Чтение 12–й страницы книги ~Без шума и пыли~

сохранится в наших сердцах" - всего лишь слова. Это аналог "...И сотвори им
вечную память!" в церковном обряде. Вообще-то в громадном большинстве
случаев усопших, независимо от того, как их провожали в последний путь,
забывают довольно быстро. И вспоминают, как правило, только близкие друзья
и родственники, максимум два-три поколения. Своих собственных прапрадедов,
как правило, уже не помнят. И родословные начинают выяснять задним числом
лишь те, кто претендует на какие-либо денежки по наследству.

Таран был убежден, что такая дрянь, как Дашка, недостойна никакой памяти.
Однако на самом деле тот идеальный, придуманный, прямо-таки фантастический
образ Даши, который Юрка хранил в своем сердце до тех роковых июльских
дней, начал существовать как-то сам по себе и вопреки воле Тарана. Уже
несколько раз Юрке снилось то, чего никогда не было и никогда больше не
будет, - встречи с той, придуманной Дашей. В этих встречах не было ничего
грязного или нескромного, все оставалось таким же чистым и целомудренным,
как до того несчастного дня, когда та гадюка, которой была Даша в натуре,
затянула Тарана в бандитские дела. Там, во сне, ничего особенного не
происходило. Просто Юрка вновь оказывался в родном дворе и видел, как Даша
идет в свой подъезд - легкая, невесомая, в чуть колышущемся светлом
платьице. И теплая волна нежности, трепета, радости, плавно переходящей в
грусть, накатывала на Тарана. Он там, во сне, пытался окликнуть ее, но
голос куда-то пропадал, а когда хотел бежать за ней, ноги не слушались. При
этом Юрке казалось, будто ежели он все же сумеет пересилить себя и хотя бы
окликнуть Дашу, то время повернет вспять и все страшное, гадкое,
непоправимое не состоится...

Просыпался Юрка с тоскливым ощущением пустоты в душе. Если Надька была
рядом, он обнимал ее покрепче и пытался убедить себя в том, что любит
только Веретенникову, а Дашка ногтя ее не стоит. Если Надьки не было - так,
правда, редко получалось, ибо, ночуя в казарме, Таран обычно снов не видел,
- то после этого сна хотелось выть. Юрка себя, конечно, ругал за эти
переживания не по делу, но сердце доводам разума внимать не хотело, и этот
проклятый сон Тарану грезился частенько.

Нет, ничего похожего на первую любовь, должно быть, Юрке уже не суждено
испытать. Втянулся он в это дело - грешить и каяться! Ведь у него уже
сейчас, в 19 с небольшим, на "боевом счету" восемь баб! Дашка, Шурка,
Надька, Аня, Фроська, Полина, Василиса, а теперь еще и Милка. А между
прочим, среди его сверстников дополна таких, которые еще ни в одном глазу.
Гордиться надо!

Гордиться Таран особо не гордился, но вспоминал то, что только что
произошло, не без удовольствия...

... Когда Милка, с мокрыми от слез глазами, мощно вздымающейся грудью,
сдавленно дыша, притянула его к себе и так обняла, что кости хрустнули, у
Юрки уже все было готово к работе. Затяжной поцелуй в губы только жару
прибавил, и Тарану подумалось, что ежели он сразу под юбку полезет, то все
произойдет слишком быстро. Милка, конечно, судя по началу, женщина горячая,
но меньше чем за пять минут ее все-таки не проймешь.

Поэтому, когда Милка, оторвавшись от Юркиных губ, расслабленно откинула
голову на изголовье топчана и опустила веки, Таран не стал спешить.

Сдерживая себя, он распахнул Милкин жакет и осторожно провел ладонью по
обоим могучим буграм, туго распиравшим тонкую ткань зеленой водолазки. Но
Милка, как видно, на долгие преамбулы настроена не была. Она хмыкнула и
сказала немного сердитым, нетерпеливым голосом:

- Не рассусоливай особо, времени не вагон... И вообще, тут не то место,
чтоб догола раздеваться. Не ровен час приедут все-таки.

И, слегка отодвинув Юрку, торопливо подняла подол юбки к поясу, а колготки
заодно с трусами спустила до колен. Даже туфли на ногах оставила. Таран в
это время поспешно расстегивал штаны. Потом трусы стянул вниз - on! -
выпустил на волю своего шайтанчика...

