе обычных людей?

- Думаю, нельзя. Вот вчера мы выступали в ИТУ, перед уголовниками. Среди них наверняка были и убийцы. По лицу угадать невозможно. Хотя существовало несколько теорий на этот счет. Наверное, вы слышали, был такой итальянский психиатр Чезаре Ломброзо. Он утверждал, будто у врожденных убийц особое строение черепа, низкий лоб, сплющенный нос, необычная форма ушей.

- Интересно... И что, к этой теории относились серьезно? Низкий лоб и форма ушей могли стать уликой для судей?

- Насчет судей не знаю, но в журналистике и литературе, в том числе и русской, очень серьезно об этом спорили. Эта теория Достоевскому покоя не давала. И у Бунина такой рассказ есть, "Петлистые уши"... Потом еще было нечто подобное с почерком, с формой рук, ногтей. В общем, это близко к хиромантии. Знаете, человека всегда тянет к определенности, хочется все узнать заранее, по полочкам разложить, рассортировать. Удобно ведь, чтобы преступник отличался от нормального добропорядочного гражданина чем-то внешним, конкретным, чтобы у него был какой-нибудь особенный злодейский нос или хотя бы почерк. Недаром раньше каторжников клеймили.

- Вот видите, Леночка, вы сами себе противоречите, - грустно улыбнулся Волков, - вы сказали так уверенно, будто я не похож на человека, который может убить. И тут же говорите, что по внешности судить нельзя.

- Нельзя. Но я и не сужу. Я просто говорю, что мне кажется...

- А вы могли бы убить медведя? - спросил он.

- Нет.

- А если бы он на вас напал?

- Не знаю, - покачала головой Лена, - не знаю и знать не хочу.

- Почему так категорично?

- Мне совершенно не хочется представлять, что было бы, если бы на меня напал медведь. Я очень надеюсь,, что ничего подобного в моей жизни не произойдет.

- А человек? - спросил Веня совсем тихо. - Если бы на вас напал человек, вы могли бы его убить? Ведь это реальней, чем медведь... Вот представьте: на вас нападает грабитель, насильник, маньяк. Вам очень страшно. Сейчас он вас убьет. Или вы - его... Вы спасаете себя ценой его жизни, но становитесь убийцей. Суд вас оправдает, вы защищались, он нападал. Но вы все равно перешагнули в своей душе ту грань, которая отделяет убийцу от обычного человека. Вы почувствовали вкус чужой смерти. Я это говорю к тому, что зарекаться нельзя. В жизни бывают всякие неожиданности. Убийцей может стать каждый.

Лицо Волкова было совсем близко. Он уперся ладонями в стену тамбура, и Ленина голова оказалась между его руками. Он смотрел ей в глаза пристально и тревожно.

- Веня, уж не вы ли собираетесь на меня нападать? - улыбнулась Лена и, поднырнув под его руку, распахнула дверь вагонного коридора. - Надо поспать хоть немного. Я устала.

Не оглядываясь, она быстро пошла к купе. Поезд сильно дернулся, Лену качнуло на ходу, и тут же рука Волкова крепко схватила ее за локоть.

- Простите меня, Леночка, - выдохнул он ей в ухо, - я затеял дурацкий разговор.

- Веня, - сказала она, отстраняясь и высвобождая свой локоть, - я не люблю, когда мне дышат в ухо.

* * *

В Тобольске Волков не расставался с ними ни на минуту, ездил на все выступления, водил по городу, устроил экскурсию в деревянный кремль.

Дни были такими насыщенными, что все трое к вечеру еле держались на ногах, едва дойдя до своих коек в гостинице, проваливались в сон.

Волков устроил их в лучшие номера старинной купеческой гостиницы. Митя на этот раз жил один, без соседа. У Лены и Ольги был шикарный двухкомнатный "люкс" с холодильником, телевизором и огромной ванной. Правда, горячей воды тоже не было. Но Волков повел их в настоящую русскую баню.

- Это что-то типа элитарного партийно-комсомольского клуба, - объяснил он, - у вас в Москве начальство развлекается в саунах, а у нас в Сибири предпочитают русскую парную.

- Никогда не видела голой партийной элиты, - хмыкнула Ольга, - ни московской, ни сибирской.

