Чтение 12–й страницы книги ~Мечта империи~

свое место в первом ряду процессии.

Вер сделал над собой усилие, чтобы ответить в своей обычной манере:

- Приснилось, что меня избрали в сенат на пару с Авреолом. И он постоянно
заваливал мои законопроекты. Представляешь, какой кошмар.

- Представляю и сочувствую. Сегодня ты дерешься последним, - продолжала
болтать Клодия. - Ненавижу драться последней - хуже нет... весь изведешься.

Клодия пошла в школу гладиаторов, когда у ее жениха обнаружили неизлечимую
форму рака. Его кололи сверхсовременными лекарствами, а она день и ночь училась
орудовать мечом. Он высох как щепка и держался лишь на инъекциях морфия, когда
она вышла на арену. Обычно гладиаторы не пытаются исполнять свои желания в
первом бою. Редко кто выигрывает первый бой. Но у Клодии не было времени. Она
взяла одно-единственное клеймо для своего умирающего любовника. Ее противником
оказался Варрон, тогда тоже еще новичок. Судьба давала крошечный шанс. Но Клодия
сломала руку и проиграла тот первый бой. Когда ее вынесли с арены, у нее был
потухший взгляд приговоренного к смерти. Приговоренного, который свой поединок
проиграл. Фортуна посмеялась над ней. Жених Клодии умер через десять дней.
Возможно, никто бы не смог выиграть этот поединок. Ну, может быть, только Вер.
Элий предложил Клодии свое клеймо в долг. Но что еще она могла пожелать? Только
легкой и безболезненной смерти для умирающего: проигранное желание боги не
исполняют никогда.

"Представь, что все граждане Рима купили гладиаторские клейма. Каждое
второе желание исполнится. Половина римлян умрет от горя, а вторая будет рыдать
от счастья", - пошутил Гюн в день заключения договора.

"А у меня довольно противный гений", - подумал Вер.

Насколько гений похож на своего подопечного?

Как брат? Как приятель? Как адвокат? Скорее - как адвокат. Только он занят
небесными интригами, а не земными. И все же... Может быть, небеса не так уж
далеки от земли?

Клодия в смерти жениха винила Варрона. С той поры началась их непримиримая
вражда. При чем здесь Варрон? Мало ли желаний самых страстных, самых сокровенных
проигрывают во время игр в Колизее! Их сгребают вместе с песком с арены, они
шуршат, умирая, грязными бумажными пакетами, разлетаясь во все стороны под
порывами ветра.

Интересно, успел Элий исполнить свое главное желание или нет?

Вер глянул наверх, на трибуну. Молодой сенатор сидел на своем месте. Но
Марции рядом не было. Неженка Марция спит и видит сладкие сны о своем браке с
Элием.

- Вер, Элий может стать императором, если у него нет одной ноги? - спросил
Авреол.

- Мы обсуждали этот вопрос сто пятьдесят раз, - огрызнулся Вер. - Найди
тему поинтереснее.

- Разве Элий претендует на звание Цезаря? - пожала плечами Клодия. - У
Руфина есть сын.

- Клодия, милашка,- ухмыльнулся Варрон.- Юный Цезарь - болезненное и жалкое
существо. Все говорят, что он должен отречься от власти. И в этом случае Элий -
кандидатура не хуже прочих. Элий Цезарь звучит неплохо.

- Неужели Марция станет женой Цезаря?! - раздраженно воскликнула Клодия. -
Она же стерва.

- Ты ей завидуешь, киска, - хмыкнул Варрон. - Всем известно, что ты
влюблена в Элия. Но он не захотел с тобой спать. Я его понимаю.

- А ты подонок.

Процессия уже покидала арену. Вер обернулся. Зрители махали платками и
вопили. Сегодня они не разойдутся до конца дня. Даже те, чьи желания обратятся в
дым, останутся на своих местах. Потому что сегодня Юний Вер выступает последним.

"Это будет замечательный бой", - пообещал Вер сам себе.

Элий не сразу направился к своей ложе. Рассеянно отвечая на приветствия, он
поднялся по лестнице к тому месту, где в проходе стоял высокий человек в красном
военном плаще и золоченом броненагруднике. Было жарко, и военный не надел шлема.
Но он мог позволить себе подобную вольность, ибо это был Корнелий Икел, первый
префект претория. Его смуглое горбоносое лицо с надменно изогнутым ртом было
знакомо любому гражданину Рима - Икел занимал свой пост уже более десяти лет.

Корнелий Икел слишком поздно заметил Элия, и теперь не было никакой
возможности уклониться от разговора. А разговаривать с сенатором Икел не хотел.
Зато Элий буквально рвался к нему: протиснувшись меж толпящихся на лестнице
зрителей, он встал так, чтобы префект претория не мог проскользнуть мимо него
вниз, к императорской ложе.

Корнелий Икел прекрасно понимал, что Элий искал с ним встречи не ради
пустого разговора.

- Всего один вопрос, превосходнейший муж, - задавая свой вопрос, Элий
улыбался, и эта улыбка очень не понравилась префекту претория. - Придется
поговорить здесь, раз ты не пожелал сообщить, когда мы можем встретиться. Меня
интересует, что делает когорта преторианской гвардии в Вероне. Преторианцы
обязаны охранять императора и столицу. А вот кого они охраняют в Вероне,
совершенно неясно. Учитывая, что преторианский гвардеец получает жалованье в три
раза выше обычного легионера, - это не пустое любопытство.

