Чтение 12–й страницы книги ~Часть этого мира~

Побежал в отчаянии, потом перешел на шаг. И побрел, хватаясь то за одну

стену, то за другую. Услышал какое-то посапывание впереди, устремился

на звук, увидел железную дверь. Попытался открыть - заперто.

Равномерное посапывание там внутри сменилось клацаньем. Прозвучал

звоночек, что-то прожужжало, щелкнуло, потренькало, и опять посапывание.

Машины разговаривали за дверью на своем машинном языке. Конфликтовали,

улаживали спорные вопросы, болтали, не слыша, не имея даже возможности

услышать его, Кисча, голос.

Со стоном он опустился на пол. Пришло в голову, что по правильному-то

следовало оставаться там, где он оторвал кусок флуоресцента. Хоть была

бы надежда, что кто-то станет разыскивать поврежденное место, придет.

Но, с другой стороны, неизвестно, сколько ждать там в темноте над

бездной и дождешься ли. Вполне возможно, что свет тут нужен был, лишь

когда монтировали конструкцию, а теперь люди вообще сюда не

показываются. Да и кроме того, теперь уже не поднимешься на сотни

метров наверх, не разыщешь во мраке, в жуткой путанице того кигонового

острова...

Неужели умирать? Хотя вот так, наверное, и умирают все, о ком слышишь:

"утонул", "сгорел", "сбит машиной". Слышишь, но не задумываешься, не

придаешь значения, самоуверенно полагая, что именно тебя-то случай не

посмеет коснуться, что твой конец будет красивым, даже слегка

величественным, логичным завершением чего-то большого. (Кстати, те

другие тоже полагали, пока не настигло.) Живешь, воображая, что впереди

еще целые вороха времени, которые, когда приблизится смерть, позволят

заново рассмотреть всю долготу прожитой жизни и последними усилиями

придать ей всей, даже туда назад, какую-то стройность. Но вот оно

пришло, и ничего не успеть. Приходится смириться с мыслью, что просто в

кромешном бессмысленном хаосе истории затеплилась, зажглась искорка

твоего сознания, недолго потлела, чадя, и гаснет.

- Может быть, так и лучше, - сказал он вслух. - Черт с ним! Цивилизация

все равно под откос. Где-то в середине двадцатого столетья человечество

достигло зенита, а впереди одна грохочущая металлом пустота. Ребят вот

жалко - много им еще придется доказывать, что-то объяснять, когда они

попробуют поступать по-человечески. А потом тоже уснут где-нибудь под

машиной.

Подумалось, что сейчас он даже и не хочет видеть людей - во всяком

случае, если то будут торговые агенты, сотрудники Надзора, судьи. Да и

вообще, все ведь заодно.

Он покачал головой. А может быть, даже и логика есть вот в такой

смерти. Последние годы он постоянно чувствовал, что технология уже за

горло берет - телевизором, стимсиверами в башке, ревом машин. А теперь

затянула в трубы, в эти гробы бетонные и задавила окончательно.

- У-у, гадюка!

Он ткнул ногой в стену. Ботинок задел что-то мягкое, податливое.

Кисч потянулся, поднял это "что-то". Поднес чуть ли не к носу. Еще не

понимая почему, почувствовал, что тело оплеснуло бодрящей, прохладной

волной.

В руке была белая кофточка Ниоль. Сделанная из немнущегося,

негрязнящегося материала, она была как только что из магазина.

Значит, девушка тоже здесь!

Но ведь и она чужая среди этой путаницы труб, в лабиринтах железа и

кигона. Она тоже сразу заблудилась на лесенках. Может ли это быть, чтоб

она полезла искать его? Неужели такие люди еще существуют, остались в

наш век? Он вскочил.

- Эй!.. Э-эй!

Звук коротко заметался в тесноте, стукаясь о стены, и оборвался.

- Э-э-э-эй!

Кисч побежал вперед.

Тупик.

Повернулся, выскочил на перекресток.

- Эй! О-го-го-го-о-о!

Прислушался, держа кофточку в руке как доказательство для судьбы, что

имеет право ждать ответа.

Ничего.

Метнулся в коридор, уперся, бросился назад. Повороты мелькали все

одинаковые.

Еще через час примерно, охрипший, побитый, он сел на пыльную балку,

пересекающую узкий проход. Было совсем темно, только провод на потолке

тлел красной нитью. Слой пыли на балке показывал, что здесь годами

никого не бывает. От жажды и крика в горле першило, пересохший язык

казался во рту посторонней деревяшкой.

Подумал, что надо бы написать какие-то предсмертные слова - может быть,

когда-нибудь передадут жене и детям. Сунул руку в карман, нащупал

гибкий листок "Уверенности". Его передернуло, даже зубами заскрипел от

злости.

- Вот нарочно буду идти, пока не сдохну. Па ногах умру, а не лежа!

Попробовал разорвать листок, тот не поддавался. Бросил на пол, плюнул,

растер подошвой. Ноги заплетались, но он упрямо брел, вытирая плечом

стену. В темноте не то чтобы увидел, а как-то почувствовал дыру внизу,

на уровне колен. Нагнулся, кряхтя, всунулся туда. Лаз был тесным,

клонился книзу. Кисч сначала перебирался на четвереньках, потом лег и

пополз. Лаз сжимался, было понятно, что тут не повернешься, не

выберешься обратно.

- Превратился в червяка. Или термита.

Лица вдруг коснулся ветер. Впереди забрезжило.

Поворот, решетка.

Кисч отодвинул ее, выглянул. Стал на четвереньки, поднялся на ноги.

Вправо и влево уходил ярко освещенный просторный туннель с зеленоватыми

стенами. И метровой ширины рельс тянулся посередине.

Магнитная дорога. А он, Кисч, находится в одной из ремонтных ниш.

Выкарабкался! Самостоятельно! Не по команде, не по намеку. Доказал,

одним словом.

Справа послышался коротко нарастающий свист. Перед глазами замелькало,

и тут же его воздухом дернуло так, что едва успел ухватиться за

решетку. Сыпались неясные пятна, ветер тянул и рвал. Потом все это

кончилось. Тишина.

- Так. Прекрасно Прошли вагоны...

Осмотрелся зорко, деловито. Вернулись все силы - даже те, каких

отродясь в себе не знал. Уж отсюда-то он выберется, хотя бы сутки

пришлось идти до станции. По всему пути должны быть рассеяны ниши, надо

только определить промежуток между поездами. Не оказаться застигнутым

составом, который мчится километров на триста в час.

Кисч принялся отстукивать в уме секунды. Насчитал трижды по шестьдесят,

услышал свист, отступил поглубже в свой проход.

Еще раз все то же самое и еще... Поезда следовали с интервалом в три с

половиной минуты.

- Хорошо. Значит, бежать полторы, а если не увижу ниши, вернусь.

Переждал еще один состав, отметив, что вагоны вплотную приходятся к