- Не думаю, что ты много потеряла, сестренка, - пожал плечами Митя.

- Должен вас предупредить, что парная там одна, общая. И предбанник тоже,

- сообщил Волков, - но вы не волнуйтесь. Заходить в парную можно по очереди.

- А мы и не волнуемся, - пожала плечами Ольга, - мы не сомневаемся, что вы, Вениамин, в неприличное место нас не поведете. Мы вам полностью доверяем. Правда, Лен, мы ему Доверяем?

- Конечно, - слабо улыбнулась Лена.

- А ваша партийная элита женского и мужского пола по очереди заходит в парную или все вместе? - поинтересовался Митя.

- Отдельно, - засмеялся Волков, - конечно, отдельно. В укромном тихом месте на берегу Енисея стояла большая изба-пятистенка. Из трубы валил дым. Дверь открыла полная румяная женщина в белом халате.

- Здравствуйте, Вениамин Борисович, добро пожаловать. Все готово.

- Привет, Зинуля, познакомься, наши гости из Москвы. Стены внутри были бревенчатые. Посередине стоял низкий дубовый стол, вокруг него - огромные глубокие кресла, у стен - широкие лавки, накрытые крахмальными простынями.

- Вениамин Борисович, вы кликните, когда самоварчик нести. Девочки, - обратилась банщица к Ольге и Лене, - вы можете там у меня переодеться. А мужчины пускай здесь.

Она провела их в небольшую уютную комнатку, где тихо работало радио и на табуретке кипел большой электрический самовар.

- Скажите, Зина, а почему нельзя было сделать отдельно женскую баню и мужскую? - поинтересовалась Лена. - Все-таки это неудобно, когда вместе.

- Так это ж не общественная баня, а партийная, - авторитетно объяснила Зина, - здесь начальство, а не простой народ.

- А начальство у нас что, бесполое? - хихикнула Ольга.

- Так сюда, как правило, одни мужчины приезжают, - недоуменно пожала пухлыми плечами банщица, - а если девчат привозят, то таких, которые не стесняются.

- Это что ж, - присвистнула Ольга, - типа бардака, что ли?

- Почему бардака? Сюда солидные люди ездят, партийные. И наше городское начальство, и из области, если кто с проверкой, комиссия там какая, обязательно посещают. Как же русскому человеку без баньки-то?

Закутавшись в простыни, Ольга и Лена прошмыгнули через предбанник в парилку.

- Только недолго! - крикнул им вслед Митя. - Нам тоже хочется.

- Странный какой-то этот Волков, - сказала Лена, нахлестывая Ольгу душистым березовым веником, - возится с нами, как с партийным начальством, принимает по полной программе, ни на минуту не покидает, прямо как нянька.

- А чего ж плохого? Надо спасибо ему сказать. Разве мы с тобой в Москве попарились бы в такой вот баньке? Это ж тебе не грязные Сандуны, не Краснопресненские, где стены склизкие, хлоркой воняет и грибок-ногтеед можно запросто подцепить. А здесь все чистенько, все на высшем уровне.

- Нет, спасибо ему, конечно, и все-таки он странный. Знаешь, ночью в поезде я вышла покурить в тамбур, и он полез ко мне с какими-то мутными откровениями.

- Хочет он тебя. Аж пыхтит, так хочет. Все эти провинциальные комсомольцы падки на московских девочек.

- Перехочет, - усмехнулась Лена, - обойдется. Тоже мне, провинциальный Дон-Жуан!

- Все, - поднялась Ольга с банной полки и сладко, с хрустом потянулась, - теперь давай-ка я тебя веником оттяну как следует, покажу, как это делается.

Когда все четверо сидели в предбаннике, распаренные, закутанные в простыни, и пили крепкий, с травами, чай, Митя внезапно спросил:

- Лен, ты помнишь, когда мы в поезде ехали, у Вениамина такая штучка выпала, белое сердечко с розочкой?

- Помню, - удивленно кивнула Лена.

- Ну вот! - обрадовался Митя. - Я же говорю, носил ты сердечко на шее. Ничего мне не показалось!

- Митька, отстань от человека! - махнула рукой Ольга. - Что ты привязался со своим сердечком? Может, это талисман,, подарок любимой девушки.

