неприличной", "Лариса совсем голая" и так далее. Хорошие работы, выполненные
с чувством и умением. Добрался и до папок с эскизами. То же самое, если не
хуже. Значит, и Борода... Тут он и вошел.
разобраться с интимной жизнью этого подполья, чтобы знать, откуда можно
ждать подвоха.
глаз, я сразу рассмотрел все, что надо. Ну, она расцвела и... как бы это
сказать? Решила наверстать упущенное.
понял, и мы мирно разошлись. Она нашла свое призвание, а я остался при
своем. Все довольны.
определенной степени именно мне пытается доказать, что она супербаба. Ее,
знаешь, задалбывает, что я ее так просто отпустил. Но, по-моему, только
поэтому я и имею на нее определенное влияние. Понимаешь, ей в какой-то
момент захотелось шикарной по здешним меркам жизни. Вот и пошли местные
боссы. Она всеми своими победами передо мной хвастает. А выудить у того же
Шкрабьюка служебную тайну -- это, сам понимаешь, лишнее свидетельство победы
ее женских чар.
сперва попереживал вдоволь. Месяца полтора. Потом привык к новому положению
вещей и стал его использовать для пользы дела. Тут ведь вот еще какая штука.
Коренные галичанки -- особый тип женщин. Для них секс -- неприятная
обязанность. В постели -- полная недвижимость. Вот самцы-галичане и ищут
русских или полек для полного отрыва. А Лариса полурусская, полуполька.
Характер ее ты сам видел, и темперамент у нее, гарантирую, адекватный.
доверяю.
нервный. С порога шагнул к печке и бросил в топку пачку сигарет.
может быть наружное наблюдение силами одного человека, на которого весь
город пялится, как на индейца с перьями на голове! Показал мне Гриша этого
дядю. Зовут Тарас Зайшлый. Должность -- второй секретарь партии. Мешковатого
вида сорокалетний пень. Форма эта черная поганая на нем сидит как треуголка
на дворнике. Вышел на проспект, прошел метров сорок, сел в рихтованный "БМВ"
и укатил. Конечно, настоящий разведчик должен был бежать рядом с машиной и
читать газету. Одна беда -- я по-украински читать не умею. На свободные
тачки я и смотреть не стал. Семь вечера, полно народу, светло, все на меня
глазеют, как будто только то и делают, что приметы запоминают. Так что от
угона я воздержался.
Пошли смотреть дом. Непонятно, зачем в этом городе машины вообще нужны.
Переулками мы дошли за семь минут, были на месте раньше машины. Машина же
едет по улицам, соблюдая знаки, знаки здесь расставлены так, чтобы
увеличивать любой путь втрое-вчетверо. "БМВ" Зайшлого я сразу узнал, он мимо
нас проехал. И хорошо еще, что мы так быстро дошли, потому что он сразу в
гараж нырнул. Ну, дом мы теперь знаем. Только толку мало. Улица тихая, мы с
Гришей постояли пять минут, поболтали, да и ушли, чтобы не вызывать
подозрений. А позже я сам вернулся, еще покрутился и снова ушел ни с чем...
Дом двухэтажный, типа нашего, но палисадник только спереди, по бокам
соседние дома примыкают. Зайшлый квартирует на втором этаже, у него пять
комнат, три на улицу, две и кухня -- во двор. Полно народу. Три женщины,
молодой мужчина, ребенок. Все.
УНА-УНСО располагался в красивом трехэтажном доме в начале улицы Генерала
Чупринки, бывшей Пушкина. Вокруг -- забор, чугуннал решетка. Двое часовых,
один -- на КПП, другой ходит по кругу. Когда стемнел о, ходячий часовой
сделал последний круг и с чистой совестью удалился в будку к своему коллеге.
Ребятам не стоило большого труда проникнуть в здание. Они обошли все
кабинеты, но, к удивлению, нигде на столах или в ящиках не оказалось никаких
бумаг. Все было попрятано в сейфы. Сейфы импортные, мощные, так просто не
раскурочишь.
госте.
комсомола...
советское время прятались высоко в горах, а теперь спустились в город?
Отнюдь! В горах живут пастухи и лесорубы, они и москаля-то толком не видели.
Как они могут его ненавидеть? Они, как и любые сельские жители,
недолюбливают городских вне зависимости от национальности. А самые страшные
"нацюги" -- бывшие партработники. То есть людям просто нужна власть, а как
она окрашена, им наплевать. Завтра придет к власти царь-батюшка, так они и в
монархисты не постесняются вступить.
Ездит на "пежо". Физического сопротивления оказать не сможет. У него жена,
так что у Ларисы он не ночует, сматывается в двенадцать-час. Много не пьет
-- за рулем. А уж какая это мерзкая харя, завтра сами увидите.
арендовать не хочет. Я думал под себя загрести, но ЖЭК не дает, жлобится.
помещения, а то потом настучит.
или инструкции дать?
поэтому и говорю. Нас на самом деле было не четверо, а пятеро. Пятый ехал в
другом вагоне. Последний раз я его видел, когда мы ловили тачку на вокзале.
Можешь как-то это прокомментировать?
мог деться.
собственной персоне. Мудрость он считал главным своим достоинством.
Проявления мудрости он обнаружил у себя еще в детстве, когда принес на урок
родной речи три четверостишия, объединенных заголовком "Ленин и Украина".
Это было тридцать лет назад, и городок Пустомыты еще воспринимал большевиков
как временных оккупантов. Под поляками в школе заставляли учить об отражении
шведского нашествия в семнадцатом веке, под немцами учили "Майн кампф", при
большевиках школьники покорно выслушивали хвалу Октябрьской революции. А
старики помнили, как еще перед Первой мировой, при австрияках, они в школе
зубрили генеалогию австрийского императорского дома. Но все это были
прибамбасы властей, которые без устали друг друга сменяли. Пустомытчане
покорно выслушивали любые новые идеологические установки и по. мере талантов
проявляли свою верноподданность, кому полагалось, занимаясь при этом каждый
своим ремеслом. Так проходила жизнь.
идеологического. Та краткая Лениниана сделала его командиром пионерского
отряда. А школу он закончил уже секретарем комитета комсомола. Перед армией
Павло год отработал в автопарке и добился рекомендации в партию. В армии
стал коммунистом. Хоть большевиков и недолюбливали, очень мало кто осуждал
Павла. Понимали -- и при коммуняках надо как-то жить.
партийной путевке. Пика карьеры достиг при Горбачеве -- оседлал райком
комсомола, влез в номенклатуру. Но с восемьдесят девятого года начал носить
под лацканом желто-голубой значок -- еще не утвержденный, но столь
вожделенный флаг незалежной Украины. На внешней же стороне лацкана у него до
самого путча красовался значок комсомольский. Шкрабьюк не то чтобы не боялся
двойной игры, конечно, боялся, но и понимал также, что если высокое
начальство дозволяет небольшой национализм, хоть и не поощряет его, --
значит, этот национализм является спущенным сверху и рано или поздно будет
вознагражден. Надо только тонко чувствовать направление политического ветра.
Он, Шкрабьюк, его чувствовал.