Корнелий Икел окинул взглядом лестницу, ведущую к императорской ложе.
Август опаздывал. Как же отвязаться от Элия?

- Это государственная тайна, - ничего более умного Икел придумать не смог.

Элий недоверчиво покачал головой:

- У префекта претория не может быть тайн от сената.

- Иного ответа ты не получишь, - упрямо повторил Икел.

Лицо Элия мгновенно переменилось, улыбка исчезла взгляд сделался суровым,
почти злым:

- У такого ответа есть два толкования: либо ты, Корнелий Икел, префект
претория, нарушаешь закон, либо ты не знаешь сам, что делает в Вероне твоя
когорта! Но сенат на свой запрос получит иной ответ.

Икел глянул на сенатора с нескрываемой ненавистью. Он в самом деле не знал,
зачем император потребовал направить когорту преторианцев в Верону. Но
признаться в этом Корнелий Икел не мог. Потому что император может иметь тайны
от префекта претория. А от сената - нет.

Почти все зрители уже заняли места на скамьях, и на лестнице никого не
осталось. Элий направился к своей ложе. Клодий Икел смотрел, как сенатор,
хромая, спускается по ступеням.

- О боги! Почему нельзя купить клеймо, чтобы этот хромой козел споткнулся и
сломал себе шею, - прошептал Икел.

Вер не любил ждать своей очереди, как и Клодия. Он во всем был нетерпелив.
Гладиаторы разошлись по своим раздевалкам, в отстойнике остались лишь Вер и
Кассий Лентул - молодой медик "скорой" из городской больницы. Он принадлежал к
всадническому сословию, и на его форменной зеленой тунике и брюках была прошита
узкая пурпурная полоса. Хотя он был молод, волосы надо лбом уже сильно поредели.
Лентул носил очки. Лысина и круглые старомодные стекла делали его похожим на
сельского медика. Вер отметил про себя, что среди его сверстников имя Кассий
встречается часто. Незадолго до войны вышел фильм о трибуне преторианской
гвардии, убийце сумасшедшего Калигулы. Кассий Херея в исполнении красавца Марка
Габиния на многие годы покорил сердца юных римлянок. Впрочем, Кассий Лентул
совершенно не был похож на мужественного Марка.

- На твоей медицинской машине тоже пурпурная полоса? - не скрывая издевки в
голосе, спросил Вер у Кассия.

Тот отложил медицинский ежемесячник и с удивлением глянул на знаменитого
гладиатора.

- Тебя это раздражает? Мой прапрадед был маляром, - светлые, чуть навыкате
глаза Кассия из-за круглых очков недоуменно смотрели на Вера.

- А моя бабка была проституткой в одном из самых дешевых борделей Субуры.
"Уютное гнездышко". Может, слышал? И я даже не знаю, кто мой отец. В этом есть
своя прелесть. Никто тебя не опекает и не досаждает нудными нравоучениями.

- Не обязательно говорить об этом, - попытался ускользнуть от напора
гладиатора служитель Эскулапа.

- А почему бы и нет? Любой уважающий себя римлянин выставляет в атрии
восковые маски своих предков. У некоторых их так много, что полки с масками
занимают все четыре стены атрия. Когда я куплю себе виллу, в атрии будут
выставлены только четыре восковые головы: прадед-носильщик, шлюха-бабка и моя
мать - рядовой легионер специальной когорты Второго Парфянского легиона. Эта
когорта называлась "Нереида". Может, слышал про такую? Кажется, они все
погибли... вся когорта...

- Надеюсь, матерью своей ты гордишься? - сухо спросил Кассий.

Юний Вер на секунду прикрыл глаза. Он видел ее как наяву - в красной
военной тунике, в броненагрудпике и в тяжелых сандалиях. Волосы коротко
подстрижены на груди висит шлем. От нее пахнет ружейной смазкой, металлом, потом
и кожей. И еще табаком - этим курительным дурманом, завезенным из Новой
Атлантиды. Такой специфически мужской запах, исходящий от женщины. "Юний, -
шепчет она, наклоняясь к самому лицу мальчонки. - Ты будешь мною гордиться. Вот
увидишь. Даже если я не вернусь, ты будешь мною гордиться".- "Мама, не уходи..."
- шепчет маленький Юний. Они стоят в каком-то подвале. Сырой запах, тревожный
отсвет факелов на серых камнях. Подвал заставлен бочками и амфорами. Здесь же
стол - огромный, сколоченный из грубых досок. Прямой, широкий и длинный, как
римская дорога. И скамьи вдоль. Смутные силуэты людей, склонившихся над
тарелками. Прощальная трапеза. Юний прижимается к матери. "Завтра мы выступаем,
сынок..." Больше он ничего не помнит - только этот подвал и эту странную сцену
при свете факелов...

- Нет. Я просил ее вернуться, а она меня обманула. Она не вернулась.

Он даже не знал, как погибла его мать. И в этой неизвестности было что-то
подлое с ее стороны. Потом бабушка показывала листок желтой бумаги с кратким
известием: "Легионер Юния Вер погибла в третий день до октябрьских Календ". И
еще - фиала* рядового "Нереиды". Письмо потом исчезло/а серебряная фиала
осталась.

- Ты принижаешь заслуги предков, чтобы выпятить собственное мужество, -
заметил Кассий.

Вер не ответил. Он и сам не знал, что на него нашло. Никогда прежде так он
не говорил. Но, может быть, именно так думал? Как вообще он думал о матери? Да
никак. Он и не помнил ее почти. Только эта единственная сцена прощания врезалась