нет. Проверь".
со всеми нами, с редакцией, с городом, но я еще не знал всего. Предложив
ребятам подождать, я пошел к главному. Он что-то писал или чертил пером и
поморщился при моем появлении.
загрязнении реки?"
Может, передовую из прошлого номера помните? Или обложку? А как зовут
мэра? И кто возглавляет правительство?"
сказал:
очень этим гордился.
подряд обо всем, что придет в голову. Под предлогом, что журнал, допустим,
проводит анкету о сообразительности и быстрой реакции. И пусть не
задерживаются. Утрата памяти тоже сенсация. А пока пригласите всех
дежурных редакторов ко мне".
происходившее повсюду в городе, осознание того, что произошло со всеми
нами, начало новой жизни, потому что старая была даже не забыта, а начисто
изъята из памяти. Собрались забывшие о том, что было вчера, позавчера, в
прошлом и позапрошлом году, десять, двадцать, сто лет назад. Помню, как
сейчас, это собрание со всеми его восклицаниями и репликами - оно
запечатлелось в памяти с той же полнотой, с какой забылось все, что ему
предшествовало.
справочной библиотеки тоже исчезло.
заведены утром. До этого они стояли.
редакции. Во всех затруднительных случаях, когда политический, религиозный
или философский вопрос не находил ответа, обращались к Дженкинсу.
помню, что у меня жена и двое детей, знаю их имена и склонности. Помню
сегодняшний утренний завтрак, но не помню вчерашнего. Помню дорогу в
редакцию, но не совсем уверен, что вчера шел именно этой дорогой. Помню,
наконец, что заведую иностранным отделом и что мне надо писать очередной
обзор на седьмую полосу".
одной. Я даже не помню, как называется наша. Я знаю, что пишу и говорю
по-английски, но сделать отсюда вывод о наименовании нашего государства не
могу, сэр. Я не помню также ни одного события ни в прошлом, ни в
настоящем, ни одного географического названия. Мне знаком термин
географический - он связан с моей профессией, но, что такое география,
объяснить не могу. Боюсь, что произошла какая-то космическая катастрофа,
сэр. Какое-то излучение смыло память о прошлом. У каждого ли, не знаю. Но
в нашей редакции это именно так".
насмешливо спросил я.
репортеры. Рассказ их был страшен.
парикмахерские, ателье мод, аптеки и бары. Струились встречные потоки
автомобилей. Постовые полицейские на перекрестках рассасывали пробки.
Спешили пешеходы, торговали лоточники, садились и взлетали голуби. Но...
достать ни календарей, ни телефонных справочников и никаких карт, кроме
игральных. В пустых кинозалах не оказалось фильмов, а в театрах - пьес,
причем все актеры прочно забыли все сыгранные ими роли. Не вышла ни одна
газета. Никто из прохожих не помнил, что было вчера, и не знал, что будет
завтра. Никто не помнил ни названия города, ни имени главы государства, ни
года, ни числа, ни национальности. Некоторые даже не говорили
по-английски, а только по-французски, так что объясняться приходилось
знавшему оба языка Рейни. Любопытно, что языка никто не забыл, а
говорившие по-французски говорили так с детства, хотя самого детства не
помнили. Языковую разноголосицу никто объяснить не мог, хотя некоторым
казалось, что вчера ее не было. Но точно никто не помнил даже названия
улицы, на которой жил, и узнавал его лишь по табличке на углу дома.
Некоторые из опрошенных не могли назвать и улицу, где работали: "Как
доехать или дойти, знаю, а как она называется, не помню". Какой-то старик
растерянно топтался на перекрестке и плакал: "Я киоскер, а киоска моего
больше нет". На вопрос, где можно позвонить по телефону, некоторые
спрашивали: "А что это такое - телефон?" Шоферы такси толпились на
стоянках и не искали пассажиров: они не помнили городских маршрутов. Не
помнили их и водители трамваев. Они везли пассажиров "по рельсам, куда
колеса бегут". Дарк, доставлявший информацию о железнодорожном транспорте,
но позабывший все названия вокзалов, поинтересовался у полицейского, где
же найти ближайший. В ответ услышал растерянное: "Извините, не помню".
Стил.
10. РОБИНЗОНАДА НОВОРОЖДЕННЫХ
умевшим колоритно и образно передать пережитое. Мы словно сами
присутствовали при рождении этой частицы земной жизни, выращенной
искусственно, как в колбах Петруччи, и получившей самостоятельное развитие
уже в расцвете полной сил зрелости. Лишенный памяти своего земного
аналога, не связанный никакими узами с его прошлым, человек этого мира
входил в него свободным строителем любого общества, любого образа жизни,
какой только он пожелает создать. Но уже с первых шагов он был обеднен,
обокраден и обездолен. Его не только лишили накопленной памяти, но и всех
сокровищ земной культуры, которые могли бы напомнить ему о прошлом. Трудно
представить себе интеллектуально развитый, душевно богатый мир
современного человека без книг и фильмов, словарей и справочников,
музыкальных партитур и магнитофонных записей, картинных галерей и музеев.
Но именно такой мир и был рожден в одну ночь и начал жить
запрограммировано по инерции. По инерции люди просыпались, обедали,
ужинали, по инерции покупали все им необходимое, по инерции делали
запрограммированную работу, но разум современного человека - пусть
синтезированного, но не робота, не машины, а именно человека по
биологической его структуре, по содержанию его нервной деятельности - этот
разум с каждой минутой убеждал его, что по инерции жить нельзя. Нужно было
наново делать жизнь - все, начиная со школьных учебников и кончая борьбой
за человеческое достоинство. Робинзонада Крузо ограничивалась домом,
хозяйством и кухней; робинзонада жителей новорожденного Города требовала
экономического, политического и социального опыта.
Знание. Началом был первый их шаг в еще не осознанном мире, первое
ощущение утраченного прошлого, первая мысль о границе между тем, что было,
и тем, что есть. Дано и было тем, что есть, запрограммированным условием
задачи на построение жизни - миром, казалось привычным с детства, домом,
семьей, работой и заботами о завтрашнем дне. А Знание было программой
информации, когда-то воспринятой и переработанной, но не отраженной вовне
- ни на пленке, ни на бумаге, - информации, которую следовало закрепить и
сохранить для потомства. По своей профессии журналиста Стил многое видел и
знал, но то были знания случайного наблюдателя, а не
ученого-естествоиспытателя или философа, способного научно осмыслить
Херберт Фрэнк
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Белогорский Евгений
Сертаков Виталий