тараканов. Не нужно даже особо напрягать воображение, чтобы предугадать
ожидавшую нас участь: неотвязные, сводящие с ума мечты о пище, голодные
кошмары, после которых мысль о каннибализме уже не кажется
противоестественной; постепенно нарастающая слабость, с обмороками, с
кровавым поносом; драки за горсть слизней: заунывные поминальные песни
Головастика, вплоть до самой последней, давно обещанной; жалобы,
обвинения, проклятия, а потом и утробный звериный рык Ягана, который
обязательно сожрет кого-нибудь из нас, сожрет, не постесняется: безумные
надежды при каждом случайном шорохе и мрак, мрак, мрак...
пошире раскрыть рот, чтобы вода побыстрее заполнила легкие, за пару минут
окончить то, что может растянуться на месяцы? Нет, не получится! Кишка
тонка. Любая другая смерть, но только не эта. Совсем недавно я уже испытал
все ее прелести. До сих пор не могу забыть, как я захлебывался водой,
вдруг ставшей тяжелее свинца, как ногтями рвал свою собственную грудь, как
извивался в последних судорогах, как глаза мои вылезли из орбит... Второй
раз на такое трудно решиться.
бессмысленное. Только не поддаваться отчаянию, только не раскисать.
пещеры, однако хрупкая, пористая древесина крошилась в моих руках, как
мел. Грунт был не таким уж и мягким, как это казалось. Я совершенно
выбился из сил, обломал все ногти, до крови стер подушечки пальцев, а в
нише, пробитой мной, не уместился бы и ребенок.
том случае, если я не наткнусь на корни занебника, которые, по словам
Ягана, пронизывают всю почву вокруг.
прошлым? Но я не из тех, кого греют воспоминания. Молиться? Если бы я
только умел...
спросил Головастик.
нас ничего. Прорицатели болотников знают много такого, чего не дано знать
людям Вершени. Они умеют читать знамения жизни и смерти, им открыто
будущее. Они единственные, кто может на равных говорить с Фениксами. Их
речи кажутся смутными и непонятными, но на самом деле там всегда есть
смысл - другой, высший, недоступный обыкновенным людям. И если они
признали в тебе Незримого, так оно и должно быть.
когда-то первые из вас, твои далекие предки, стояли рука об руку с
демонами Прорвы. Они криком поворачивали армии, летали быстрее косокрылов,
могли пребывать во многих местах сразу. Я сам видел однажды, правда
издалека, как Незримый прошел сквозь стену неимоверной толщины.
нередко совершенно невыполнимо.
Придумай что-нибудь!
надежду. - Я постараюсь. Спи спокойно.
только дети. Надежда, даже самая хрупкая - могучее лекарство. Жаль только,
что действие его преходяще и обманчиво.
был даже не сон, а тревожная дрема, не приносящая ни отдыха, ни очищения.
Чувство голода не только не притуплялось, оно стало еще острее. Мне
грезилась пища: котлы горячей тюри, кислые лепешки, истекающие медом соты,
горы сочных плодов. В конце концов мне привиделась аппетитная, хорошо
прожаренная жаба с гарниром из личинок термитов. Однако стоило только мне
поднести ко рту первый кусок, как сладостный мираж улетучился, а вместе с
ним пропал и сон.
чем-нибудь. А поскольку ничего другого, кроме воды, в моем распоряжении не
имелось, я на ощупь пробрался к колодцу. Однако сложенные горстью ладони
зачерпнули пустоту.
почти вровень со стенками колодца.
уже успевшие подсохнуть стенки. Судя по всему, вода ушла уже несколько
часов назад. Отыскав возле себя глиняный черепок, я уронил его в колодец,
и звук, с которым тот покатился вниз по пологому склону, не оставил
никаких сомнений в том, что подземный ход свободен от воды на всем
протяжении. Резкими, давно забытыми запахами тянуло оттуда: речной тиной,
тростником, рыбьей чешуей. Так я сидел у самого края колодца, пытаясь
осмыслить значение происшедшего, когда донесшийся из его глубины
приглушенный, едва слышный звук заставил меня вздрогнуть. Я мог
поклясться, что уже слышал однажды этот заунывный вой, в котором плач
перемешался с угрозой. Да, точно! Ошибки быть не могло. Именно так кричал
Шатун, подавая сигнал своим соплеменникам. Все сразу стало понятно мне -
каким-то чудом наш друг сумел осушить лабиринт и теперь пробивается к нам
на выручку.
спешить!
конца жизни буду слагать в твою честь песни!
подеваться?
желобу съехали вниз до самого места, где наклонный колодец переходил в
горизонтальный тоннель. Передвигаться в нем можно было только согнувшись в
три погибели.
Кто отстанет, тому наверняка конец.
двинулись вперед. Достигнув очередного разветвления, я всякий раз щелкал
кресалом, чтобы при его краткой вспышке выбрать нору попросторнее. Кое-где
было уже совсем сухо, а кое-где вода доходила до колен. Клич Шатуна звучал
все явственнее - похоже, мы шли в верном направлении.
аж коленки дрожат.
успокаивал я его, хотя, если признаться, у меня самого поджилки тряслись -
уж очень натуральным казался этот вой. Не верилось даже, что человек
способен издавать столь дикие и могучие звуки.
шлеп, шлеп, шлеп, - как будто Шатун передвигался вприпрыжку, на манер
огромной жабы. В одном из пересечений лабиринта мы разминулись. Вой стал
глуше, шаги удалялись.
на этот раз медленно и осторожно: шлеп - пауза, шлеп - пауза, шлеп...
Вскоре что-то более темное, чем мрак, шевельнулось впереди.
мы тебя уже видим... - Я вытянул руку вперед и щелкнул кресалом.
все детали.
стоит вовсе не Шатун.
трусости, но в тот момент я мог бы поклясться, что подкравшаяся к нам
тварь вообще не принадлежит к сонму живых существ. Лишь тот, кому
случалось поздней ночью в безлюдном месте столкнуться нос к носу с только
что покинувшим могилу упырем, смог бы понять мое состояние.
туша, неимоверно грузная в ляжках и узкая в плечах, длинный хвост-руль,
непропорционально короткие передние конечности, приплюснутая бугристая
морда с далеко выдающейся нижней челюстью и четырьмя глубокими дырками
(две пошире - для ноздрей, две поуже - для гляделок), зеленая, как у
квакши, блестящая от обильной слизи кожа, костяные шипы, во множестве
покрывавшие плечи и грудь, - всего этого оказалось вполне достаточно,
чтобы сломя голову обратиться в бегство.
оцепенение длилось недолго (о его окончании возвестил вой, такой
раскатистый и злобный, что мои барабанные перепонки, а заодно и сердце,
едва не лопнули) - и вслед нам раздалось быстрое: шлеп, шлеп, шлеп. Мы
мчались, не разбирая дороги, натыкались на стены и друг на друга. Просто
чудо, что в эти первые страшные минуты мы не потеряли друг друга. К
счастью, преследователь наш не отличался проворством. Передвигаясь на
задних лапах длинными пружинящими прыжками, он, несомненно, легко нагнал
бы нас на открытом пространстве, но в узком и запутанном лабиринте
преимущество в скорости сводилось к минимуму. Несколько раз, когда мы
сворачивали в боковые ходы, зверь проносился мимо, однако всякий раз
возвращался и возобновлял погоню. Нельзя было понять, каким образом он