не от камня родился. Мне тоже бывает страшно.
голову вверх.
все это ненадолго. Просто мне было не до того, сама знаешь.
принялось за свой бесконечный счет. Так продолжалось долго. Свеча совсем
оплыла. Электрические светильники, спрятанные за резными пилястрами, почти
не давали света. Зыбкая полутьма наполняла пространство зала. Тускло
отсвечивали монеты, прозрачные пряди волос той, что склонилась над
сундуками, отливали мертвенной желтизной.
до всего было дело. Братец, - звон монет прекратился, - ты постарел.
камень стены. Свеча погасла. Он примял пальцами дымящийся фитилек и
ответил, не поднимая глаз:
таким, таким родился, всегда себя таким помню.
внутри?
на земле, тем больше ты становишься мною. Что-то в нас поменялось местами.
Ты стал мягче и говоришь по другому.
превращается в рыхлый песок.
ненужный спор. Я устал и сейчас пойду. Скоро вся эта маета кончится.
Пришлому я дал отсрочку до вечера. Вечером мы устроим праздник - праздник
моей победы. Нашей победы, сестра.
слуги, черные муравьи, собрали все до последнего волоска. Здесь в ладанке
у меня клубок, скатанный из его волос. Я наполню его душу печалью, чтобы
приблизить вечер. Пусть умирает в печали.
протяжный звук, он сливался с шумом листвы, ветви пригибались к решетке, и
стук дерева о металл наполнял мелодию ритмом.
откуда доносится музыка. Он обогнул сад и двигался по тенистой улице с
низкими одинаковыми домами.
приглядывался к прохожим, люди не отводили взгляда, но смотрели
равнодушно, как в пустоту, и, не оборачиваясь, проходили мимо. Он дважды
заговаривал ни о чем, что-то ему отвечали, чиркали перед сигаретой
спичкой, а он все пытался понять, не уловка ли их спокойствие.
подбородок, не находить ничего, кроме гладкой выбритой кожи и узкой
полоски пластыря, прикрывающей неосторожный порез.
Уже час он бродил впустую, проходя по случайным улицам и медленно
приближаясь к центру. С утра небо заволокло облаками, они двигались по
широкому кругу, словно кто огромной мешалкой перемешивал в небесном котле,
взбивая мутную пену.
внятней, в ней ясно просвечивала печаль. Приглушенные голоса труб не
сыпали звонкой медью, а звучали будто из-под воды, скупо и напряженно
вытягивая ноту за нотой.
Князь не любил похорон. Он представил открытый кузов, заваленный неживыми
цветами, между которыми, словно змеи, затаились черные ленты; как машина,
едва вращая колесами, тащится впереди толпы; представил лица в толпе,
тужащиеся казаться скорбными, - унылые, постные лица; детей, которым
старухи ладонями позакрывали рты; оркестрантов в обшарпанных пиджаках -
как в паузах между игрой они выскребают перхоть и пованивают дешевыми
папиросами; и налившихся спиртом родственников, не знающих куда руки деть
и, забываясь, срывающихся на смех. И самого виновника торжества, с лицом
красивым и гладким - и фальшивым, как восковое яблоко.
но почему-то не смог - не прислушавшись к спазмам души, ноги понесли его
сами, и через два квартала на площади у здания мэрии он и увидел то, чего
не хотел увидеть.
занавешенными изнутри стеклами. Он медленно плыл среди луж, отсвечивая
лаковыми боками. Следом ехал другой, такой же длинный и черный, верх его
был открыт, за рулем сидела сгорбленная фигура шофера. А за ним - Князь
вздрогнул, когда увидел, - руки сложив на груди, высился человек в плаще.
мокрой площади движется не автомобиль, а мимо пасмурно глядящих домов
проплывает погребальная лодка. На широком заднем сиденье, подобно живой
горе, развалилась тимофеевская собака.
неестественно прямо, руки с силой вцепились в борт, глаз было не видно.
Ему и не нужно было их видеть, настолько живо и ясно стояли они перед ним.
музыки он не слышал, только видел одинаковые затылки, плечи и черных птиц,
кружащихся над непокрытыми головами.
расталкивая локтями строй, стал пробираться к машине. Только сейчас,
окруженный молчаливой толпой прощающихся, он обратил внимание на лица.
Люди двигались, как слепые, у некоторых были закрыты глаза. Губы не
шевелились, щеки ввалились внутрь, от синих височных впадин расходились
йодистые круги. Они мерно передвигали ногами - шаг в шаг, послушно
поворачивали и стояли, когда поворачивали и стояли другие. Князю сделалось
не по себе. Хоть бы кто из них перемолвился словом. Хоть бы кто ругнулся
по-матерному или на ногу ему наступил. Князь смотрел на блеклые лица,
стараясь разглядеть среди них хотя бы одно живое.
подобранные фигуры. Они двигались под похоронную дудку, звуки музыки их
вели. Князь пытался рассмотреть оркестрантов, тянул голову над толпой, но
ни блеска труб, ни лоснящихся кож барабанов, как ни всматривался, не
увидел.
людей, следующих за машинами, немного - не больше сотни. Теперь же, когда
Князь слился с толпой и упорно двигался, опережая идущих, бесконечное море
спин и вытертых неподвижных затылков никак не хотело кончаться. Он спешил,
работал локтями, обгонял одного, другого, а до машины и сидящей в ней
женщины расстояние не сокращалось.
на толпу тень. Пес сидел неподвижно - дремал, спрятав голову под себя,
торчащее рыжеватое ухо было обращено к толпе и лениво вздрагивало, когда
глухо ударяли тарелки. Женщины увидеть не удавалось.
проплывали дома. Из задернутых занавесками окон не выглядывали любопытные
лица. Балконы были пусты, не хлопали двери парадных. Деревья, заполнявшие
паузы в сером течении камня, уныло склоняли кроны, они словно стеснялись
своего зеленого цвета и старались казаться мертвыми, пока не кончится
шествие.
долгая тягучая нота звучала и не хотела кончаться. Доходя до вздоха трубы,
она возвращалась к началу и снова начинала движение, однообразное, как
морская волна.
голову. Тело его подалось назад, и длинная худая рука опустилась на
загривок собаки. Пес приподнял морду и преданно посмотрел на хозяина. Тот
ему что-то сказал, пес взглянул на идущих и оскалил красную пасть.
но многие, втянувшись в ходьбу, продолжали шагать на месте. Князь увидел,
что дома по сторонам кончились, а вместо них поднимаются к небу высокие
кладбищенские кресты.
сиденье, и только теперь Князь заметил, что около его головы поднимается,
словно цветущая лилия, широкая труба граммофона. Так же молча Тимофеев
сошел с машины. Он обогнул ее спереди и открыл правую дверцу. Женщина
продолжала сидеть. Тогда Тимофеев с силой схватил ее за руку, она нехотя
поднялась и, покачиваясь, вышла из автомобиля. Опять заиграла музыка.
Князь видел квадратный ящик и блестящий коготь собаки, налегающий на
бегущий диск.
скрипка. Кашляющий басок саксофона пытался ее поймать. Он ловил ее, она
убегала. Костлявые пальцы пианиста бегали взапуски по клавишам, потом
кто-то сильный и наглый ударял играющего по рукам, и звуку оборвавшихся
струн вторил на ксилофоне дятел.