надо! В ответ послышался свист.
летом обычно прямо тут, на площади, и ночую. Навес здесь летом ставят, очень
удобно. А зимой больше по чердакам. Холодно, правда...
же его родители или хотя бы родственники, но понял, что такой вопрос ни к чему.
Парень живет на улице, носит деревянные башмаки на босу ногу и хочет заработать
на кусок хлеба с говядиной.
съехала на ухо, и внезапно завопил что есть силы:
Подпустим петуха!
показалась мне странной, малец же, потоптавшись немного на месте, поглядел на
меня как-то нерешительно и наконец вздохнул:
больше десятка шагов. Обычный дом, мимо которого я уже прошел не меньше двух раз
- старый, двухэтажный, под красной, припорошенной снежком черепичной крышей.
Только двери и окна первого этажа оказались заколоченными крест-накрест, а на
одной из дверных створок красовался цветной бумажный плакат.
Был "Циферблат", да весь вышел. Закрыто именем Революции! Папашу Молье, что
заведение держал, с "бритвой" повенчали, а кабачку, понятно, - каюк!
красовалась знакомая надпись "Республика, Единая и Неделимая...", и вдруг
почувствовал, что все вокруг исчезает, покрывается серым плотным туманом,
проваливается в никуда. Вот и пришел... И эта дверь оказалась закрытой. Зря, все
зря!
казалось таким близким...
невероятного далека. Я с трудом открыл глаза и вновь увидел шершавые доски,
закрывшие вход. - Чего с вами? - мальчишка дергал меня за руку, и в его голосе
уже слышалась тревога. - Да вы ж сейчас на землю брякнетесь! Захворали, что ли?
сесть у холодной стены, закрыть глаза и больше ни о чем не думать. И вдруг мне
вспомнилась женщина на пустой ночной улице. "Оставьте меня! Я не больная... Я
мертвая..."
рукой за твердое сырое дерево. Я даже нашел в себе силы улыбнуться:
еще жил? Кто-нибудь остался?
году померла, и служанка померла. Двое слуг еще было, они наверху жили, так
когда старого в Консьержери потащили, они со страху небось до самой Мартиники
сбежали. А вы кого ищете?
Тьма была вязкой, густой, она была всюду, перед глазами плавала чернота, и я
исчез, растворился в этой тьме, став ее бессильной частью. Время пропало,
исчезли мысли, сгинула боль. Только какое-то странное чувство легким эхом еще
отзывалось в меркнущем сознании. Тоска? Разочарование? Думать не хотелось. Тьма
скрывала мир, и это приносило облегчение. Долго, долго почти вечность я
оставался наедине с бесконечной ночью, и менее всего хотелось возвращаться
обратно - в отвергнувший меня мир, чужой и жестокий...
сознания я понимал, что лежу на кровати, на жестком плотном покрывале, рядом -
прямо на полу - черной грудой сброшен плащ, в окно струится неяркий солнечный
свет, но все это было очень далеко, за темнотой. Уже утро, я пролежал так весь
день и всю ночь, не сняв камзола, даже не сбросив туфли. Впрочем, ни эта
комната, ни это холодное утро уже не имели ко мне никакого отношения.
двери, затем, кажется, послышался легкий скрип. Сознание - тот жалкий обрывок,
что еще оставался у меня, - фиксировало происходящее спокойно и равнодушно. Да,
дверь скрипнула, кто-то стал на пороге, кто-то вошел и остановился у моей
кровати...
имел отношения. Не имел. Не хотел иметь...
страх. Снова... Снова меня не хотят оставить в покое...
модном сюртуке, глаза внимательные, настороженные... Он не один - кто-то сидит в
кресле в дальнем углу.
вздохнул. Что ж, национального агента Шалье все-таки нашли. Сейчас лучше всего
признаться - и тогда все кончится по-настоящему. Дважды не умирают, но эти двое
найдут способ избавить меня от необходимости оставаться в этом мире. Они мастера
- мастера Смерти...
узнать, что ждало меня в "Синем циферблате", но оставался еще один путь. Я
попытаюсь понять, кем я был! И тогда дорога обязательно приведет к тому, что еще
держало меня на земле! Они ищут Шалье - а я буду искать...
двое, дверь плотно закрыта, плащи гостей брошены на спинки стульев, а тот,
второй, что обосновался в дальнем углу, сидит, почему-то отвернувшись.
полотенцем. Наконец вновь поправил волосы и присел на кровать.
растерялся, но тут послышался голос того, второго, - негромкий, чуть
дребезжащий:
Шовелен, которого вы ждали, не сможет прийти. Он в Западной армии, и, боюсь,
надолго. Отныне вы будете работать с нами.
Вадье.
санкюлота Тардье. Мой второй гость был копией Вольтера - по крайней мере, копией
его портрета работы Гудона. Длинный нос, глубоко посаженные маленькие глаза,
ехидная усмешка. Правда, этот Вольтер был слегка потолще и помоложе, вдобавок
носил большой темный парик, но сходство все же поражало.
общественной безопасности, а тем более не был его председателем. Вадье, Амару,
Шовелен - подписи, стоящие на удостоверении национального агента Шалье.
сотрудничал отсутствующий здесь гражданин Шовелен. Эти двое с Шалье никогда не
встречались. И кроме того, моя вчерашняя гостья, похоже, никак с ними не
связана. О "друге" они не догадываются...
доложили с Сент-Антуанской заставы. Остальное, как вы понимаете...
Амару. - Значит, вы постараетесь достать новые документы. Легче всего вам это
сделать в Сен-Марсо...
установить, кто из новых постояльцев предъявил гражданское свидетельство,
выданное секцией 10 Августа. - Вадье покачал головой. - К сожалению, эта работа
заняла чуть больше времени, чем я думал. Наши люди, увы, не всегда расторопны...
Комитет Вольтера в черном парике искал меня больше двух суток. "Друг" справился
с этим за пару часов.
гражданина Вадье, но оба мы молчали. Поэтому чернявый заговорил сам: - Мы
понимаем, вы хотели бы отдохнуть. Вы это, конечно, заслужили, гражданин Шалье.
Работа, которую вы вели в Лондоне и Кобленце, а особенно в Лионе, выше всяких
похвал. То, что вы сумели уничтожить Руаньяка, - это настоящий подвиг...
общественным обедом и шествием к храму Разума, - гражданин Вадье хихикнул и
потер руки. - Если хотите - увенчаем вас лавровым венком. Можно - пальмовым...
и откинулся на спинку стула:
товарища в бою. Вы же отправили Руаньяка, который считал вас своим товарищем,
аккурат на эшафот.
свинцовой.
Пехов Алексей
Русанов Владислав
Шекли Роберт
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Суворов Виктор