Чтение 12–й страницы книги ~Спят усталые игрушки~

Нина пожала плечами.

- Никуда, ездила на две недели в Кострому, там устраивали праздник поэзии
и фестиваль.

Я потрясенно молчала. Значит, похоронили Людмилу Шабанову?

- У Милы были дети или муж? Нина молча курила в форточку, меланхолично
наблюдая, как клубы дыма теряются в воздухе.

- Взгляни на серый дым над крышей. Все холоднее холода, к которым он
уходит, вот так и ты уйдешь за ним...

- Что? - растерялась я.

- Это Бертольт Брехт написал, - пояснила поэтесса, раздавливая окурок в
пустой консервной банке, служащей в этом доме пепельницей, - гениальный
Брехт, абсолютно не правильно понимаемый в нашей стране. Вы что-то сказали?

- Семья у Милы есть?

Нина задумчиво повертела банку.

- Да нет как будто бы, по крайней мере сейчас.

- А раньше? Может, у нее остались дети... Нина покачала головой:

- Как раз думаю сейчас о том, что совершенно ничего не знаю о ее прошлом.
Мы познакомились два года назад, и она никогда не упоминала о своих близких.
Один раз только обронила, что воспитывалась в детском доме. Мы ехали в
автобусе по Холмской улице, и она, указав на маленький дом, сообщила: "Вот
тут прошло мое детство, не дай бог кому-нибудь такое".

Сундукян поинтересовалась почему. Тогда Мила ответила:

- Здесь приют, слышала, остановка называется "Детский дом"? Так я в нем
несколько лет провела, все испытала: голод, холод, побои. Спасибо Елене
Вадимовне, воспитательнице, это она меня в стоматологический пристроила.

Потом, словно испугавшись, закрыла рот. Нинель попробовала снова завести
этот разговор, но Мила ловко переменила тему и больше никогда к ней не
возвращалась. Не знала Нина ничего о том, как жила Мила до их встречи.
Подруга никогда не рассказывала о бывшем супруге или других родственниках, о
детях также не упоминалось. Вообще-то она была приветливой, контактной,
охотно приходила в гости и с удовольствием приглашала к себе, вот только о
прошлом предпочитала не распространяться. Впрочем, и у Нины ничего не
выспрашивала, довольствуясь тем, что подруга сообщала сама.

Я сбегала в машину и принесла сумочку.

- Узнаете?

- Да, - безапелляционно заявила Нинель, - Милочкин ридикюльчик. Я ей его
на Новый год подарила, разорилась.

- Не помните, в чем она уезжала? Собеседница покачала головой:

- Не провожала ее. Просто созвонились перед отъездом. Но ведь было
довольно прохладно. Наверное, накинула норковый полушубок и кожаную шляпку,
с мехом, черненькую.

- Почерк ее знаете? Нина призадумалась.

- Думаю, что нет. Мы не переписывались, больше об искусстве говорили:
театр, литература, живопись... Думаете, Милочка умерла?

Я с сомнением покосилась на сумочку. Вроде все свидетельствует о том, что
из окна шагнула Людмила Георгиевна Шабанова, но ведь еще несколько часов
назад я так же абсолютно уверена была в смерти Нинель Сундукян. А она вот,
сидит передо мной. Второй подобной ошибки допустить нельзя.

Глава 7

Утром снова вошла в кабинет капитана. Тот от возмущения покраснел и
гневно спросил:

- Ну?

Я принялась объяснять суть.

- Уж извините, перепутали. Самоубийцу на самом деле звали Людмила
Шабанова, Нина Сундукян жива.

- Как это жива? - изумился следователь. - Вы тело видели? Опознали?

- Да сестра ошиблась, - каялась я, - погибшая страшно похожа на Сундукян.
Тоже смуглая, волосы черные, глаза карие, потом учтите стресс... Лиана
нервничала и не разглядела как следует.

- Бред, - возмутился капитан, - первый раз с подобным сталкиваюсь.
Глупость несусветная и безответственность. С чего вы решили, что умершая
Сундукян? Кто это придумал?

Я начала бестолково излагать факты. Капитан замахал руками:

- Дамочка, вы из коттеджного поселка Ложкино?

- Да.

- Ясно. Не работаете небось, делать целыми днями нечего. Так вы собачку
заведите, пуделя. А нам не мешайте. Теперь целое дело назад возвращать, труп
оформлять...

- А его нет, - сообщила я.

- Куда подевался?

- Кремировали вчера.

- По документам Сундукян?

Я безнадежно кивнула. Капитан раскрыл рот, но удержался все же от крепких
выражений, только прошипел:

- Давайте все координаты: адреса, телефоны.

