Чтение 12–й страницы книги ~Злым ветром~

Милый, дорогой работяга Яшка, самый скромный, самый незаметный из всех!
От радости я становлюсь несправедливым. Ведь работяги все, ведь никто,
выходит, не промахнулся. Я торопливо записываю адрес. В наступивших сумерках
я с трудом различаю то, что пишу.

Вот и нужный мне парк. У ворот, несмотря на дождь, меня поджидает
Фролов. Он, кажется, тоже промок насквозь, как и я. Ну и денек. Яша ведет
меня через огромный, забитый машинами двор. В комнатушке начальника одной из
колонн нас дожидается вихрастый паренек в очках и кожаной куртке на
"молнии". Мне хочется его пощупать, настолько нереальной кажется эта удача.

- Капралов Эдуард, - с достоинством представляется он и чуть смущенно
добавляет: - В общем, Эдик.

Мы знакомимся, и я приступаю к расспросам.

Да, он отлично помнит эту ездку. Уж больно красивая женщина села к нему
с тем гражданином. Эдик всю дорогу поглядывал на нее в зеркало.

- Даже адресок запомнил, - смеется он. - Везет же некоторым.

- А его куда отвез, тоже запомнил? - спрашиваю я самым равнодушным
тоном и тоже улыбаюсь.

С таким пареньком легко разговаривать.

- Ясное дело, запомнил, - охотно откликается Эдик. - Сначала поехали на
Плющиху, он там позвонил кому-то по автомату, получил, видать, от ворот
поворот и велел ехать в центр.

- Там и вышел? - настороженно перебиваю я.

- Да нет, - усмехается Эдик. - Поехали дальше, на Красносельскую. Там,
у метро, и вышел наконец.

Действительно странный маршрут. Ничего пока понять невозможно.

Мы с Фроловым едем в отдел. Через дежурного я уже дал команду всей
группе прекратить поиск и собраться там. В комнате нас собирается пять
человек, вся моя группа. Приезжает и Авдеенко. Ребята насквозь промокли и
голодные как звери. Решаем все вместе идти в соседнюю столовую и прежде
всего как следует подзаправиться. Уже шесть часов вечера, и терпеть больше
нет сил.

В столовой посетителей совсем мало, и процедура обеда не занимает много
времени, хотя мы дружно уминаем все подряд, что еще осталось в меню: салаты,
кильки, колбасу, совсем уже прохладный суп, какие-то железные ромштексы,
компоты и кисели. Под общий смех Авдеенко в последний момент заказывает себе
еще два ромштекса. Наконец тяжело поднимаемся из-за столика и, закурив,
выходим на улицу. С удивлением обнаруживаем, что дождь прекратился. У всех
благодушное настроение.

Но ненадолго. Мы возвращаемся к себе, и выясняется, что наша версия
трещит по всем швам. "Плющиха" явно ничего не дает. Авдеенко убежден, что
Мушанский там не проживает и в прилегающих переулках тоже. Тем не менее
решаем завтра всей группой навалиться на эту проклятую Плющиху и обшарить
там каждый дом. Версия должна быть отработана до конца. Почему-то он
все-таки приехал на Плющиху.

Наконец я отпускаю ребят и иду к Кузьмичу рапортовать о нашей неудаче.
Рапорт не самый приятный, как вы понимаете. Сейчас Игорь тоже у Кузьмича.

Первым докладываю я. Коротко, только факты и без всяких там
"антимоний", как любит выражаться наш Кузьмич. В моем изложении поиск
водителя такси выглядит предельно скучно и просто: объехали шестнадцать
парков и нашли. Только и всего. Наши переживания, разочарования, промокшие
плащи и тому подобное остаются неупомянутыми. Еще более уныло, даже
прискорбно выглядят результаты. Пожалуй, может даже создаться впечатление,
что мы вообще сегодня ничего не сделали.

Кстати, я в который уже раз убеждаюсь, что не умею "подать" проделанную
нами работу в выгодном свете, ну просто не получается. Игорь по этому поводу
утверждает, что из меня никогда не выйдет крупного руководителя. Я утешаюсь
только тем, что не замечаю, чтобы он сам преуспевал по этой части.

Как ни странно, Кузьмич, пока я докладываю, одобрительно кивает и
почему-то не утюжит свой затылок.

- Отсутствие результата иногда факт положительный, - изрекает он. - Но
пока вам и этого не удалось достигнуть. Версия до конца не отработана. Так
что извольте. План ваш на завтра я утверждаю. - И уже совсем другим тоном
вдруг спрашивает: - Набегались, черти, небось, а?

Я не очень охотно подтверждаю, что набегались мы досыта. Я не вижу, чем
тут можно гордиться, если никаких результатов от этого не получилось.
Оптимистическая сентенция Кузьмича меня мало утешает.

Потом докладывает Игорь. Он отрабатывает версию "гастролер". Здесь надо
пройти два этапа. Впрочем, как и в любой версии. Сначала необходимо
убедиться, что Мушанский действительно "гастролер". И уже затем, если это
подтвердится, разработать план его задержания. Учитывая, конечно, специфику
именно этого рода преступлений.

