Карвером и Дроном не обступили его со всех сторон. Минут десять его
приводили в чувство - тщетно; стиснув зубы и закатив под лоб глаза, Солль
старательно изображал покойника - только если настоящие покойники в таких
случаях остывают и покрываются синевой, то Эгерт был горяч и красен - от
ни с чем не сравнимого, жгучего стыда.
отослал его в город. Он хотел было дать сопровождающего, но Эгерт сумел
отказаться; капитан подумал про себя, что и в тяжелой болезни Солль
проявляет редкостное даже для гуарда мужество.
сапоги и повалиться в кресло, как в дверь его комнаты постучали - вежливо,
но твердо. На пороге обнаружились Солль-старший и невысокий щуплый
человечек в сюртуке до пят - доктор.
недомогание и дать себя осмотреть.
едва ли не обнюхал; потом долго и вопросительно заглядывал Эгерту в глаза,
оттянув при этом его нижние веки. Все так же сквозь зубы Эгерт выдавливал
ответы на очень подробные вопросы, некоторые из которых заставляли
краснеть: нет, не болел. Нет. Нет. Прозрачная. Каждое утро. Раны? Может
быть, несколько пустяковых царапин. След на щеке? Несчастный случай, и уже
совсем не беспокоит.
истереться в кровь. Пожелав заглянуть Эгерту в глотку, врачеватель едва не
оторвал ему язык; потом вытер руки о белоснежную салфетку и, вздохнув,
порекомендовал обычное средство поставленных в тупик докторов:
кровопускание.
раскрыл черный саквояжик, откуда явились на чистую скатерть сияющие, как
весенний день, скальпели и ланцеты. Звякнули в ящичке маленькие круглые
банки, старая управительница притащила свежую простыню.
ему казалось, что лучше было бы вернуться на маневры. Отец, обрадованный,
что может хоть как-то помочь захворавшему сыну, заботливо помог ему снять
рубашку.
лезвие в неумолимой лекарской руке, как-то само собой выяснилось, что
кровопускание не состоится.
действительно очень больны...
дышал:
встала бледная пожилая женщина - Эгертова мать.
тот был голый до пояса, круглые мышцы рельефно выдавались, натягивая
чистую кожу - доктор печально пожал плечами:
пытался вытянуть из врачевателя хоть что-нибудь в объяснение его "увы":
означает ли это, что дела Эгерта совсем уж плохи?
произнес, обращаясь более к кабанам на гобеленах, нежели к семейству
Соллей:
господа... Но если молодого человека что-то беспокоит... Это не
медицинская проблема, любезные господа. Не медицинская.
это?
горестно стонало. Самым странным и неприятным оставалось то, что гордость
Эгерта была задета не снаружи, а изнутри.
врачебное дознание. Из зеркальной глубины на него смотрел все тот же
давний знакомец Солль - серо-голубые глаза, светлые волосы и поджившая
царапина не щеке. Будет шрам, решил Эгерт, проводя по отметине пальцем.
Отныне у Эгерта Солля появится особая примета. Что ж, шрам на лице мужчины
- скорее доблесть, нежели изъян...
дыхания кружке. Отчаиваться рано; если все, происходящее с Эгертом,
болезнь, то он знает верный способ излечиться.
расстроенного отца, Эгерт отправился прочь из дому.
благоволит лейтенанту Соллю. Оставалось загадкой, почему об этом до сих
пор не знал сам капитан.
тешась в жарких объятиях капитанши, он наслаждался также риском и
сознанием собственной дерзости. Особенно ему нравилось целовать Дилию,
заслышав шаги капитана на лестнице - ближе, ближе... Солль прекрасно
понимал, что произойдет, ежели капитан, порядочный ревнивец, обнаружит в
кружевной постели Дилии своего лейтенанта. Железные нервы красавицы не
выдерживали, когда вечно исполненный подозрений муж стучался к ней в
спальню; Эгерт смеялся и, смеясь, выскальзывал в окно, а то и в трубу
камина, прихватив на ходу одежду. И ни разу, ни единого разу проклятая
бестия Солль не уронил ни пуговицы, ни пряжки, не свалился с подоконника,
не наделал шуму... Обмирая, Дилия слышала одновременно шорох под окном и
грузные шаги мужа у самой кровати - и опять-таки ни разу бдительный
капитан не учуял близ супружеской постели даже запаха чужого мужчины.
рассчитывал теперь исцелиться от странной напасти.
грядущем блаженстве помогла ему преодолеть себя. Горничная, как водится,
была подкуплена; Дилия, чья красота прикрывалась лишь ажурным пеньюаром,
встретила Солля широко открытыми глазами:
жадной одновременно: красавица была польщена. Каким, однако, надо быть
рыцарем, чтобы тайком покинуть военный лагерь ради встречи с любимой!
павлиньим пером - знаком пылкой любви. Дилия, довольная, раскинулась на
постели, как сытая кошка:
улыбнулась. - Ваши дуэли взяли верх над вашей любовью... Я ревновала к
дуэлям, Солль! - капитанша тряхнула головой с таким расчетом, чтобы темные
кудри рассыпались как можно живописнее. - Если вы и впрямь убили кого-то -
разве это повод, чтобы оставлять Дилию так надолго?!
сладкий комплимент. Дилия мурлыкнула и продолжала, вплетая в голос
бархатные нотки:
знаю, что такое для гуарда маневры... Вы пожертвовали любимой своей
игрушкой - и будете вознаграждены, - полуоткрыв губы, Дилия подалась
вперед, и Эгерт ощутил густой розовый запах, - достойно вознаграждены...
мундира:
целая ночь... И завтра... и послезавтра... Да, Эгерт? Этот шрам, он
украшает тебя... Пусть это будет лучшее наше время...
Юркнув в постель, он ощутил, как горит ее гладкое, будто атласное тело.
Проведя ладонями вниз по упругим бокам, Эгерт вздрогнул: руки наткнулись
на теплое, разогретое горячей кровью красавицы железо.
маленький стальной ключ.
от души, слушая рассказ о рождении волшебного ключика "из мыльной пены".
Перед походом капитан пожелал помыться в бане - Дилия с трогательной
заботой вызвалась помочь ему и, в то время, когда ревнивец млел под
струями теплой воды и ласками нежных ладошек, исхитрилась завладеть
ключом, висящим на капитановой шее, и оттиснуть его на куске мыла. Капитан
отправился на маневры чистым и довольным...
горничная легла спать. Лаская жену своего капитана, Эгерт никак не мог
избавиться от мысли, что от полевого лагеря гуардов до города всего два
часа пути.
обнажала ее мелкие, влажно поблескивающие зубы. - Как давно, Солль...
Обними же...