- Чьи? Свои?

- И свои тоже, - лютовал следователь. - Ну заварила кашу!

- Меня накажут?

Капитан тяжело вздохнул и вытащил сигареты. Отчего-то он перестал меня
раздражать. Внезапно стало понятно, что следователь скорей всего не злой
человек, просто задерган и измучен до крайности, да еще карьера явно не
удалась: лет ему не так уж и мало, а сидит в районном отделении с мелкими
звездочками на погонах.

Я, похоже, тоже непонятным образом начала ему нравиться, потому что
милиционер неожиданно улыбнулся:

- Ну артистка, зла не хватает. Когда узнали-то, что Сундукян жива?

- На поминках. Следователь ухмыльнулся:

- Устроили цирк. Теперь родственники в суд на вас подадут, слупят все
деньги за похороны, да еще моральный ущерб припишут, кругленькая сумма
получится.

- Давайте проверим Шабанову, - попросила я.

- Дама... - завелся мент.

- Меня зовут Даша.

Следователь закурил новую сигарету.

- И отчество напомните.

- Ивановна.

- Так вот, Дарья Ивановна...

- А к вам как обращаться? - не утерпела я.

- Николай Васильевич. Так вот, многоуважаемая Дарья Ивановна, идите домой
спокойно, компетентные органы во всем разберутся.

Я выползла на станционную площадь с гудящей головой. Естественно, никто
ни в чем разбираться не станет, у них теперь благодаря моим стараниям даже
трупа нет. В принципе я могла заставить этого капитана работать. Полковник
Дегтярев, довольно крупный милицейский начальник - мой давний друг. Сколько
раз помогал он нам в самых разных обстоятельствах! И, честно говоря, при
любых жизненных неприятностях я привыкла тут же звонить ему. Но Александр
Михайлович как назло взял отпуск и уехал. Мы отправили его к Наташке в
Париж, и он сейчас, наверное, ходит по Лувру или Сен-Дени, любуясь картинами
и скульптурами. А я стою посредине грязной площади и решаю сложный вопрос:
если самоубийца и впрямь Людмила Шабанова, то где ее дочка? Кто такой
Николай? И за что она убила неизвестного Леонида?

Робкое солнце пробилось сквозь тучи. Его лучи осветили ряд ларьков с
нехитрым водочно-пивным ассортиментом. Между торговыми точками, прямо в
грязном снегу мирно спал местный бомж Костя. Я хорошо знала этого
оборванного мужика. Сколько ему лет - загадка. По виду около шестидесяти, но
на самом деле может быть и тридцать. Синее распухшее лицо, всегда подбитый
глаз и вечная грязь на лице затрудняют возможность определения возраста. Он
постоянно отирается возле павильонов в надежде на подачку. В отличие от
множества других бомжей Костя никогда не ворует и пытается работать.
Подметает площадь, сгребает снег, протирает стекла, мне он частенько
подносит тяжелую сумку с бутылками минеральной воды. Одна беда - получив в
руки хоть какую-нибудь наличность, Костик моментально покупает "огненную
воду" и напивается. Вот и сегодня, видно, уже успел где-то подзаработать,
потому что блаженно дрыхнет, подсунув под голову яркую дорожную сумку.

Я подошла поближе. Всклокоченная вонючая шевелюра бомжа покоилась на
ярких картинах. Тут и там нарисованы веселые личики Микки-Мауса, Гуффи и
Минни-Маус. Дурацкая сумка из Диснейленда! Именно с ней уезжала из Дома
творчества лже-Сундукян.

Наклонившись, я потрясла Костю за плечо.

- Эй, проснись!

Бомж разлепил веки и попытался сфокусировать взгляд. Но это не
получалось, зрачок уплывал куда-то вбок. Вздохнув, я купила бутылку пива и
сунула Косте в руки:

- Возьми.

"Балтика" оказала волшебное действие. Тело пьяницы село, руки моментально
перестали трястись, и он почти трезвым голосом поинтересовался:

- Что делать надо?

- Скажи, - попросила я, стараясь не вдыхать исходящие от него ароматы
немытого тела, мочи и перегара, - где сумочку взял?

Костя уставился на яркую кожу и яростно зачесал в затылке.

- Эту?.. Нашел.

- Прямо так и нашел?

- Ага, иду себе, а она на дороге валяется.

- Где?

Бомж опять призадумался, потом начал описывать рукой замысловатые
кренделя.

- Ну там, возле леса, аккурат у поворота на шоссе, в канавке. Думал, чего
хорошее лежит, а там только шмотки кое-какие да пудра с помадой.