- Нормально! - оценила Милка, нетерпеливо посапывая. - Заползай!

Она подогнула коленки, развела их в стороны, и Таран нырнул в жадные
объятия этой большой и сердитой бабищи. Шайтанчик тоже нырнул в известное
адское место. Там уже все котлы кипели, аж пар шел. В общем, чертика ждали
с нетерпением.

- Ух-х! - сладко выдохнула "Королева воинов", крепко притискивая к себе
Юрку. - Добралась-таки...

- Ну и как, - спросил Таран, хихикая, - по калибру годится?

Милка нежно дала ему довольно звонкого шлепка по казенной части, облапила
покрепче и заходила ходуном, как морская стихия...

Больше, до самого финиша, никакого обмена репликами не было. И продолжалось
все мероприятие минут пять, не больше. Но было во всем этом деле нечто
такое, что показалось Тарану восхитительным, необычным и вознесло его
прямо-таки на вершину блаженства. Что именно, он и сам не понимал. Навряд
ли дело было исключительно в том, что женщин с такими могучими формами у
Юрки никогда не было. Или, допустим, в том, что Милка вовсю кипела, не
позволяя себе ни секунды полежать без движения. И не разница в возрасте
сказывалась, это уж точно - Милка была моложе Шурки и Фроськи, так что
особой новизны тут не было.

Скорее всего та буйная страсть, которая неожиданно накатила на Юрку, шла от
того, что Милка, совсем вроде бы привычная и давно знакомая, вдруг
повернулась к нему какой-то иной стороной своего характера. Того самого,
который казался Юрке однозначно мужским, стальным, железным и так далее. А
она, оказывается, даже реветь умеет. Опять же Тарану всегда казалось, будто
Милка, побывав проституткой, смотрит на отношения полов шибко просто.
Оказалось, нет, у нее какие-то более серьезные, сложные взгляды на этот
вопрос имеются...

Но окончательного ответа, отчего ему вдруг стало так хорошо, Таран все же
не нашел. Может, просто сочетание звезд такое на небе состряпалось или
какие-нибудь метеорологические факторы сказались.

Милка, кстати, после того, как все закончилось, довольно долго пролежала с
закрытыми глазами, то ли наслаждаясь воспоминаниями о пережитом, то ли
просто переваривая к голове все происшедшее. Спросить ее, о чем-либо Таран
не решался.

Потом она привела одежду в порядок и некоторое время сидела рядом с Юркой в
полном молчании, подпирая кулаками подбородок и над чем-то размышляя. То ли
осуждала самое себя за то, что. Юрку совратила, то ли, наоборот, Тарана за
то, что поддался на совращение. Может, определяла про себя, кто из них
больше виноват перед Надькой и подходят ли они под столь жесткие
определения, как "изменщик коварный" и "злая разлучница". Во всяком случае,
особой радости на Милкином лице уже не читалось. Так они сидели, молчали и
думали, а время между тем вовсе не стояло на месте, сумерки все сгущались и
сгущались помаленьку...

КОГО ЧЕРТ ПРИНЕС?

Первой на часы поглядела Милка:

- Мама родная, мы уже три с половиной часа сидим! Мужик-то, который в
подвале, уже полчаса как проснулся! А Се-рега с остальными что-то
задерживается.

- Ну, если там что-то и впрямь серьезное, то они и подольше провозятся,
заметил Таран. - А вот насчет мужика, который в подвале, позаботиться надо.
По-моему, ты ему вторую дозу вколоть собиралась. Может, пора сходить к
нему?

- Вообще-то, лучше немного позже. Даже если проснется, то сам он оттуда
нипочем не вылезет. А вот если шибко перестраховаться и заколоть ему второй
тюбик, то можно переборщить. Снотворное сильное, не дай бог, концы отдаст -
не рассчитаемся...

- Ну, как знаешь... - лениво произнес Таран, и тут сквозь шум дождя и
шелест деревьев до его ушей долетел отдаленный гул автомобильного мотора.
Юрка еще не успел рта открыть, как Милка тоже услышала этот звук и
произнесла:

- Вот они, легки на помине!

Еще немного посидели, прислушиваясь. Автомобиль приближался, и чем четче
становился рокот мотора, тем больше сомнений он вызывал.

- Нет, не наши это! - озабоченно пробормотала Милка. - Кого черт принес?