бокал доброго вина, кто-то предлагал подкрепиться. В окружении многих лиц
я то и дело теряла белое лицо господина Эгерта - а вокруг него столпились
все, и Муха, и Флобастер, и Фантин, и какие-то кухарки, и кучер - слуги,
похоже, все его очень любили. Только я одна стояла в стороне, у занавески,
и рука моя без всякого моего участия терзала и комкала несчастную ткань.
Мне казалось, что случилось что-то очень плохое. Ужасное.
расступилась; не оглядываясь и ни на кого не поднимая глаз, господин Эгерт
нетвердой походкой двинулся к дому.
на ногах, вокруг расстилались пустые поля с комьями коричневой земли,
рябые лужи под низким небом, ватный, безнадежный, осенний мир - но самое
страшное, он не мог понять, рассвет или закат прячется за глухим слоем
туч.
забвение - он ощущал только холод бегущих капель, ледяное прикосновение
ветра да глухую боль в спине; он растворился в холоде и боли, смакуя их,
как гурман смакует новое блюдо. Холод и боль давали право не думать больше
ни о чем. Еще минуту. Еще мгновение покоя.
кровь с израненных шпорами боков, заржала и кинулась вперед, не разбирая
дороги и поражаясь невменяемому поведению доселе доброго хозяина.
был...
бесстрастности. - Спектакль тут ни при чем. Отцу понравился спектакль. У
него просто закружилась голова, такое бывало и раньше, нужно дать ему
время прийти в себя, а не раздражать причитаниями... Возьми себя в руки,
Луар!
покосился на меня с упреком и, ведомый матерью, ушел в дом.
осадок остатками вина, так их, пьяненьких, и уложили спать, благо комнат в
доме было в достатке. Нас тоже хотели пригласить в дом - но Флобастер
вежливо отказался.
множество времени - целая вечность - чтобы на все лады размышлять.
Размышлять - в чем же и как я провинилась перед господином Соллем.
вывел оседланную лошадь, вскочил верхом и ускакал, едва перепуганный
сонный слуга успел отпереть ворота. Следом вышла женщина и отослала слугу;
ветер раскачивал фонарь в руках женщины, она долго стояла на дороге, и я
видела пляшущие по двору тусклые блики.
хлынул дождь.
Солля не кружилась голова.
всеми болями и несчастьями он шел к ней - к ней, а не от нее.
пришла навсегда и закончился сон о том, что она женщина, она счастлива и
счастливы ее муж и дети...
милые вчера и такие ненужные теперь. Эгерт ушел, после его ухода у Тории
не осталось друзей; даже на утро после смерти отца Тория не была так
внезапно, так болезненно одинока.
лошадку, она обреченно месила копытами грязь, а дождь молотил ее по спине,
и впору было подумать об укрытии - но Флобастер погонял решительно и зло,
и мне порой хотелось поменяться с лошадью местами.
чувствовать кнут. Чтобы искупить ту странную и ужасную вину, которой я
виновата перед Луаром и его отцом.
сцене? Он смеялся и сжимал руку жены, он улыбался, когда актеры вышли на
поклон...
собой защитников... Человек, отдавший приказ повесить десяток - да,
бандитов, но повесить же! И вдруг такое лицо...
меня.
сын, его мальчик, его гордость, его надежда, плод самой чистой на свете
любви. Лицо Луара в обрамлении просторного серого капюшона - и
проступившее сквозь него другое лицо, в таком же капюшоне, другое лицо, и
- небо! - ТО ЖЕ САМОЕ ЛИЦО! Усталый добродушный взгляд, узкие губы,
серо-голубые, как у самого Эгерта, глаза...
кинжал, как потом утверждала молва. Нет, он проткнул Фагирру острыми
рукоятями железных клещей - клещей палача...
ледяную лужу. Дождь плясал на его спине.
об этом знает лишь Эгерт - да пара поверенных горничных. Он убил того
человека - и свято верил, что вместе с ним загнал в могилу все самое
страшное, что было в их с Торией жизни...
приступы глухого беспокойства, которые он давил под пятой своего
безусловного заслуженного счастья...
преступление ордена Лаш раскрылось, горожане начали самосуд... А Фагирру,
он слышал, так и закопали - с клещами палача...
как мстят лишь изощренные палачи - он...
Эгерт закрыл глаза - и зря, потому что веселое лицо Луара в обрамлении
капюшона было уже тут. Только из глаз сына смотрел Фагирра: "Так-то,
Эгерт. Я знал, что рано или поздно захочешь оказаться там, где сейчас я.
Тебе следовало дать себя убить, Солль. Тебе не стоило противиться
неизбежному и бороться за жизнь женщины, которая уже тогда - уже тогда! -
несла в себе мое семя. Вот тебе подарочек из могилы - сынишка, которого ты
любил, как плод... самой чистой на свете любви, хе-хе. Я предупреждал
тебя, Солль - лучше быть моим другом, нежели врагом... А теперь поздно.
Плачь, Солль... Плачь..."
порога не переступал ни хозяин, ни слуга, и окрестные жители опасались
заросшей тропинки, подползавшей под тяжелую входную дверь. Дом был одинок
- но ни одна пылинка не смела касаться рассохшихся половиц, широкой
столешницы обеденного стола или клавиш открытого клавесина; с темных
портретов презрительно смотрели друг на друга чопорные, холодные лица.
в глубокое кресло, перед столиком сидел старый человек. Он был даже более
одинок, нежели это мог представить себе древний спесивый дом.
золотой предмет на длинной цепочке - медальон, тонкая пластинка с фигурной
прорезью.
верно и предано.