- Нет, мне все равно, кто что носит на шее, просто я хочу, чтобы Лена подтвердила - не померещилась мне эта штучка спросонок, я же не сумасшедший, глюков у меня пока еще не было, - не унимался Митя. - А Вениамин говорит, будто мне показалось.

- Митя, прекрати! - строго сказала Ольга, и, взглянув на окаменевшее бледное лицо Волкова, добавила: - Вы простите его, Веня, он у нас жуткий зануда.

После бани, по дороге к гостинице, Волков пригласил их к себе в гости.

- Идите вы вдвоем с Митей, - шепнула Лена Ольге на ухо, - мне не хочется.

- С ума сошла? Это же он ради тебя нас приглашает! Нельзя так обижать человека, - ответила Ольга громким шепотом.

- С чего ты взяла?!

Волков шел сзади, но был ближе, чем они думали.

- Леночка, Ольга права. Я ведь должен показать вам шкуру убитого медведя, иначе вы будете считать меня болтуном.

Они оглянулись. Он смотрел на них, растерянно и виновато улыбаясь.

- Комсомолец, неужели ты сам подстрелил медведя? - спросил Митя.

- Да, - кивнул Волков, - только шкуру сдирал не сам. Охотников попросил. Он жил один в двухкомнатной квартире. Добротная пятиэтажка для

комсомольско-партийной элиты была только что отстроена. В квартире пахло краской и обойным клеем. Мебели почти не было. В одной комнате стоял большой письменный стол, несколько стульев. По углам высились стопки книг. В другой была только широкая низкая тахта, аккуратно застеленная клетчатым пледом, и старинный платяной шкаф. На полу перед тахтой лежала толстая жесткая шкура бурого медведя.

- Ничего себе! - покачала головой Ольга. - Даже глаза стеклянные вставили. Веня, вам не страшно? Этот мишка как будто смотрит и говорит: "Зачем ты меня убил, комсомолец?"

- Честно говоря, иногда бывает не по себе, - опять та же растерянная, виноватая улыбка...

- Веня! Я с тобой дружу! - послышался крик Мити из соседней комнаты. - У тебя есть почти вся "Библиотека поэта"! Он вошел, держа в руках два темно-синих томика.

- Слушай, дашь мне в гостиницу до отъезда? Хотя бы Мандельштама и Ахматову? Головой отвечаю.

- Прости, брат, не могу, - развел руками Волков, - эти книги я сам не выношу из дома и другим не даю. Можешь здесь почитать, можешь еще прийти. Хоть жить оставайся, но с собой не дам.

- Ну, в общем, я тебя понимаю, - вздохнул Митя, - я бы тоже не дал.

- Большого обеденного стола у меня пока нет, - сообщил Веня. - На кухне мы все не поместимся. Предлагаю два варианта - я могу постелить скатерть на письменный стол, а можно посидеть прямо на полу, на шкуре.

- Вы хозяин, вам видней, - пожала плечами Лена.

- На шкуре! Конечно, на шкуре! - заявила Ольга.

- Есть водка и шампанское, - сообщил он, - смешивать нельзя. Надо решить, кто что будет пить.

Все, кроме Лены, остановили свой выбор на водке. Волков скрылся на кухне. Митя и Ольга зарылись в книжные сокровища. У Лены все это было дома - и "Библиотека поэта", и Булгаков, и Платонов, и многое другое. Она вышла в прихожую, где висело единственное на всю квартиру зеркало, и стала расчесывать влажные после бани волосы. Если не сделать этого сразу, то потом, когда высохнут, придется долго распутывать...

Неожиданно она увидела рядом со своим отражением в зеркале силуэт Волкова. Он подошел к ней сзади, совсем близко, и уткнулся лицом в ее влажные волосы. Она вздрогнула, отстранилась, но он сжал ладонями ее плечи, и она почувствовала, что его горячие твердые губы щекотно скользят по ее шее.

- Веня, у вас что-то горит на кухне, - тихо сказала она, пытаясь выскользнуть из его рук.

Но он резким движением развернул ее к себе и стал жадно целовать ее лицо, глаза, губы. .

- Не бойся меня, - шептал он как в бреду, - не бойся. Я люблю тебя, я не сделаю тебе больно. Я скорее сам умру, чем сделаю тебе больно. Меня никто на свете не любит, останься со мной, спаси меня...