Игорь сейчас на первом этапе. И предпринял вполне естественный шаг.
Дело в том, что "гастролер" обычно совершает преступления не в одном городе.
Одним городом он "сыт" не будет, да и опасно это, слишком для него опасно.
Он потому и называется "гастролер", что кидается из города в город. Причем
метод совершения преступления у него всегда один. Он к нему уже привык, у
него уже опыт появился, сноровка, а то, что хорошо знакомо, кажется наиболее
безопасным. В некотором смысле это, конечно, верно. Меньше шансов совершить
оплошность, "сгореть" на пустяковой детали, которой не мог предвидеть. Все
это Игорь учел, предпринимая свой первый шаг.

И вот вчера он передал по спецсвязи срочный запрос во все крупные
города страны, в их управления внутренних дел, конечно: не совершались ли
там в гостиницах кражи до восемнадцатого сентября, в промежуток между
двадцать первым сентября и десятым октября и после четырнадцатого октября.
Сегодня уже начали поступать первые ответы. Пока подобные кражи нигде не
зарегистрированы.

- Ну что ж, поглядим, - говорит Кузьмич. - Это путь правильный. Что у
тебя еще?

Еще Игорь со своей группой усилил наблюдение на вокзалах и аэропортах.

- Тоже правильно, - кивает Кузьмич и, между прочим, осведомляется: -
Пенза ответила на наш запрос?

- Так точно, - подтверждает Игорь. - Установили они этого Николова
Ивана Харитоновича.

- Допросили?

- В том-то и дело, что нет. Дома его не оказалось. Жена утверждает, что
он еще в Москве.

- Гм...

Кузьмич наш задумчиво потирает затылок. Потом вдруг решительно снимает
трубку и набирает какой-то номер. Тот оказывается занятым. Кузьмич достает
из ящика стола незнакомую нам папку, вынимает оттуда лист чистой бумаги и,
надев очки, снова звонит. На этот раз ему везет, и он рокочет в трубку:

- Справочная?.. Говорит майор милиции Цветков, из уголовного розыска. С
кем я говорю?.. Так вот, товарищ Беликова, прошу вас дать мне одну справку.
В котором часу тринадцатого этого месяца вылетели самолеты в Пензу?.. Так.
Понятно, - он делает пометки на лежащем перед ним листке, плечом прижимая
трубку. - И еще. В тот день, между семнадцатью и восемнадцатью часами, какие
вообще вылетели самолеты, куда? - Он снова приготавливается записывать. -
Так. Понятно.

После этого Кузьмич снимает очки и, откинувшись на спинку кресла,
задумчиво смотрит на нас с Игорем. Наконец говорит, обращаясь к Игорю:

- Пензу отставить. У тебя сейчас другая задача. Пензой сам пока
займусь.

Я удивленно смотрю на него. Это еще как понимать? Что он такого
особенного мог узнать в этой справочной? Но Кузьмич не склонен давать
какие-либо разъяснения. Хотя, конечно, прекрасно улавливает интерес, который
возбудило у нас его странное решение. Мы воздерживаемся задавать вопросы.
Это не положено. Во всяком случае, у нас в отделе. Однако мы хорошо
запоминаем этот загадочный эпизод.

На следующий день мы "наваливаемся" на Плющиху всей группой. Что
поделаешь, версию надо отрабатывать до конца, какой бы маловероятной она нам
теперь ни казалась. Задача наша сейчас даже сложнее, чем была. Ведь мы
собирались искать в районе Плющихи самого Мушанского, а теперь надо искать
или его, или какую-то его "связь". Ведь не зря же в конце концов он назвал
водителю Плющиху.

Если не Мушанский, то кто же там живет, к кому он чуть не кинулся в
одиннадцатом часу вечера? К обычному знакомому просто так в такое время в
гости не заявляются. Кто же это может быть? Женщина? Вряд ли. Он только что
проводил домой очень красивую и притом одинокую женщину и даже не попытался
у нее задержаться. Мало того, он с явной поспешностью распрощался с ней,
даже не вышел проводить ее до двери в темной подворотне. А ведь он очень
галантный, этот артист. Тогда кто же может жить на Плющихе? Сообщник? Такого
у него не имеется, он совершает преступления один. Какой-нибудь близкий
приятель, у которого он собрался было переночевать, но, позвонив, в
последний момент раздумал? Вот это возможно. И такой приятель скорее всего
праведной жизнью не отличается, иначе не вел бы дружбу с вором. Кто же еще
может жить на Плющихе? Скупщик краденого, которому Мушанский сбывает свой
"улов"? Тоже возможно. На последние два варианта мы и решаем
ориентироваться. Не считая самого Мушанского, конечно.

Вместе с участковыми инспекторами мы обходим конторы домоуправлений,
дворы, лестницы, красные уголки. Мы беседуем с самыми разными людьми и,
конечно же, по-разному. С одними можно говорить откровенно и прямо, с
другими следует хитрить и самому не попасться на хитрость, третьего надо
убедить, четвертого заставить. И всех их надо еще найти, а предварительно
что-то узнать о них самих. Словом, это трудная и изматывающая работа. К
концу дня я физически ощущаю, как у меня гудят ноги. И голова тоже. А
главное, никаких результатов у нас нет. Ребята разъезжаются по домам, а я
тащусь с докладом к Кузьмичу. Я ведь руководитель, черт бы меня подрал.

Сразу замечаю, что Кузьмич чем-то доволен. Вообще это не так-то просто
заметить, но я, слава богу, его уже изучил. Меня, естественно, разбирает
любопытство, однако вопросы такого рода задавать начальству не положено. Я