соску и запасную пару крохотных белых детских ботиночек. Я вышел из
самолета, держа в руках еврейского младенца.
руках понес еще одного ребенка с советской территории, как выносят детей из
радиоактивной зоны, и не было в тот момент на земле мужчины сильней и
счастливей меня! Я чувствовал себя сионистом, солдатом, бойцом, гранитным
памятником на Мамаевом кургане! Если бы тот гэбэшник поднял сейчас пистолет,
я бы с ликующим криком прикрыл. этого ребенка своей грудью. Да, есть вещи, о
которых люди пишут с гордостью, а есть -- о которых умалчивают от
скромности. Я же горжусь, что в тот момент чувствовал себя стопроцентным
евреем и стопроцентным мужчиной.
глаза. И было такое напряжение в нашей молчаливой дуэли взглядов, что все
обратили на это внимание, все замолчали на миг, а мать девочки-скрипачки
сказала мне:
глаз гэбэшника, передал жене сварщика ее грудного ребенка. И тут гэбэшник
сам отвернулся.
уже поняли друг друга!
который прикатил за советским экипажем -- пилотами и стюардессами.
куда-то в глубину аэропорта. Но в самый последний миг, когда автобус уже.
сворачивал за угол аэровокзала, этот гэбэшник вскинул глаза и глянул на меня
таким взором -- именно "взором"! -- каким смотрят сквозь прицел снайперской
винтовки".
медицинская сирена. Я посмотрел на телефонную трубку в руке, она уже,
наверно, давно пищала этими короткими гудками. Я вспомнил, что советское
посольство выдало мне визу на поездку в СССР. Мне -- единственному из всей
делегации.
бостонский код 617 и номер своего адвоката.
отозвался молодой и звонкий женский голос.
все еще видя перед собой глаза того гэбэшника.
же прозвучал мужской голос: -- Hallo, Mister Plotkin! What can I do for you
[Алло, мистер Плоткин. Чем я могу быть вам полезен]?
хочу составить завещание. Сколько это будет стоить]?
который оформлял наше с Лизой соглашение о разводе,-- то скандал толкнет
издателей переиздать мои книги. Но я не хочу, чтобы Лиза растранжирила мой
гонорар на шмотки и рестораны. Я хочу, чтобы Хана получила эти деньги в день
своего совершеннолетия...
перископическим зрением увидел свою новую родину.
медленно двигались в этой сауне.
Лео Алтмана стояла точно такая же жара, а в самом кабинете по всем стенам
бродили гигантские летающие муравьи -- огромные, как крокодилы. Во всяком
случае, такими они выглядели на афишах -- крылатые муравьи-динозавры,
налетевшие на Нью-Йорк. Я никогда не видел этот фильм, но слышал о его
кассовом успехе. Правда, судя по желтизне тех афиш, после "Муравьев"
независимая кинокомпания "Altman Production Inc." значительных успехов в
кино не имела. Может быть, поэтому мистер Алтман согласился принять
советского эмигранта-режиссера, у которого "есть замечательная идея для
фильма". А, может быть, мисс Санди Копелевич, моя ведущая в HIAS, была его
родственницей. Не знаю. Знаю только, что тогда, летом 1979 года, у меня была
небольшая война с этой мисс Копелевич. Потому что еврейская организация
HIAS, получая от United Jewish Appeal и от американского конгресса деньги на
устройство еврейских беженцев, считает себя не только нашим опекуном, но и
душеприказчиком.
молодая худенькая брюнетка с размашистыми манерами капризной еврейской
принцессы. И бросила через стол рекламную страницу "Нью-Йорк тайме".--
Смотрите! Здесь нет ни одного объявления про режиссеров! Видите? Америке
нужны механики, токари, сантехники, чертежники и банковские кассиры. А вы
даже для этой работы не годитесь! Поэтому вам придется начинать на фабрике
конвертов, четыре доллара в час. Между прочим, мой дедушка тоже начинал с
четырех долларов, когда приехал сюда из Германии. Только ему платили четыре
доллара не за час, а за день! Вот адрес этой фабрики, запишите!
каким-нибудь продюсером,-- сказал я, потея от своей собственной
настойчивости.
