бездельничать. Степа на миг задумался.
утра не хватит.
вообще. Вероятно, в пещеру их привезли издалека.
снегу ночевать придется, чердынь-калуга!..
работала. - Поэтому рис сварим сейчас, чтобы потом можно было есть в
сухомятку. Что там во фляге? Спирт?
спирту в кружки, и жизнь стала казаться даже привлекательной. Перекусив,
Степа закурил и пустился в разговор:
- Первое дело - от смерти ушли. Это хорошо?
сказать, почти что доставили нас. Видать и вправду везет...
краснопузого, но пришлось:
Еды мало: три дня пути в горах - это еще вилами по воде. А в этом
монастыре может быть целый батальон охраны...
прочего не преминул:
мы тут, дров с харчами не найдем? Раз эта пещера имеется, значит,
чердынь-калуга, есть и другие!
неизвестно, чьи мы дрова палим. Того и гляди, хозяева заявятся. А у нас
лишь два ножа.
Косухин. - Оружия нет, это плохо... Ну а насчет того, где мы - так тут
дело ясное...
по части географии вообще и их путешествия в частности.
Ехали мы на юг, это я по солнцу определил. Прошли эдак верст пятьдесят -
не меньше. Значит, пустыню пересекли и сейчас где-то на другом краю. Жаль,
карты нет...
подобным образом, если бы не пришлось увидеть летящих над горами
всадников. Рассказывать об этом Степе было ни к чему, поэтому пришлось
заходить с другого конца:
юго-запад - это я тоже по солнцу. Ехали быстро, это верно... Только
Такла-Макан даже в самой узкой части куда шире, чем пятьдесят верст. Да и
гор там таких нет.
особой уверенности.
километра. А может и более.
спешить не будем, спим по очереди, а продукты экономим. Вопросы?
их прямо к Шекар-Гомпу. Три дня пути без крова, дров и оружия сразу же
показались не такой уж легкой прогулкой.
даже растерялся. - А может нам эти... уж не знаю кто они - просто соврали?
быстро пришел в себя:
пристрелить бы успели.
костра, попросившись караулить во вторую смену. Арцеулов не возражал -
спать, несмотря на сумасшедший день, покуда не хотелось...
пустой мешок. Арцеулов сел у входа, чуть сбоку, чтобы видеть площадку
возле пещеры, а самому оставаться в темноте. Впрочем, вокруг было
спокойно, стояла мертвая неправдоподобная тишина, слышалось лишь
потрескивание умирающих углей в очаге и тихое дыхание Косухина.
почувствовал, что не замерзает. То ли полушубок выручал, то ли дрова
попались на диво жаркие, то ли - мелькнула неожиданная мысль - они попали
с места с совсем другим, непривычным климатом. Во всяком случае,
Ростиславу не было холодно, он даже расстегнул верхний крючок "гусарского"
полушубка и перестал подкидывать дрова в очаг.
думалось. Впервые за много дней можно было порассуждать о том, что в его
положении можно назвать перспективой.
становилось яснее, поход в Шекар-Гомп, несмотря на все трудности и
обязательный - и столь уже привычный - смертельный риск, казался последним
испытанием. Если они с краснопузым Косухиным уцелеют, да еще непонятным
пока образом вызволят Наташу Берг, остается только добраться до ближайшего
порта, откуда корабль увезет его по зеленому весеннему морю в далекую
Францию, где можно просто жить, смотреть в окошко комнаты на кирпичную
стену, почитывать эмигрантские газеты и ждать, покуда в далеком, чудовищно
далеком будущем умирающий старик увидит на экране непонятного чудного
устройства поднимающийся над огромным куполом трехцветный флаг...
не уезжать на Дон, скрыться у родственников в Твери, варить гуталин а то и
пойти на советскую службу. Весной 19-го мог сослаться на ранения и
попроситься в тыл, поближе к океану, - и теперь разглядывать разноцветных
медуз у японских берегов. Тогда он выдержал - и вновь шел туда, где и
должен быть русский офицер.
отвоевался - как сказал бы краснопузый Степа - и может спокойно катить под
парижские каштаны. И вся его будущая жизнь - возможно, долгая и по-своему
счастливая, - станет лишь бесконечным эпилогом к тому, чем он жил в эти
страшные годы. А может, наоборот - Смута будет казаться коротким эпизодом
молодости, когда Ростислав нелепо и ненужно рисковал жизнью, - такой
бесконечно дорогой и единственной.
красивое лицо спящего Косухина, и он внезапно подумал, что станет делать
потомственный дворянин Степа, буде они вырвутся к зеленому морю и уютной
каюте. Краснопузый тоже воевал с семнадцатого, и ему не обещано долгой
жизни под галльским небом. Уговорить его кинуть всю эту дурь с коммунией и
вместе выращивать шампиньоны? Арцеулов улыбнулся, заранее представив себе
буйную реакцию неугомонного фанатика-коммуниста. Нет, Степа поедет обратно
делать мировую революцию, чтобы упасть где-нибудь под пулями или, - если
видение не лгало - в неведомом застенке под ударами прикладов...
причин, - не главной ли? - их поражения. Эта причина была перед ним -
краснопузый Степа, отважный командир рабоче-крестьянской красной армии.
Арцеулов подумал, что будет, если такого посадить за парту, как следует
подучить и снова послать в бой. Что ж, он знал ответ - Ростислав вспомнил
полковника Лебедева. И тогда красные действительно будут идти от победы к
победе, в небо взлетит новый "Мономах", но уже советский и, кто знает, не
сбудется ли безумный бред о всемирной Совдепии.
"первопоходчик", может сделать, чтобы этого не случилось? И Арцеулов
невольно вздрогнул от беспощадной логики ответа - умереть. Вернуться в
Россию, найти тех, последних, кто еще сражается - и воевать до конца.
Парижа не будет, не будет ничего - но он сделает все, что сможет. Его
нынешняя одиссея - не эпилог, а только передышка...
выбравшись из этих ледяных гор, позаботиться о том, чтобы большевистский
фанатик не добрался до своих. Такой Степа мог стоить целой роты и...
и даже обрадовался. Там, у Семен-Креста, он мог просто задушить Степу -
руками. Но теперь им идти вместе до самого зеленого моря, чтобы двинуть
друг другу в челюсть на прощанье, а может, - кто знает, - обняться и
разойтись навсегда. Его рука уже никогда не поднимется на брата полковника
Лебедева, на красного командира, когда-то не пожалевшего воды для
умирающего беляка. И слава Богу - подумал он с облегчением. Он будет
убивать большевиков до конца, но этому не суждено погибнуть от его руки.
приподнимаясь со своего спартанского ложа. - Мы ж договаривались по два
часа дежурить?
минуты.