Чтение 12–й страницы книги ~Черный столб~

рулеткой вперед, отмеряя очередные двадцать пять метров, и Кравцов
поглядывал на него с беспокойством. Конечно, до столба еще далеко, но кто
его знает, на каком расстоянии он сегодня начнет притягивать...

- Товарищ Кравцов, - раздался голос Морозова. - На каком расстоянии
потянуло вчера вашего Чулкова к столбу?

- Примерно десять метров.

- Десяти не было, - сказал Чулков. - Метров восемь.

- Ну нет, - возразил Кравцов и, окликнув Джима, повторил вопрос
по-английски.

- Ровно двенадцать ярдов, - заявил Джим, - ни дюйма больше.

Морозов коротко рассмеялся.

- Исследователи, - сказал он. - Вот что: поставьте приборы на
тележку. Паркинсон, вернитесь. Будем продвигаться вместе.

Палуба вдруг заходила ходуном под ногами. Долговязый Джим упал на
ведерко с краской. Юра повалился на спину, прижимая к груди ящичек с
кварцевым гравиметром. Уилла кинуло на Морозова. У основания столба
яростно и торопливо заклубился пар, плот заволокло белой пеленой.

Понемногу толчки затихли и прекратились вовсе. Ветер разматывал
полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых костюмах из
стеклоткани стояли тесной кучкой - бессильные перед грозным могуществом
природы.

- Кажется, скорость столба возросла, - проговорил Уилл, задрав голову
и щуря глаза за прозрачным щитком.

- Это покажут локационные измерения, - сказал Морозов. - Ну-с,
продвигаемся вперед.

И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой
тележку с приборами и разматывая рулетку.

Замер на отметке 200 продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока
маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное
положение.

На отметке 125 Морозов велел всем обвязаться канатом.

На отметке 100 Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и
испаряется; Юра протянул ему кусок мела.

На отметке 75 Уилл сел, скрючившись, на тележку и коротко простонал.

- Что с вами, Макферсон? - обеспокоенно прозвучал голос Морозова?

Уилл не ответил.

- Я отведу его на катер, - сказал Кравцов. - Это сердечный приступ.

- Нет, - раздался слабый голос Уилла. - Сейчас пройдет.

- Немедленно на катер, - распорядился Морозов.

Кравцов взял Уилла под мышки, поднял и повел к борту. Он слышал
тяжелое дыхание Уилла и все повторял:

- Ничего, старина, ничего...

В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов
страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем, и
свой тоже. Лифт остановился. Кравцов распахнул дверцу и заорал:

- На катере!

Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли
Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец указал
на кармашек под поясом своих шортов. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка
стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину.

- Еще, - прохрипел Уилл.

Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из
матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет.

- Срочно доставьте его на судно, - сказал Кравцов старшине
по-английски. - Вы понимаете меня?

- Да, сэр.

- Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда.

- Да, сэр.

Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед.
"Уилл, дружище, - думал он с тревогой. - Я очень к вам привык. Уилл, вы не
должны... Вы же крепкий парень..."

Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько
же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные,
они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем.

Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел
в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней
палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство - будто все это
происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за
нелепые мысли.

Он подошел к серо-голубым фигурам - они все еще делали замеры на
отметке 75 - и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что
отправил Макферсона на судно.

Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов.

- Резкий скачок, - пробормотал он. - Поехали дальше. Держаться всем
вместе.

Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой
стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в
руках. Джим разматывал рулетку.

Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась
по рельсам к столбу.

- Назад! - ударил в уши голос Морозова.

Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая
загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в
просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от
трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара.

- Вот она! - крикнул Чулков, тыча рукавицей.

На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден
столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему
прилепилась тележка... Вот они скрылись в облаках...

Люди оторопело смотрели, задрав головы.

- Тю-тю, - сказал Чулков. - Теперь ищи добро на Луне...

Джим бормотал проклятия.

А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились
ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки.

- На сегодня хватит, - услышал он голос Морозова. - Пошли на катер.

- Хочешь чаю? - спросила женщина.

- Нет, - ответил Уилл.

Он лежал в своей каюте, сухие руки с набухшими венами вытянулись
поверх голубого одеяла, - руки, сжатые в кулаки. Лицо его - загорелое и
бледное одновременно, - было неподвижно, как лицо сфинкса. Нижняя челюсть,
обросшая седой щетиной, странно выпятилась.

Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его
неподвижное лицо.

- Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.

- Набей мне трубку.

- Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.

Он промолчал.

- Теперь тебе не так больно?

- Теперь не так.

- Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя
работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех
месяцев не провел в Англии.

Уилл молчал.

- Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?

- Как ты очутилась в Японии? - спросил он бесстрастно.

- О, Уилл!.. - Она прерывисто вздохнула и подалась вперед. - Не
думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался... Ну,
в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я
попросилась туда. Я ушла от него.

- Ты всегда уходишь, - сказал Уилл ровным голосом.

- Да. - Она невесело засмеялась. - Такая у меня манера... Но вот что
я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.

Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.

- Ушам не больно? - спросил он.

- Ушам?

- Да. Слишком тяжелые подвески.

Норма невольно тронула пальцами серьги - большие зеленые треугольники
с узором.

- Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой
последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на "Фукуоке".

- Уйди, - сказал он. - Я хочу спать.

- Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл. - Голос женщины звучал
надтреснуто. - Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в
цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе
все вечера. Все вечера, Уилл... Все оставшиеся вечера...

- Послушай, Норма...

- Да, милый.

- Говард пишет тебе?

- Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.

- Во мне - во всяком случае.

- Все-таки, он наш сын. И ты бы мог, Уилл...

- Нет, - сказал он. - Довольно. Довольно, черт побери.

- Хорошо. - Она провела ладонью по одеялу - погладила его ногу. - Ты
только не волнуйся. Может, налить тебе чаю?

В дверь постучали.