гримаса великомученицы, словно она разговаривает с дебилом. -- Только в этом
месяце у меня было шесть режиссеров, восемь кинооператоров, четырнадцать
артистов, сорок журналистов и тридцать семь художников! Are you crazy ?[Вы
что -- сумасшедшие?] 3ачем вы все сюда едете? Или вы думаете, что мы тут
живем без кино, без театров, искусства? Возьмите адрес этой фабрики -- это
лучшее, нe я могу вам предложить! Я встал со стула.
нервным движением бросила себе в рот зеленую освежающую пилюльку Tip-Top.
срок кончается через неделю, в следующий понедельник вам придется освободить
отель. Где вы будете жить, если не возьмете эту работу? Я кивнул за окно,
которое выходило на Юнион- сквер. -- На скамейке. У меня есть спальный
мешок. По крайней мере, там не будет тараканов, как в вашем отеле.
читать в глазах русских, украинцев, азербайджанцев и всех остальных,
населяющих СССР, то читать в еврейских глазах мне просто положено по
происхождению. В горящих глазах мисс Копелевич было написано крупным
шрифтом: "FUCK YOU! Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ И ПРЕЗИРАЮ! ВАШИ ПРЕТЕНЗИИ,
СМЕШАННЫЕ С ЗАПАХОМ ПОТА, ВАШИ ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ РУССКИЕ АМ¦ИЦИИ,ДИПЛОМЫ,
НАУЧНЫЕ ЗВАНИЯ--ДА ЧТО ОНИ СТОЯТ У НАС В АМЕРИКЕ! ПОЧЕМУ Я, САНДИ КОПЕЛЕВИЧ,
ДОЛЖНА ВОЗИТЬСЯ С ВАМИ? FUCK YOU AGAIN! ИДИТЕ И РАБОТАЙТЕ ГРУЗЧИКАМИ,
НАЧИНАЙТЕ С НУЛЯ! ИЛИ КАТИТЕСЬ К Е... МАТЕРИ!"
ведь и она, наверно, прочла кое-что в моих глазах. И, кажется, я даже знаю
что. Потому что хорошо помню, о чем подумал в ту минуту. Я подумал о том,
как под ее темной свободной блузкой закипает сейчас от ненависти ее
маленькая грудь и что именно такие худенькие и плоскогрудые девки совершенно
сатанеют в постели, а еще лучше -- на полу, на столе, на подоконнике...
Господи, всего несколько месяцев назад в Москве, в Ленинграде, в
Новосибирске, в Свердловске и еще в сотне других русских городов я мог иметь
таких девок сколько душе угодно! Ведь при одном слове "кино" у них матка
начинает дрожать. Но теперь все поменялось местами, и теперь она посылает
меня к е... матери. И я сам это сделал себе, сам, ведь никто не выгонял меня
из СССР, только запретили мой фильм, но если бы я согласился его переделать,
я бы мог и сегодня, сейчас выламывать вот такую Копелевич где-нибудь на
"Мосфильме" или на Одесской киностудии, да и разве одну?!!
ночлега на Юниор-сквер меня даже обрадовала. Страдать -- так страдать до
конца, по русской традиции!..
сексуальный мираж или перспективу оскандалить HIAS первым еврейским
эмигрантом-бродягой. Но она вдруг сказала:
договоримся], мистер Плоткин, -- сухо сказала мисс Копелевич, пряча глаза в
какие-то бумаги. -- Я отправлю вас на интервью к известному кинопродюсеру.
Но при одном условии. Если он не возьмет ваш проект, вы пойдете на первую же
работу, которую я вам предложу. Deal [Договорились]?
гигантскими летающими муравьями-крокодилами, за окнами -- Бродвей в районе
пятидесятых улиц, а на необъятной письменном столе хозяина -- завал
сценариев, режиссерских разработок и бестселлеров в ярких обложках. А сбоку
-- два каких-то приза. Не Оскары, но фестивальные призы с золотыми
монограммами. Короче говоря, вот твой шанс, Плоткин, хватай судьбу двумя
руками!
языке неистовой жестикуляцией и почти актерским показом всей фабулы
"Еврейской дороги" Впрочем, никакой немоты не было -- я говорил! Я --
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Суворов Виктор
Лукин Евгений
Каргалов Вадим
Махров Алексей